Страница 10 из 20
2. Глеб Юрьевич (мать – половчанка, дочь хана Аепы Осеневича);
3. Владимир Андреевич из Дорогобужа (мать – половчанка, внучка хана Тугоркана);
4. Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, сын Юрия Долгорукого.
5. Мстислав Ростиславич (бабушка – половчанка, дочь хана Аепы Осеневича).
Смоленские Мстиславичи
6. Роман Ростиславич из Смоленска (жена – дочь черниговского князя Святослава Ольговича, не половчанка (см. ниже);
7. Рюрик Ростиславич из Вручого (жена – половчанка, дочь хана Белока);
8. Давид Ростиславич из Вышгорода;
9. Мстислав Ростиславич Храбрый.
Черниговские Ольговичи
10. Олег Святославич (бабушка по отцу – половчанка, дочь хана Осулука; мать – половчанка, дочка хана Аепы Гиргенивича);
11. Игорь Святославич (бабушка по отцу – половчанка, дочь хана Осулука; мать – половчанка, дочка хана Аепы Гиргенивича).
Как видим, подавляющее большинство русских князей, громивших Киев, связано с половцами, причем кровно.
Но особое внимание в этом списке стоит уделить двум князьям.
Первый – это князь из смоленских Мстиславичей, Рюрик Ростиславич. На то время он сидел во Вручем (Овруче). Необычайно честолюбивый, он за период с 1173 по 1210 г. девять раз (!) садился на киевский стол, что является абсолютным рекордом. С 1181 по 1194 г. он фактически являлся соправителем великого киевского князя Святослава Всеволодовича (из Ольговичей). Во время оного правления они организовали несколько удачных походов против половцев. Автор «Слова о полку Игореве» среди прочих князей обращается и к «буй Рюричу», воины которого «злачеными шеломами по крови плаваша». В 1202 г. Рюрик Ростиславич был изгнан из Киева бывшим зятем, галицко-волынским князем Романом Мстиславичем, сыном уже упомянутого Мстислава Изяславича. 3 января 1203 г. он вернул себе Киев (в четвертый раз, кстати) с помощью Ольговичей и все тех же половцев, отдав тем в виде платы (и мести киевлянам) Подол на разграбление. Как видим, громить Киев – дело ему уже привычное.
Второй – это известный всем со школьной скамьи Игорь Святославич, герой «Слова о полку Игореве», именно тот, который хотел «копие приломити конец поля Половецкого». К сожалению, как следует из летописи, он не был таким непримиримым борцом с «погаными», каким показан в «Слове…». Скорее наоборот. С ханом Кончаком, его главным противником по «Слову…», он был знаком задолго до своего злосчастного похода. В 1181 г. (до событий, описанных в «Слове…») на реке Черторые Ольговичи вместе со своими половецкими родственниками были разгромлены в очередной «которе» за Киев – на сей раз смоленскими князьями.[20] Как пишет Ипатьевская летопись, «…Игорь же виде въ Половце побежены и тако с Кончакомъ въскочившае в лодью, бежа на Городець къ Черниговоу». По дороге в Чернигов, надо думать, друзьям по несчастью было о чем поговорить – ведь и сам Игорь был на 3/4 половцем, половецкий язык наверняка знал; да и видом от Кончака вряд ли отличался: ведь если у А. Боголюбского, на 1/2 половца, так ярко выражены азиатские черты лица, то у Игоря Святославича – и подавно.
И в свой, прославленный неизвестным автором, поход Игорь отправился отнюдь не из чувства сострадания к христианским полоняникам и не за поруганную честь православия, а лишь из корысти. Если верить летописцу, осознав провал свого похода, «…Игорь… помяноухъ азъ грехы свое пред Господомь Богомъ моимъ, яко много оубииство кровопролитє створихъ в земле крестьяньстеи, яко же бо азъ не пощадехъ христьянъ, но взяхъ на щитъ городъ Глебовъ оу Переяславця. Тогда бо не мало зло подъяша безвиньнии христиани: отлоучаєми отць от рожении своїх, братъ от брата дроугъ, от дроуга свого, и жены от подроужии своихъ, и дщери от материи своихъ, и подроуга от подроуг своєя и все смятено пленомъ. И скорбью тогда бывшюю, живии мертвымъ завидять, а мертвии радовахоуся, аки моученици святыи. Огнемь от жизни сея искоушениє приємши. Старце поревахоуться, оуноты же лютыя и нємилостивыя раны подъяша, моужи же пресекаєми и расекаєми бывають, жены же оскверняєми. И та вся створивъ азъ. Рече Игорь – не достойно ми бяшеть жити, и се ныне вижю местье от Господа Бога моего». Киев Игорь почему-то не вспомнил, а только Глебов, разграбленный под его началом, – видно, Игорь считал, что ответственность ложится прежде всего на руководителя, а не на подчиненных.
