Страница 47 из 73
- Не мешайте, - крикнул, разозлившись, - отойдите!
- Вот эти чернила попробуй, - Джагатай подкрался тихо, как лазутчик на задании, - выменял в гуляй-посёлке.
В отличие от остальных, он живой, и одежда не ветхая, а с иголочки.
- Почему ты выглядишь иначе? - спросил Рагнар, принимая фигурную скляницу.
- Потому что у меня есть эфирный амулет, - ухмыльнулся ундинионец, - выменял на твою жизнь.
Флакон взорвался в руках Рагнара не чернилами, а кровью, та протянулась по столешнице дорожкой...
Рагнар скользит по алой линии, та тянется через Стальное море к Синглии, вдоль неё к Декабрине, к отчему дому. Но на месте дома руины, странным образом смешанные с теми, в которых играли когда-то с Кранмером.
- Вот оно, - вырывается у Рагнара вздох, вздох понимания, - конец пути...
Появление Рагнара изменяет город - на глазах начинает разваливаться, разлагаться. Прочные каменные дома оседают пылью, мосты валятся в заполненные кислотой каналы, по улицам расходятся трещины, в трещинах зияет ничто.
- Третий день жизни эфирного двойника в отрыве от физического тела, - кивает Рагнар сам себе, - последний день...
Выбирается на пристань, к морю, но моря нет, есть серый туман. На волнах его покачивается зеленоватый от гнили корабль - с покосившейся мачтой, с истлевшими парусами. По ветхому, проседающему под ногами трапу, Рагнар всходит на точно такую же палубу, корабль стонет, скрипит. Когда же приходит время отплыть, поднимается в тусклое небо, к покрытому ржавчиной светилу.
[3]
Тело соткано из света, но ощущается как никогда остро. Каждую эмоцию Рагнар может разложить на составляющие, как расщепляют белый свет на радугу, затем сложить вновь. Окружающее пространство подобно звёздному небу, только распространяется во все стороны, а звёзды лишь одного цвета - жёлтого. Стоит сделать движение, как они растягиваются нитями канители, плывут то во фронт, то во фланг. Свет одних Рагнар отражает, не позволяет проникнуть в себя, со светом других сливается, переживая то или иное ощущение прошлого во всей полноте. Путешествуя так, начинает видеть узор, в него заключённый, а также отпечаток, оставленный этим узором в мире. Когда узор открывается полностью, то вспыхивает чистейшим жёлтым светом, затем жёлтое перетекает, переплавляется в голубое...
Окружающее пространство как было, так и осталось бархатно-чёрным, место же звёзд, рассыпанных золотой пылью, занимают ленты и полосы света, подобные северному сиянию. Раз за разом свет сплетается, собирается в одну большую волну, та проходит от края до края. Поглощённый волной, Рагнар какое-то время следует вместе с ней, затем вырывается, но стоит только освободиться, как приходит время новой волны. Вскоре понимает природу сияний - это то искажение, которое внёс своими чувствами и эмоциями в астральный пласт мира, оставленная узором печать. Теперь же Астрал возвращает сторицей, стремясь восстановить прежнюю свою форму, выправить оттиск. Вот только и Рагнару есть что вернуть, и он возвращает, бьёт светом в свет, сыплет искрами. Один из ударов отзывается перезвоном колокольчиков, мелодия затихает, гаснет, затем вдруг взрывается, звучит сама по себе, вспыхивает узором астральной сущности. Рагнар узнаёт узор почти сразу, поскольку принадлежит тот коту Булатику. Свет соединяется со светом, рождая новое существо, сотканную из больших вспышек и крошечных огоньков мантикору. Взмахи голубых лучей-крыльев льют свою песню, иначе Рагнар видит теперь волшебство саламандр, иначе видит их с Булатиком метаморфозу. Всё это здесь, в плоскостях астрального плана, где узор переплетается с узором, даже из несоединимого получается целое, и, самое главное, живое. Мантикора обрушивает песню полёта на катящиеся валом волны света, и прорывается, и летит дальше, пока голубое не выцветает в оранжевое...
