Страница 3 из 73
- Бригитта, я к тебе! - звонко кричит Рута, - можно?
- Не скачи, егоза, - ворчит та, - стол длинный, места хватит всем.
На самом деле Бригитта добрая, пусть и угрюмая, и не очень красивая. А вот Сабрина злая, хоть и красавица.
- Стол всех накормит, - говорит Фаргал, - печь обогреет.
Пока отец на работе, он за старшего, и почему бы не поважничать? Отец... Рута ещё не решила, как к нему относиться, отложила на потом. Может, поговорить с бабушкой Пенутой, попросить совета? Но тогда узнает, что у Руты дар, и все узнают - нет, такое никуда не годится. Значит, своими силами, как бы не казалось сложно.
- Мельда, отстань! - Айрис пихает кошку ногой, - пусть твоя любимая Рута тебя кормит!
- За своей бы Мелиссой лучше следила... - любимице Айрис достается уже от Руты.
- А я и слежу, и гребнем расчёсываю, это твоя Мельда всегда лохматая, как растрёпа!
- Не лохматая, а пушистая!
- И сама ты тоже растрёпа!..
Слово за слово, дело доходит до ссоры. Хорошо, сёстры по разные стороны стола, а то бы, никаких сомнений, вцепились друг в дружку.
- Сейчас обе получите, - осаживает их Ламанда.
- Нужно дать им одно дело на двоих, да-да, - шамкает Пенута, - лучше нет средства, чтобы сдружиться...
- Мудрый совет, - спешит согласиться Сабрина.
- Правильно! - Фаргал хлопает по столешнице.
Девочки затихают, но поздно, брат загорелся желанием их сдружить.
- Кучу дров видите? - спрашивает после завтрака, когда одеваются, собираются, выходят на задний двор, - нужно сложить под навес. И поторапливайтесь, поторапливайтесь, сейчас големы подойдут!
- Как же, такую кучу не заметишь, - бурчит Айрис. Глаза у неё голубые, как ясное морозное небо, волосы светлые до белизны. - Давай, ты слева, я - справа.
- Давай, - Рута натягивает рукавицы, поправляет шапку из лисьего меха. Она и сама как лисица, только не здешняя, белая, а заморская, с другой стороны света. Волосы у Руты рыжие, глаза зелёные, озорные, улыбка хитрая, с ямочками.
Вразвалку подходят два голема: в большой глыбе туловища, как в печурке, теплится огонёк, собранные из блоков руки и ноги нанизаны на нить чар. В передний блок руки можно встраивать разные приспособления, сейчас у одного колун, у другого зажим, и вот один подставляет, а другой бьёт.
- Эх, молодцы! - Фаргал хлопает в ладоши, - эх, красота!
[2]
После работы Рута на печной лежанке, согревается. В руках у неё ком волшебного льда, заговорённый так, чтобы можно было лепить, как из глины. Лепить, а потом разыгрывать сценки, любимая её забава. То о цвергах из волшебной страны Играгуд, то о грозных драконах Беллкора, то о лукавых саламандрах, способных, сбросив кожу, менять облик. Но сегодня другой сюжет, о Ламанде и Баглае, матери и отце. Он не бьёт, она не плачет, и рождается ребёночек, которого все любят. На миг Рута задумывается, сынишка это или дочь, решает, что сынишка всё же лучше. А как он появляется на свет? Не придумав ничего лучше, Рута отделяет от фигурки матери большой живот и лепит из него маленького человечка.
- Вот ты где! - над краем печи показалась голова Айрис.
- Что тебе надо? - от неожиданности Рута вздрогнула, быстро сгребла фигурки в кучу, смяла в ком.
- Там баржи, побежали быстрей!
Раздумывала Рута недолго: Айрис, конечно, вредина, а на печи тепло и слезать не хочется, но баржи - всегда событие, пропускать такое нельзя.
- Бегу!
У ограды встретили мальчишки - Казарнак, Ратма, Маклай.
- Ну, сколько можно ждать? - Казарнак приплясывал от нетерпения, - всё с вами пропустим!
- Не бойся, не пропустим, - Айрис задрала нос, - айда!