По мнению Ипатьевской летописи, Игорь проявил благородство, не бросив «черных людей» в степи на растерзание превосходящим силам степняков и не убежав. Но это никак не повлияло на исход сражения. И надо все же признать, доля риска после поражения для князя (родственника степняков и друга главного хана) и простого ратника несоизмерима. Бежав из плена (при «странном» попустительстве хана Кобяка), Игорь Святославич еще будет ходить на половцев – но это не будут половцы из орды Кобяка. Да и сын Игоря Святославича, тоже плененный, вынужден был взять в жены дочь хана Кончака, чтобы получить свободу. Кстати, во святом крещении невестка Игоря Святославича именно это имя и получила – Свобода…
Итак, за долгие годы существования рядом Руси и Половецкого поля на свет появилось несколько поколений метисных князей. Но дело не столько в разрезе их глаз, цвете кожи и т. д., сколько в отношении «новых русских князей» к своим подданным в своем собственном уделе и в отношении «новых русских князей» к единству Руси вообще.
Что касается первого, то «новые русские князья» проявляли, как правило, большую импульсивность и склонность к жестокости. Что касаемо второго, то тут надо отметить все нарастающее безразличие «новых русских князьей» к Руси как соборному и священному понятию…
Последним известным нам из летописей «половецким зятем» из русских князей был Ярослав Всеволодович, внук Юрия Долгорукого. В 1206 г. отец женил его на дочери хана Юрия Кончаковича. Но о Ярославе Всеволодовиче мы поговорим позже и более обстоятельно.
Среди же множества русско-половецких браков нельзя не выделить один. Как правило, русские князья брали в жены ханских дочерей – из прагматичных побуждений. Но за половцев («поганых») своих дочерей не отдавали – даже когда те потихоньку начали креститься. Но в 1159 г., говоря о хане Башкорде, летописец называет его «отчимом» удельного князя Святослава Владимировича Вщижского, «бе бо мати его бежала в Половци и шла за ны». Что ж, вот уж действительно, любовь не знает границ…
Глава 5
Смерть на Клязьме: история суздальского «самостийничества»
Говоря о процессе распада Киевской Руси, следует признать, что главным его движителем были княжеские «которы» (усобицы).
Киевская Русь включала в себя обширные территории различных восточнославянских и неславянских племен, что стимулировало центробежные силы. Однако, несмотря на племенную пестроту, отнюдь не потомки племенной знати таили в себе угрозу распада централизованного государства. Спонтанные выступления покоренных племен жестоко пресекались (вспомним подавление восстания древлян княгиней Ольгой), а благодаря принятию христианства, внедрению грамотности, расширению внутренней торговли и миграции населения к концу XI в. племенные различия начали стираться. И хотя еще Владимир Мономах вспоминал, что отец его дважды посылал на мятежных вятичей, возглавляемых племенным вождем Ходотой, это было скорее исключение из правил. Старые племенные названия со временем исчезали, взамен образовались территориальные: вместо полян появились киевляне; северяне были вытеснены черниговцами, кривичей заменили смоляне и псковичи, галичане явились на смену тиверцам…
Угроза раскола государства появилась оттуда, откуда ее меньше всего вроде бы можно было ожидать, – из самого великокняжеского дома. Обилие великокняжих отпрысков без четкой и эффективной системы наследования ввергало страну в хаос междоусобиц каждый раз, когда умирал прежний правитель. Так было после смерти Святослава Игоревича. Так было после смерти великого князя киевского Владимира Святого. Так случилось и после смерти Ярослава Мудрого.
20
Кстати сказать, именно после боя на Черторые Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич договорились о совместном правлении.