Страница 4 из 73
[3]
Столкновение барж в посёлке обсуждали долго, Руте понравилось, как об этом сказала Бригитта - мелят, мелят, мелят, что твоё зерно в муку. Только к весне улеглось, поутихло, о другом стали думать да говорить, о предстоящем разливе. Порой Горячая разливалась обычно, а порой нет - в позапрошлом году был как раз такой случай. С южной окраины посёлка, за лесопилкой, залило много леса, и вода долго стояла, а когда вода из Горячей долго стоит, дерево становится волшебным. До того дошло дело, что из земли вылезать начали, на корнях ходить, на людей нападать - один такой живодрев и убил Нолана, разодрал сучьями-крючьями. Рута брата, самого в их семье старшего, очень любила, очень по нему плакала. А потом воду осушили, живодревов изловили да извели, одну заимку поставили, другую, третью, и получился починок, который назвали Заливным. Теперь туда переселенцев много стекается, волшебное дерево добывать.
- Опять со льдом возишься, да?
- А если и так, то что?
На заднем дворе была большая проталина, бежал ручеёк, Рута пускала по нему баржи, но от вездесущей Айрис разве скроешься?
- А то, что пора бы и повзрослеть - хватит детскими играми маяться!
- Ой, тоже мне взрослая!
Сёстры стояли друг против друга, по разные стороны ручейка - Айрис раздувала ноздри, Рута мяла в ладонях прозрачный ком.
- А я тебя позвать пришла, - сказала наконец Айрис, в голосе звенела обида.
- Куда? - буркнула Рута.
- Там мальчишки этого, как его, Тарнума бить собираются, - Айрис понизила голос, - пойдём поглядим, а?
- Какой ещё такой Тарнум?
Рута сделала вид, что имени не узнала, на самом же деле сразу всё поняла. Тарнумом звали того парня, что вырвал у голема-стража сердце, не запомнить его имени было просто нельзя. Отовсюду только и слышалось: Тарнум, Тарнум, Тарнум... Рута же больше думала не о нём, а о его отце. Точнее, о своём. Пожертвовал бы он собой ради семьи, встал бы на пути голема?
- Ну, тот, который с баржи, помнишь?
- Ах, этот...
- Так что, айда? - сестра протянула через ручей руку.
- Айда...
К нападению сильная половина "кулака" подготовилась основательно: и время рассчитали, и место, и чтобы не с пустыми руками.
- Главное, чтобы он без взрослых... - беспокоился Казарнак.
- Один у отца в кузне, - пыхтел Маклай, - за инструментом пришел. А возвращается всегда по этой тропке, я проверял.
Место было хорошее: ложбинка за кузницей, дорожка, которой пользовались скорее редко, нежели часто, густой можжевельник по склону вверх. Девчонок посадили с одной стороны зарослей, чтоб не мешали, сами засели с другой; у каждого в руке по ледяной дубинке - достал Казарнак.
- Кто-то идёт, кажется, - Маклай отвёл от лица лапу кустарника.
- Тише ты, увалень! - шикнул Казарнак.
- Нет, ну точно идёт...
- Да, это он, - подтвердил Ратма.
Казарнаку нужно было выпрыгивать первым, прекрасно понимал, но ноги застыли двумя ледышками. Столько раз представлял себе это: как первым бросится в драку, как будет бить дубинкой, как отберёт кусочек артефакта, который у Тарнума на шее... И вот он, Тарнум, но ноги почему-то не бегут, и хочется не в драку, а глубже в можжевельник. От бессилия на глазах выступили слёзы, мир стал радужным.
- А-а! - Маклай выдрался из зарослей, будто медвежонок, скатился по склону.
Тарнум в один миг сообразил, что к чему: отбросил мешок, в руках появилась палка в половину ритуального шеста, гладко отполированная. Увалень Маклай ещё не успел и скатиться, как получил удар по рукам, ледяная дубинка отлетела в сторону.
- У-у!.. - взвыл крепыш, и пошел, растопырив руки, намереваясь облапить.
А Тарнум увернулся, подсёк, навалился сверху, ткнул головой в мокрый снег. Рута, что осторожно выглядывала из хвойных зарослей, снова отметила, как похож тот на кошку: движения текучие, плавные, да ещё и фырчит!
- Не смей его бить, - каким-то не своим голосом прокричал Казарнак, - не смей!