Свою компанию они называли "кулаком", потому что пятеро, как пальцев. Казарнак говорил, что это он первый так придумал, Айрис - что она. Большой палец - это Маклай, потому что самый крепкий, кряжистый. Сын кузнеца Пилипа, он как две капли воды похож на отца, только у Пилипа опалены и брови, и усы, и борода, а у Маклая только брови. Казарнак - это указательный палец, потому что самый главный. Черноволосый, остроглазый, пронырливый, почему и получил прозвище Шило. Айрис - это средний палец, потому что самая высокая и тоже считает себя главной. Ратма - это безымянный палец, потому что имени своего у него не было, дал алхимик Киприан. Пришёл Ратма откуда-то с севера, а откуда, не помнит, и вообще не помнит ничего. Худосочный, лопоухий, губы серые, вывернутые, будто отваренные. Если бы не Киприан, Ратму прогнали бы, но тот почувствовал в мальчике способность к чародейству, взял в ученики. И, наконец, мизинец - это Рута, потому что самая маленькая.
Пристань от посёлка отделял вал, сложенный из плотно пригнанных друг к другу глыб тороса - огромных, просто огромадных. Казарнак всех убеждал, что привезли их аж с самого Прохладного моря, но верил в это из "кулака" лишь простак Маклай. Людей у вала собралось уже много, поднимались по прорубленным в толще ступеням на плоский гребень. Взрослому бы не протолкнуться, но у "кулака" имелись свои лазейки, и вот готово, наверху.
А река Горячая несла свои тёмные до черноты воды, река Горячая не замерзала никогда. Начало она берёт на крайнем-крайнем севере, где Великий Хребет сходится с Великим Рифом, держат друг друга за руки. А Великий Хребет связан с Дырой, оттого вода в Горячей волшебная, а из волшебной воды, если зачаровать, получается волшебный лед. Так рассказывала Руте бабушка.
- Едут! - пронеслось по толпе, - едут!..
Потянуло кислой вонью ржавчины, по чёрной речной глади волнами пошло марево, из марева показались баржи - одна, вторая, третья. Две прошли мимо, третья стала забирать к причалу. У бортов её стояли големы-стражи, большие и высокие, меж ними расхаживал капитан, и Рута вдруг увидела, что он чёрный, как сама река. Нет, не внешне, а внутри, Горячая его разъела, пройдя сквозь защитные чары, как проходит сквозь скорлупу ореха червь.
- Никак ещё одна! - крикнул Казарнак.
Рута сначала услышала, потом увидела: четвёртая баржа шла еле-еле, надсадно скрипя, на палубе её были люди, много людей.
- Переселенцы, - высказал очевидное Маклай, он любил так высказываться.
- С последней что-то не так, - сказал Ратма тихо, но Рута разобрала и ей стало страшно. Сейчас что-то случится, поняла она, что-то плохое.
- Почему скрипит так сильно? - наморщил лоб Маклай, - может, самоходный механизм сломался?
- Да ну, - отмахнулся Казарнак, - просто там людей очень много, вот и скрипит!
Однако прав оказался Маклай: баржа с переселенцами дёрнулась, будто ей дал пинка великан, понеслась в сторону той, что была по счёту третьей. Поселковые смотрители, встречавшие у причала, кричали, размахивали ледяными дубинками, толпа на гребне замерла, затаила дыхание, как один человек.
- Вот это да... - протянула Айрис, большие глаза её влажно блестели.
Два марева встретились, баржи со скрежетом прошли бок-о-бок, вверх взметнулись алые искры чар. Борт грузовой сломался, чёрного капитана сбросило вместе с двумя големами на палубу баржи с переселенцами, накрыло волной.
- Смотри, смотри, дерутся! - Казарнак пихнул Руту в бок, показал пальцем.
На барже с переселенцами, и правда, началось неладное: големы-стражи, обожжённые водой, размахивали во все стороны квадратными кулачищами, топотали ножищами. Оно и понятно: на людей Горячая действовала, но зимой совсем чуточку, и если человек умеет плавать, и не нахлебается, переживёт без труда, а вот на големов Горячая действовала всегда, и не чуточку, а очень даже. Она их плавила, как и положено горячей воде, пролитой на лед. Одному голему досталось особенно: вода разрыхлила и голову, и грудь. Рута увидела, как крепкий мужчина заслонил женщину и двух мальчишек - жену и детей, понятное дело, а голем снёс ему голову, будто раздавил в руке сочный плод. И тогда младший подпрыгнул, вцепился в грудь стража, повис на одних пальцах, словно кошка. Ещё миг, и голем расплющил бы, сведя вместе кулаки-блоки, но парень отпрянул, повалился на палубу, в руке его горел головнёй артефакт сердца...