Спящий

Навстречу под размеренный цокот подков на брусчатке проскакали два верховых констебля. Я не обратил на них никакого внимания, просто шел и разглядывал поток, который вырывался из огромной каменной трубы с одной стороны моста и вновь исчезал под землей не далее чем в полусотне метров с другой. Мутная после недавних дождей вода бурлила и пенилась.

По боковой лестнице я поднялся на мост и огляделся по сторонам. Хмурая погода отпугнула далеко не всех здешних художников; праздные зеваки с интересом разглядывали их работы, но мало кто задерживался заказать карандашный шарж или полноценный портрет. Куда большей популярностью пользовался уличный бэнд, перепевавший недавний хит «Выключи свой свет, лунный человек». Впрочем, монеты в футляре от скрипки звенели не так уж и часто.

Мой старый знакомый Шарль Малакар сидел на складном стульчике у статуи Микеланджело. Сейчас он был занят очередным клиентом; я посмотрел на хронометр и решил подождать, пока художник освободится.

Торопиться мне было некуда. Перед возвращением в отель еще предстояло решить, что можно открыть Лилиане, а придумать правдоподобную причину для столь крутого изменения планов совсем не так просто, как это может показаться на первый взгляд.

С обреченным вздохом окинув взглядом дворцы и башенки Старого города, я облокотился на ограждение и посмотрел вниз на быстрый и мутный поток воды. Неподалеку вдруг гулко хлопнуло, и мост в один миг заволокло густым оранжевым дымом. Полагая, что это дурачатся уличные комедианты, я выпрямился и недобро ругнулся, стягивая с лица очки, но тут же раздался еще один хлопок, куда тише прежнего.

Тело среагировало само. Я припал на левую ногу, накреняясь, и тотчас что-то прогудело у правой щеки.

И тут же – новый хлопок!

Инстинкт бросил меня в сторону, но на этот раз невидимый стрелок рассчитал упреждение, и в бедро словно забили раскаленный штырь. Я упал на одно колено, и лишь это уберегло от второго ранения. Пуля угодила в ограждение моста, полетели каменные осколки.

Резким рывком я поднялся на ноги и вскинул выхваченный из кармана «Цербер», но из-за безветрия затянувшая мост оранжевая пелена развеивалась чрезвычайно медленно, и стрелка разглядеть не получилось. А вот он видел меня отлично.

Очередной хлопок застал на полушаге, и вновь лишь сверхъестественное чутье позволило избежать верной смерти. Я шатнулся вбок, что-то ударило по правой руке, и она тотчас обвисла словно плеть. Шок от ранения заставил замереть на месте, следующая пуля угодила в живот.

В голове помутилось, все мысли растворились в ошеломляющей вспышке боли, осталось лишь желание жить. Вцепившись в каменное ограждение моста, я выпрямился и тут же навалился на него грудью, получив пулю в спину. На миг замер так, а потом перевалился через отполированный прикосновениями случайных прохожих гранит и рухнул вниз, в несшийся под мостом поток.

Прямиком во тьму.

Часть вторая

Пациент. Наследственная патология и электротерапия

Колокола. Когда я очнулся, звонили колокола.

Беспрестанно звонили. Звон то усиливался, полностью заполоняя голову, то стихал и доносился откуда-то издали, едва-едва, на самой грани слышимости.

Но полностью он не умолкал ни на секунду, ни на миг – все гудел, гудел и гудел.

Бом! Бом! Бо-о-ом!

Иногда звук плыл, иногда его перекрывал какой-то посторонний шум, но я слышал звон и только звон, как если бы колокола надрывались прямо в голове. Быть может, они и пробудили меня к жизни? Я этого не знал. Я плыл в беспредельной черноте, не чувствуя собственного тела, не способный пошевелить ни рукой, ни ногой, и мог только слушать. Вся моя жизнь была одним сплошным звоном.

Бом! Бом! Бо-о-ом!

А потом вернулось обоняние. Сквозь дурман забытья пробился резкий запах нюхательной соли, и тут же накатили все остальные ароматы. Пахло медикаментами и антисептиком, к ним добавлялась вонь человеческих испражнений и гниющей плоти.

Больница?!

