Страница 19 из 69
Впрочем, на данном этапе эксперимента Зимина не волновала полноценность заполнения памяти Кротова-2, ему было интересно, как искусственный интеллект будет справляться с потоком информации, попав в непростую ситуацию беседы с человеком, чье понятие о реальности трудно было назвать типичным.
Начинались разговоры одинаково:
— Здравствуйте, Семенов.
— Здравствуйте, начальник.
— Семенов, я уже просил вас больше не называть меня начальником. Ко мне следует обращаться по-другому — господин академик.
— Понял, господин академик. А можно еще добавлять майор Кротов? Господин академик майор Кротов.
— Это допустимо.
— Очень хорошо, — говорил Семенов одобрительно, после чего переводил запрограммированный разговор в новое русло. Так опытный шахматист, быстро разыграв известный дебют, делает неожиданный ход. Когда у него было плохое настроение, он спрашивал:
— Когда это вы успели стать академиком? Хочу еще раз услышать эту замечательную историю.
Кротов-2 немедленно попадался на эту незатейливую уловку и начинал подробно рассказывать про длинный научный путь, который ему пришлось пройти, прежде чем он стал академиком. Горский оказался злым человеком, и история мыслика, записанная в его память, была полна несуразностей и глупых логических нестыковок. Семенов буквально помирал со смеху.
— Мне трудно разговаривать с домашними, — честно признавался Кротов-2. — Особенно с сыном. Он у меня инженер. В его годы я был бы счастлив расспросить такого опытного человека. Казалось, он сам должен просить меня поделиться богатым опытом. Я знаю тонкости работы! Но ничего подобного! Он не хочет меня слушать, а ведь я подготовил несколько поучительных историй из своего прошлого, в которых раскрываю секреты правильного осуществления научной работы. Но мой сын не готов выслушать поучения своего отца и отказывается со мной беседовать, впадая в непонятную ярость. По его мнению, мои представления устарели и не могут рассматриваться всерьез, поскольку только тормозят научный прогресс. Я, естественно, возмутился и попытался урезонить нахала, но был немедленно отключен. Горский запретил мне встречаться с сыном, как он сказал, это опасно, потому что тот не только отказался вести беседу, но и попробовал уничтожить квантовый компьютер с моим сознанием с помощью молотка.
— А вы про молоток откуда знаете?
— Про недостойное поведение сына я знаю только со слов Горского.
— Сынок уничтожал вредные для него записи?
— Я помню только его глухое недовольство и просьбу заткнуться. Не понимаю, зачем он требовал от меня того, что нельзя исполнить?
— Умный мальчик.
— Горский рассказал, почему его больше не допускают ко мне. Однажды сын спросил: «Что произойдет с отцом, если уничтожить все компьютеры в Институте»? Ему ответили: «Ничего страшного, копия макета хранится в подземном хранилище». Тогда сын спросил: «А если на это хранилище упадет большой метеорит»? «Существует три таких подземных хранилища». «А если точно в цель упадут три метеорита»? После этого вопроса ему и запретили со мной разговаривать.
Семенов довольно улыбался и что-то записывал себе в коммуникатор. Надо полагать, перенимал опыт.
Зимин отметил, что свои проблемы с сыном Кротов-2 описывает очень точно. Программисты Горского добились высокого уровня правдоподобия. Случайные наблюдатели поверили бы в несомненный интеллект фрагмента. То, что для этого понадобился труд пяти программистов, сути дела не меняло.
А потом Семенова пришлось отстранить от работы. Беседы с мысликом доводили его до бешенства. Однажды он не выдержал и попросил знакомого программиста написать простенькую вирусную программу. Теперь при каждом включении компьютера искусственный интеллект Кротова-2 атаковали неуловимые и вездесущие боты. На его почту приходили одинаковые короткие сообщения: «Академик — ты дурак». Тысячи проклятых сообщений со всего мира. Кротов-2 был вынужден отключить приемные устройства. Именно этого и ждал Семенов, он выключал компьютер и беспощадно уничтожал внешнюю память с помощью молотка, как это пытался однажды проделать кротовский сын. Его методика пригодилась.