Окружающее пространство то свивалось спиралью, то вытягивалось тонким лучом меж концентрических кругов света, то распадалось на множество сияющих островков; Рагнар и Булатик то извивались, то скользили, то уходили в полёт. Несмотря на многообразие форм, Рагнару этот астральный план, высший из трёх, представлялся одним большим храмом, чувствовал, все дороги ведут в одном направлении - к святая святых. Туда, где силы пересекались и переплетались, образуя основной узел, туда, где заканчивался Астрал и начинался другой план мироздания.
- Вот и встретились, - Алиера явилась в образе дивной птицы, - как же долго я тебя ждала...
- Теперь мы будем вместе? - спросил Рагнар, наслаждаясь её светом, извивами узора, невероятно красивого.
Алиера молчала, Астрал играл красками: переливал, смешивал, поджигал.
- Я верю, однажды обязательно будем, - последовал наконец ответ, - но не здесь, не сейчас.
- А где же? - не понял Рагнар, - на каком-то другом плане?
- Если б всё было так просто... - Алиера расправила огнистые крылья, снова сложила. - Я достигла высшей точки развития, пора уходить, ты же ещё не достиг и останешься. Видишь, как далеко расходятся наши дороги?
Объяснение озадачило Рагнара ещё больше, и тогда Алиера показала, перестав на это время быть Алиерой, перестав быть женщиной или мужчиной.
- Да, теперь понимаю, - сказал Рагнар после, - но как же мне хочется пойти вместе с тобой...
Она молчала, Астрал гасил краски: обесцвечивал, затенял, тушил пламя.
- Я тоже верю, что встретимся, непременно друг друга найдём, - Рагнар вспыхнул звездой, загремела мелодия, - но знаю также, что война моя не окончена, не окончена месть. До тех пор им длиться, пока не обретёт целостность каждое разбитое сердце, каждая сломанная жизнь, пока не обретёт целостность сам Разделённый мир!
[
Симбиоз, стадия двуликого
]
Интерлюдия вторая
[1]
Метки вспыхивали, расходились по внутренней поверхности обзорного купола концентрическими кругами, Аваллах наблюдал. Лавовое тело его имело вид человеческой фигуры: округлая голова без лица, колонноподобные руки и ноги, огромный торс, охваченный не одним магнитным коконом, а двумя. Раздуты коконы были до такой степени, что больше походили на сферы, одна облекала другую. Между сферами вспыхивали то нити, то искры, то спирали, цвет сфер при этом менялся, как и частота сокращений. Людям, заполнившим северную торговую площадь, подобное зрелище, без сомнений, пришлось бы по вкусу, вот только купол не то место, доступ к которым людям открыт.
Особенно яркая метка указывает человека с необратимым заклинанием взрыва внутри. Движения резкие, взгляд пустой, аура выцветшая. Отпихивает девочку с рыжими косами, увлечённую леденцом на палочке, отталкивает слившуюся в страстном поцелуе парочку, бросается к зеркальному куполу с криком:
- Будьте вы прокляты, нелюди!
Из тела самоубийцы высвобождается пламя, проходится огнекатком по тем, кому не посчастливилось оказаться рядом, зеркальному куполу, конечно же, никакого вреда. Вслед за огнём заклинания разгорается пламя паники, приходит в движение каток давки. Ужас, боль и отчаяние окрашивают ауры людей в ярко-красное, багровое, чёрное, симбионт Аваллаха спешит прикоснуться, сам Аваллах предпочитает подождать. Сторожевые маги и големы не позволяют распространиться как панике, так и давке, останавливают силой физической и волшебной. Аур, сжигаемых страхом, всё меньше, всё больше охваченных любопытством, жаждой взглянуть на чужую беду. На их фоне, самоцветами в грязи, выделяются всполохи фиолетового, всполохи сострадания, Аваллах устремляет нить к одной из таких аур. Меж астральными нитями двуликого образуется своего рода разность потенциалов, бегут молнии внутреннего диалога. Человека с сине-зелёной, словно бы покрытой плесенью аурой, исследуют уже вместе, и там есть, что исследовать. Одна часть этого индивида искренне переживает за пострадавших, другая же наслаждается, упивается их мучениями. Тоже двуликий, пусть и не в том смысле, какой вкладывают в это слово кадавры, потому, наверное, и прикосновение астральных нитей чувствует, озирается по сторонам...