Страница 51 из 75
Речь судреца:
Всего ужасней одинокий, Кто черен, хил и гноен, Он спит, но дух глубокий В нем рвется неспокоен. Бессильный видит вечно битвы, Он ждет низринуть королей, Избрал он царства для ловитвы, Он – чем смелее, тем больней. И если небо упадет И храм сожженный просверкает, Вчерашний раб народы поведет, Ведь силен тот, кого не знают! Вот я изрек премудрость ада, За что и сяду ко всем задом. . . . . . . . . . . . . . . . Счастливец проснулся, смекнул, Свое добро взвалил на плечи И тихим шагом отшагнул Домой, долой от сечи. И умиленно и стыдливо За ним пошла робка и та, Руки коснувшись боязливо, И стала жарче, чем мечта. «Служанке грязною работой, Скажи, какой должна помочь? Царица я! копьем охоты Именам знатным кину: прочь! Сошла я в подземные недра, Земные остались сыны, Дороги пестрила я щедро: Листами славными красны. Ты самый умный, некрасивый, Лежишь на рубище в пыли, И я сойду тропой спесивой Твои поправить костыли. Тебя искала я давно, Прошла и долы и моря, Села оставила гумно, Улыбок веники соря. Твой гроб живой я избрала, И в мертвом лике вижу жуть, В борьбе с собой изнемогла – К тебе моя уж настежь грудь. Спесь прежних лет моих смирится Даю венок, Твоя шершавая десница – Паду, великая, у ног. О, если ринешься с высот Иль из ущелий мрачных взмоешь Равно вонзаешь в сердце дрот И новой раной беспокоишь!» Отверженный всегда спасен, Хоть пятна рдеют торопливо, Побродит он – И лучшее даст пиво… Как угля снег сияло око – К блуднице ластилися звери, Как бы покорны воле рока, Ей, продавщице ласки, веря. И вырван у множества вздох: «Кто сей, беззаботный красам?» И путь уж ему недалек, И знак на плечах его: Сам! Тщедушный задрожал за злато И, вынув горсть червонцев, Швырнул красавице богато – Ах, на дороге блещет солнце! Та покраснела от удара, Руками тонкими взметнула И, задыхаясь от пожара, В котел головою нырнула. Дворняжкой желтой прянул волос, Вихри оград слезой погасли, И с медью дева не боролась, Махнув косой в шипящем масле. Судьба ее вам непонятна? Она пошла, дабы сгореть, Высоко, пошло и бесплатно – Крыс голубых та жертва снедь… И заворчал пороков клад, К смоле, как стриж, вспорхнув мгновенно. Вот выловлен наряд, Но тела нет, а есть лишь пена! Забыть ее, конечно, можно, Недолог миг, короче грусть, Одно тут непреложно: И стол вовек не будет пуст. Игра пошла скорей, нелепей, Шум, визг и восклицанья, Последние рвутся скрепы И час не тот, ушло молчанье! Тысячи тысяч земного червонца Стесняют места игроков – Вотще, вотще труды у солнца – Вам места нет среди оков! Брови и роги стерты от носки, Зиждя собой мостовую, Где с ношей брюхатой повозки Пыль подымают живую. Мычит на казни осужденный: «Да здравствует сей стол! За троны вящие вселенной Тебя не отдам, нищ и гол! Меня на славе тащут вверх, Народы ноги давят, Благословлю впервые всех, Не все же мне лукавят!» Порок летит в сердцах на сына, Голубя слаще кости ломаются! Любезное блюдо зубовного тына Метель над желудком склоняется… А наверху, под плотной крышей, Как воробей в пуху, лежит один. Свист, крики, плач чуть слышны, Им внемлет, дремля, властелин. Он спит – сам князь (под кровлей). Когда же и поспать? В железных лапах крикнут <кролики>, Их стон баюкает, как мать… И стены сжалися, тускнея, Где смотрит зорко глубина, Вот притаились веки змея, И веет смерти тишина. Сколько легло богачей, Сколько пустых кошельков, Трясущихся пестрых ногтей, Скорби и пытки следов!.. И скука, тяжко нависая, Глаза разрежет до конца. Все мечут банк и, загибая, Забыли путь ловца. И лишь томит одно виденье Первоначальных светлых дней, Но строги каменные звенья, Обман – мечтания о ней. И те мечты не обезгрешат, Они тоскливей, чем игра. Больного ль призраки утешат? Жильцу могилы ждать добра? Промчатся годы – карты те же, И та же злата желтизна, Сверкает день все реже, реже, Печаль игры, как смерть, сильна! Тут под давленьем двух миров Как в пыль не обратиться? Как сохранить свой взгляд суров, Где тихо вьется небылица? От бесконечности мельканья Туманит, горло всем свело, Из уст клубится смрадно пламя, И зданье трещину дало. К безумью близок каждый час, В глаза направлено бревно. Вот треск и грома глас. Игра, обвал – им все равно! . . . . . . . . . . . . . . . Все скука угнетает… И грешникам смешно… Огонь без пищи угасает И занавешено окно… И там в стекло снаружи Все вьется старое лицо, Крылом серебряные мужи Овеют двери и кольцо. Они дотронутся, промчатся, Стеная жалобно о тех, Кого родили… дети счастья Все замолить стремятся грех…