Запахи пробудили память; вспомнилось, как на Римском мосту кто-то всаживал в меня пулю за пулей, и немедленно навалилось головокружение. Головокружение? О нет! Закружило меня всего целиком! Закружило и потянуло в безмолвие и тьму.

На миг пропал даже неизменный колокольный звон, но тут выяснилось, что осязание оставило меня не в полной мере. Резкие шлепки пощечин пробились даже через онемение забытья.

– Нет! Нет! Нет! – послышалось откуда-то из беспредельного далека. – Не покидай нас! Этот бренный мир еще не готов распрощаться с тобой!

И вновь в нос ударила едкая вонь нюхательной соли. Я на миг задохнулся, потом закашлялся и задышал.

О дьявол! Я же под наркозом!

Морфий? Похоже на то…

И сразу перестали звонить колокола. Взамен пахнуло дешевым табаком и перегаром.

– Ну наконец-то заткнулись! – недовольным тоном произнес кто-то поблизости. – У меня от этого паршивого трезвона голова разболелась!

Собственного тела я по-прежнему не ощущал, сознание мягко покачивалось в беспредельной черноте, и даже думать не хотелось, что станется со мной, когда отпустит наркоз.

Сколько было попаданий? Три, четыре? А ведь еще я сверзился с моста…

– И главное, было бы ради чего трезвонить! – вновь нарушил тишину невидимый жалобщик.

– Уймись! – одернул его голос грубый и недобрый. – Не каждый день императрицы умирают.

– Давно старуху черти в аду заждались.

– Уймись, я сказал!

Почудилось легкое покачивание, а потом толчок, как если бы с носилок меня переложили на больничную койку. Санитары удалились, и я остался в тишине, темноте и одиночестве. Но ненадолго.

Слух почти полностью восстановился, и потому я расслышал и скрип двери, и стук подошв по каменному полу.

– Ну и что тут у вас? – с протяжной вальяжностью поинтересовался кто-то пару секунд спустя.

– Сиятельный, – прозвучал быстрый ответ с легкими нотками заискивания. – Доставлен без документов, в сознание не приходил. Пулевые ранения в предплечье и бедро сквозные, пулю из внутренностей мы извлекли, еще остается одна в спине.

Профессор, почему-то я подумал именно так, фыркнул и с недоумением спросил:

– Почему вы решили, что этот случай меня заинтересует?

И вновь местный врач ответил без малейшего промедления:

– Сиятельный и христианин. Вам такое нравится, профессор.

– Откуда вы это узнали, если он не приходил в сознание? Он что же, разговаривал под наркозом?

– Посмотрите сами, господин Берлигер.

Почудился порыв воздуха, словно с меня сдернули простыню, а потом профессор озадаченно протянул:

– Да, это многое объясняет.

– Я, как только увидел татуировки, сразу вспомнил о вас, господин Берлигер.

– Но полумертвый сиятельный, пусть даже и христианин…

– Состояние пациента стабильное, – уверил собеседника врач.

– А пуля в спине?

Вопрос застал медика врасплох, и он замялся.

– Скрывать не буду – ранение серьезное. Подозреваю, пуля застряла в позвонке. Я за столь сложную операцию не возьмусь, но вы и ваш ассистент творите настоящие чудеса!

– Не надо лести, – с легкими нотками брезгливости ответил господин Берлигер. – Лесть – это лишнее.

– Ваш ассистент – лучший хирург, которого я знаю!

Нестерпимо захотелось, чтобы мной занялся столь опытный врачеватель, но, как ни тужился, я не смог выдавить из себя ни слова.

Проклятье! Да что за напасть?!

А профессор явно сомневался, стоит ли ему браться за мой случай.

– Даже не знаю, – задумчиво протянул он. – Пусть нам и доводилось оперировать сложных пациентов, но нет никакой гарантии, что его получится довезти до клиники живым.

– Но это уникальный случай!

– И чем же он так уникален? Сиятельные христиане вовсе не редкость.

– А вот, поглядите! – загадочно произнес врач, и послышался странный звон, словно в стеклянной баночке стучал о стенки комочек металла. – Это пуля, которую я извлек из брюшной полости пациента.