Страница 36 из 40
В полуразрушенном доме все было перевернуто. Полки и шкафчики отлетели от стен. Посуда попадала на пол. Но Марату это не помешало, а помогло. Он сразу увидел содержимое полки, которую китаец обычно держал закрытой. Оно было разметано по полу. Черная трубочка, горелка и пара белых пакетов с наркотиком. Марат захохотал. Это было ему по душе. Это все было ему по душе.
- Эй, китаец! - крикнул он. - Ты больше не нужен мне! Теперь я курю сам!
Ему ответила короткая очередь. Били сквозь туман, на слух. Несколько пуль высадили окно, другие ушли в стену. Полуразрушенный дом больше не приглушал звуков. Марат сел, привалился спиной к чугунному основанию старой плиты и закурил. Он держал трубку между зубов и сквозь длинный мундштук жадно втягивал в себя леденящий дым. Его голова закружилась. Во рту было сладко.
- Старик, ты потерял свой дом, - сообщил Марат.
Еще одна пуля в окно. Марат, шатаясь, поднялся. Пули не попадали в него. Они уже не казались такими опасными. Он вышел во двор, пересек участок китайца и через огромную брешь, пробитую танком в заборе, попал на улицу. Он был бос и гол. Его наготу прикрывали только старые засаленные шорты, которые ему дал когда-то старый тюремщик.
Он пошел по дороге. Его лицо было перекошено дикой усмешкой. Во рту тлела трубка с опиумом. Чтобы наркотик не кончался, Марат прихватил с собой целый пакет. В его кровь выплескивалось столько адреналина, что опий больше не усыплял. Кристаллы белого зелья сгорали и превращались в холод. Марат выдыхал дым ноздрям. Его глотка онемела настолько, что он не чувствовал, как смеется. Он увидел за дымом два огромных желтых маяка-пожарища и пошел к ним.
Он ощутил ветер. Тот гнал темную пелену ему в лицо. Марат мог различить обочину с противоположной стороны дороги, но дальше не видел. Он заметил мертвеца. Черный парень с пробитой грудью одиноко лежал посередине дороги. Он смотрел вверх. Его глаза казались пустыми. Ямусукро изменился, а смерть оставалась такой же. Души уходили куда-то, где их было не достать убийцам. Под трупом натекала лужа крови. А далеко в тумане все гремели и гремели автоматные очереди.
Карманы у покойника были вывернуты - кто-то уже обобрал его. Но Марата удивил не сам труп, а то, что вокруг не было толпы. Смерть больше не привлекала людей. Никто не скорбел, не требовал казни убийц, даже не испытывал любопытства. Собственно, на улице вообще не было прохожих.
Марат начал понимать. Что-то произошло. Город превращается в разрушенный муравейник. По нему еще ползают люди, но они уже не знают, что делают, и не чувствуют себя защищенными. Что-то сломалось. Сегодня можно избить мальчика Сулимана, и толпа не сбежится, чтобы его защищать. Сегодня можно почти все.
Марат опять оскалился. Он хотел убивать. Это был его мир. Это был Хаос. Дым, полный огней. Потерявшиеся люди и свистящие пули. Здесь можно поймать кого-нибудь и вытащить ему кишки через горло. Никто больше не остановит тебя.
***
Пожарища были все ближе. Марат различил очертания больших предметов. Они напомнили ему гигантские баки с угольями внутри. Если в железной бочке много лет что-то жгут, ее стенки прогорают, и сквозь дыры в них начинают просверкивать красные огни. Здесь было то же самое, только в сто раз больше. Зарево проникало в смог. Туман светился. По красным точкам, плывущим вверху над дорогой, Марат понял, что тлеют даже кроны пальм. Вокруг пожарищ был ореол жуткого жара, но Марат его не чувствовал. Он был в опиумном холоде.