Со склона с Ратмой они сбежали одновременно, одновременно же и ударили. Тарнум заслонился палкой, посыпались золотистые искры, похожие на зёрна пшеницы. Дубинка Ратмы брызнула осколками, как если бы разбилась большая сосулька, дубинка Казарнака осталась цела.
- Вот тебе, вот! - вопил он, нанося удар за ударом, - чтобы не задавался!..
Тарнума сбили с Маклая, образовалась куча-мала; мелькали кулаки, ноги, вихрастые головы. Рута скорее почувствовала, чем увидела брызнувшую на снег кровь:
- Что они делают, Айрис, что они делают?..
Желая остановить драку, Рута потянулась к кусочку артефакта у Тарнума на шее - вот он, пылает угольком, посередине дырочка, сквозь продета тесёмка. Рута коснулась, зачерпнула силу - получилось, получилось! - но сила тут же вырвалась, ударила, разбрасывая мальчишек в стороны. Можжевельник вспыхнул, и Айрис визжала, а по снегу рассыпались вылетевшие из мешка клещи, свёрла, ледорезы...
[Год десятый]
Первый страх
Хлада, посёлок Лучистый
[1]
Завёрнутое в чёрный саван тело пустили по водам Горячей, тоже чёрным. Бабушка Пенута умерла редкой для Северной Ленты смертью: тихо, у печи. Чаще случалось, что убивал лютый зверь холод, или лютый зверь мор, или же просто зверь. Какое-то время река несла саван, затем проглотила, утащила на дно.
- Забрала Горячая тело, - сказал алхимик Киприан, - хороший знак.
Какое-то время ещё постояли у русла, затем поднялись по широким ступеням, прорубленным в тверди, на берег, снова остановились. Баглай молчал, окунув взгляд чёрных глаз в чёрную воду, и все молчали. Когда открылось, что у Руты дар - сгоревший можжевельник прокричал на весь посёлок - бабушка и отец долго спорили, отдавать ли её на обучение Киприану. Могли бы и не спорить.
- Способности у девочки есть, - сказал чародей, - но малы, и уже сейчас идут на убыль. К тому же, у меня уже есть ученик...
Рута, услышав такой приговор, рыдала в три ручья, ненавидя и Киприана, и Ратму, и вообще целый мир, от Великого Хребта до Великого Рифа. А отец тогда тоже молчал, и шрам от уголка рта во всю правую щёку казался особенно безобразным. Волшебные вещи дарить перестал, чем делал только больней, но он, похоже, плохо разбирается в боли. Или, наоборот, чересчур хорошо?
- Запахнись, кроха, - прошептала мама на ухо, дёрнула шубку, - ветер с реки как ножом режет.
Рута послушно запахнулась, подняла меховой воротник, упрятала за ним нос. Посмотрела на Айрис - та следила за ребятишками, возводившими дальше по берегу снежную крепость. Казалось, сестре, как и им, нет до похорон ни малейшего дела. Даже отсюда Рута заметила, какие ребятишки чумазые, и одеты едва-едва - теперь она многое замечала, и без всякого там волшебства. Знала, что баржи с переселенцами в Лучистом больше не принимают, видела, как смотрители стреляли по тем, кто прыгал в воду, пытался плыть, видела глаза детей с вздутыми от голода животами, лица их матерей, будто бы замороженные. Но она же не виновата, что здесь, на берегу, а они - там?
- Почему барж иногда мало, по одной, а иногда - целыми вереницами? - давно мучивший вопрос задала брату, задала в прошлом месяце.
Фаргал был в настроении - щёлкнул по носу, тоже спросил:
- Ну-ка, вспомни, как наша страна называется?
- Северная Лента!
- Верно. А почему - Лента, а?
- Не знаю...
- А потому, что далеко от Горячей жить нельзя - там всегда холодно, вечная мерзлота. Селятся все по реке, а у реки, сама знаешь, коварный нрав. Вот и получается то густо - это когда она большое разорение учиняет, то пусто, когда спокойно себя ведёт.
- Почему тогда одних пускают, а других - нет?
- Вот заладила: почему да почему! Потому что всех не прокормишь. Есть закон, очень важный, о свободном переселении вдоль Горячей, но есть и ограничения на число жителей. Только один у нас город, Тёплая Гавань...