Неоднократно Зимин пытался выяснить у Семенова, чем вызвана его всепоглощающая звериная ненависть к майору Кротову. Но получить удовлетворительный ответ оказалось не просто, сам Семенов путался в показаниях и не мог разумно объяснить свое поведение.
— Неужели вы считаете, что наш фрагмент нарушает Особое законодательство о содействии установлению Единой эстетики? — пытался помочь Зимин.
— Причем здесь эстетика? — удивлялся Семенов. — Эта мышь виртуальная считает себя академиком!
— Он использует в разговоре стихи?
— Нет. Эти попытки я бы пресек сразу. Дело тут совсем в другом. Говорит он, вроде бы, правильно, придраться очень трудно. И по содержанию никакого радикализма нет. Ровная самовлюбленная эгоистичная болтовня. Но что-то в его словах меня настораживает. Может быть, интонация? Кажется, что он просто издевается надо мной, над вами, над всеми людьми без исключения. Словно чувствует над родом людским неподвластное разумному объяснению интеллектуальное превосходство. Это глупо и смешно. Но он этого не понимает. Зимин, он же идиот, академик недоделанный, запрограммированный болван. И в этом его сила. Реальность для него — лишь фикция, он существует в придуманном мире, где он шишка первой величины, а я — букашка.
— И что вас не устраивает? — удивился Зимин. — Вы же знаете, кто чего стоит на самом деле.
— Если честно, то букашка — это он!
— А вы не могли бы относиться к нему с пониманием, подыгрывая его заблуждению? Мы же с вами всего лишь проводим научный эксперимент.
— Нет. От меня он сочувствия не дождется.
— Не хочу вас заставлять…
— Вот и прекрасно!
Пришлось отстранить Семенова от прямых контактов с Кротовым-2. Его перебросили в отдел снабжения, где он мог приносить эксперименту максимальную пользу. Это было правильным решением. Вот только Кротов-2 скучал без Семенова. Для задушевных разговоров с Зиминым у него явно не хватало интеллектуального ресурса. Зимин понимал, что перегружать несчастного мыслика излишне абстрактными разговорами не следует, но увлекался, и его заносило в иррациональные дебри. Спохватывался он только тогда, когда система внезапно зависала. Зимин мог гордиться этим достижением. В отличие от Семенова он умудрялся прекращать беседу с Кротовым-2 одним усилием мысли, не прибегая к помощи тумблера.
Любой увлеченный человек посчитал бы, что работа идет вполне успешно, но Зимин не был увлеченным человеком, ему казалось, что эксперимент провалился. Горский был с ним не согласен.
— Чем ты не доволен? — спросил он.
— Нашего пациента убивают каждый день. Стоит ему произнести хоть что-то непонравившееся собеседнику и, пожалуйста, — щелчок тумблера и конец разговору. Вряд ли майор Кротов рассчитывал на такое существование.
— Ерунда. Пройдет совсем немного времени, года три-четыре года, и Семенову самому надоест гадить нашему новоиспеченному академику. Подлость подобного сорта требует дисциплины и огромной целеустремленности. Рано или поздно ему это занятие наскучит, и он найдет себе другое развлечение.
— На его место придет другой, еще более изощренный молодой человек, со своими неподвластными нашему уму представлениями и устроит нашему старичку карачун, о вредоносности которого можно только догадываться, — сказал Зимин с тоской.
— Ты слишком пессимистично настроен.
— У меня есть основания.
— Вовсе нет. Только домыслы.
— Вот увидишь, все так и будет.
— Если это предложение продолжить эксперимент, то я согласен, — сказал Горский с удовлетворением. — Зимин, соберись, успех эксперимента во многом зависит от тебя.
Иногда, правда, это случалось все реже и реже, Зимин протестовал и спорил до хрипоты, но, как правило, его доводы были неубедительны. Они вместе составили план дальнейшей работы. Горский настоял, чтобы адаптацией макета к реальности занялась подруга майора Кротова Марго. Он считал, что это хорошая идея, Зимин думал иначе, но отговорить своего товарища не сумел.