Страница 21 из 26
Обе эти идеологии представляют различные ипостаси пассивной «всечеловечности» России, отзываются иноземным правдам, забывая о правде внутренней. Нужно озаботиться не тем, чтобы вводить в России законы и порядки по лекалам других цивилизаций, а тем, чтобы выстроить свой материковый мир, избирательно и изобретательно опираясь на ближних и дальних партнеров и вводя разумные и обоснованные карантины против болезней нашего века. Например, против европейской «гуманитарной» мягкотелости, против дубовой американской политкорректности и склонности к двойным стандартам, против китайского гипертрофированного патернализма (который им, возможно, на пользу, но русских способен настроить лишь на новую смуту), против ближневосточного буйства мусульман (которое недопустимо у русских мусульман, у граждан России, где времена «буйства» и примирения горячих полюсов уже исторически пройдены и изжиты), против африканского «пофигизма», который способен поощрить в русских их собственные деградационные комплексы. Всю эту «пассивную всечеловечность» в России нужно распознать и отвергнуть. Оттенки же мирового разнообразия культур предстоит переработать в яркую и полную палитру ценностей, внятных для других историко-культурных миров.
Настало время построить в отдельно взятой России – не социализм, не коммунизм, не рыночный капитализм – а консерватизм.
На первый взгляд, звучит это забавно. Однако здесь-то и заключена так трудно усваиваемая истина. Вместо той или иной разновидности «рая на земле» мы призываем строить самих себя, реальную Россию, земную Россию, которая при этом не забывала бы и о небесном.
Это и будет настоящая русская традиция, настоящий консерватизм.
Аристократическое начало как принцип[16]
Вопрос о соотношении интересов государства и элиты нужно различать по отношению к исторической России (в веках) и современному положению нашего народа. Увы, сегодня мы лишены аристократического начала, оно было истреблено в начале XX века, его так и не удалось воссоздать через партийный механизм в советский период. И в новую эпоху мы вошли как будто с желанием навсегда избавиться даже от мысли о возможности подлинной элиты. Нас как будто хотят приучить к тому, что кроме псевдоэлиты больше ничего не может быть. Что политика грязное дело по природе своей, а серость и скука в среде политиков, депутатов и лиц, «назначенных» в 90-е годы миллионерами и миллиардерами – это норма. В последнее десятилетие в этом негласном споре, который ведется в области бессознательных предпочтений наших сограждан, добавился еще один аргумент в пользу безликих, не проявляющих инициативы элитариев – они способствуют «стабильности».
То, о чем предпочитают молчать практически все наши аналитики, о чем не принято говорить вслух, это то, что в современной России происходит колоссальный исторический сдвиг – происходит попытка формирования новой крупной буржуазии, нового класса реальных хозяев, которому служит государство. И нерешенным остается вопрос о соотношении прав и интересов этого нового класса с правами и интересами гораздо более могущественного международного капитала. Моя интерпретация этого процесса далеко не марксистская. Дело не в классовой борьбе, а в том, насколько жизнеспособна эта наша новейшая элита, насколько чутка она к реальным запросам страны и к реальным угрозам и вызовам XXI века. Не является ли наш правящий класс суррогатом элиты, который уклоняется от исполнения своих прямых обязанностей и долга перед страной?
В истории России интересы государства и интересы элит (то есть избранных слоев, социальных сил, ведущих нацию), конечно же, сопоставимы. Иначе исторической России просто не было бы. Они сопоставляются как подчиненная часть и подчиняющее целое. Олицетворением и волевым проводником этого подчинения в России традиционно выступает верховная власть, которая понуждает элиты служить целому, следовать воле «общего блага», понимаемого в разные эпохи неодинаково. Победы России и ее величие всегда строились не только на сверхусилиях простонародья, но и на самоотверженности аристократов.
Но в современной России мы наблюдаем грандиозную попытку эмансипации элит. Что это означает? Демократизацию? Либерализацию? Приватизацию государственных функций? Приближение к идеалам позднего Просвещения с избавлением от деспотизма авторитарной власти? Нет. Все это внешние покровы происходящего, по сути иллюзорные. Попытка эмансипации постсоветских элит означает явление, которое нередко происходит в разных государствах и цивилизациях в ходе кризиса идентичности: это попытка встроиться в международный «высший класс», престижный не с национально-культурной, а с глобальной точки зрения. Наши верхи не только не имеют собственной программы развития, но они воинственно настроены против самой идеи такой программы. Они нацелены на следование чужой программе и стоят на этом.
Но за отказ от автохтонности, переход на точку зрения глобальности нужно платить. И наши элиты платят. Первородство элиты, носительницы цивилизационного суверенитета, собственной историко-культурной субъектности и собственной миссии, продается за «чечевичную похлебку» дружеских посиделок в высшем обществе, поездок в Баден-Баден, признании со стороны «сильных мира сего». Но самое главное – это иллюзорное чувство спокойствия, «нормальности», комфорта, попытка самовнушения, что все идет по плану.
В чем отличие путинской элиты от ельцинской? В том, что при Путине «первородство» стали оценивать выше, приблизив его к «рыночному» уровню. Это повышение самооценки пропорционально повышению оценки стоимости активов российской экономики. Но суть дела заключается в том, что у «первородства» вообще нет стоимости. Это бесценная вещь. Ее можно оплатить лишь кровью и жертвой.
Сегодня, когда заговорили об инновационном росте России, возможность формирования новой элиты вырисовывается, как минимум, в одном направлении: это должны быть интеллектуалы высокой пробы, изобретатели, творцы, первооткрыватели. А также те, кто способен организовать инновации, внедрить изобретения в практику, преодолеть сопротивление косных слоев, которые не заинтересованы в реальном развитии, а хотят лишь сохранения гнилого «статус-кво». Очевидно, что движение вперед, да и просто выживание России невозможно без глубокой и всесторонней ротации правящих элит.
Охлократическая нелюбовь к аристократии – слепое чувство, принадлежность мироощущения людей с уязвленным самолюбием, внутренней ущербностью. Человек с чувством собственного достоинства сумеет оценить и достоинство других людей, сможет признать над собой и высшее начало, более благородное, более компетентное, более нравственно зрелое и т. д. Потому псевдоэлита и стремится так упорно вступить в «международный кооператив», что она, не будучи способна подтвердить свое превосходство реальными человеческими качествами, ищет внешнего подтверждения своего статуса.
Не имея аристократического начала в государстве, мы как нация будем вынуждены служить чужой аристократии, чужой элите, избранным других народов и цивилизаций.
Ценностные ориентиры динамического консерватизма[17]
Вопрос о стабильности и кризисе в современном обществе, если его поднимать с точки зрения предложенного Сергеем Георгиевичем Кара-Мурзой диалога о ценностях, может быть рассмотрен через некие пределы – предельные схемы, предельные основания. Мы описали эти пределы в концепции ценностей и антиценностей, представленной в доктрине «Молодое поколение России» (Доктрина была разработана нашим коллективом, нашим Фондом и его экспертами к XII Всемирному Русскому Народному Собору). Сергей Георгиевич призвал нас начать диалог о ценностях. Но ведь диалог этот придется нам вести между собой, его не с кем больше вести, как только внутри интеллектуального сообщества. И я не просто призываю его начать, но своим выступлением начинаю его здесь и сейчас.
16
Опубликовано на сайте Фонда Питирима Сорокина в 2008 году.
17
Опубликовано на сайте Фонда Питирима Сорокина в 2008 году.