Скоро он увидел живого человека. Его тень проступила сквозь редеющую пелену. Высокий чернокожий военный в светло-зеленой форме ООН брел по дороге. В одной руке он нес автомат, в другой - свою голубую фуражку. Ремень автомата был разорван и волочился по земле. Солдат шел абсолютно прямо, на негнущихся ногах.
Марат не прятался. Они сошлись очень близко. Лицо мужчины казалось удивленным. Глаза были такими же пустыми, как у мертвецов. Он слепо сошел на обочину дороги, оступился, уронил оружие. Из ушей у него капала кровь.
Солдат поравнялся с Маратом и прошел мимо. Он двигался из ниоткуда в никуда, обходил препятствия, поворачивал. И шел, шел, шел - маленький обезумевший страж муравейника, который больше не понимает, что ему защищать. Марат смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в дыму.
Автомат лежал на земле. Рядом с ним на полтора метра растянулся длинный оборванный ремень. Марат подошел к оружию, наклонился и поднял его за широкую ручку. Винтовка показалась ему легкой. На длинной дульной коробке остались вмятины от чего-то. Черный металл пах порохом. Марат поставил ногу на ремень и рванул винтовку вверх. Лямка не оторвалась. Марат перехватил винтовку и замотал ремень вокруг основания приклада, потом перевернул оружие и упер приклад себе в плечо. Его палец лег на курок. Ощущение было приятное. Марату казалось, что он облекся в ту силу, которую мог излучать отец Клавинго. Человек с винтовкой. Такой человек может охотиться на крокодила или на другого человека. Такой человек может бросить вызов могущественным лоа.
Марат нажал на спусковой крючок. Винтовка не стояла на предохранителе, и получилась короткая очередь. Сухой треск стрельбы негромким эхом раскатился по улице. Марата ударило в плечо. Три пули пробили забор в двадцати шагах от него. Над стволом поднялся дымок. Марат медленно опустил винтовку. С его лица не сходила безумная полуулыбка. Он нащупал нужный рычажок на корпусе оружия, отсоединил магазин и один за другим выдавил патроны себе в ладонь. Он хотел знать, сколько может убить людей.
Шесть пуль. Шесть небольших медноцветных кусочков металла. Значит, солдат успел пострелять до того, как душа покинула его глаза. Марат закинул автомат на плечо и пошел к горящим в тумане "бочкам с углями". Он слышал, что рядом идет бой. Грохот пулемета накатывал оглушительными волнами. Ему вторили короткие очереди стрелков. Стреляли за пожаром, сквозь пожар. Несколько шальных пуль с визгом отлетели от придорожных камней.
- Ала-а-ак-б-а-а-ар... - затянул голос. В нем звучала леденящая кровь тоска.
- Ау-у-у, - завыл в ответ Марат. Его крик сменился безумным хохотом. Он понял, что больше ничего не чует. Он шел сквозь дрожащий, переплавляющий, залитый всепроникающим светом эпицентр хаоса. Воздух вокруг был слишком горячим, чтобы пахнуть.
- Ау-у-у, - завыл Марат, - оло-ло. Ау-у-у.
Ему начало казаться, что он входит в солнце - в ледяное солнце опиумного делира. Он увидел сердце пожара. Горели бронетранспортеры ООН - четыре машины, которыми кто-то попытался перекрыть эту улицу. Их судьба оказалась плачевна. В огне сверкали осколки попавших мимо цели бутылок с коктейлем Молотова. Часть зажигательной смеси, расплескавшаяся на землю, еще не прогорела. Марат всюду видел движущиеся островки огня. Они ползли и плескались, выжигали в глине причудливые узоры. Уничтоженные машины пылали изнутри. Они приехали сюда, наполненные топливом и снарядами. Когда их подожгли, все это взорвалось. Теперь горели соседние заборы и дома, тлели кроны и стволы ближайших пальм. Под одной из них Марат заметил еще одного солдата. Мертвый. Он погиб там, где отстреливался. Его искореженный автомат лежал в нескольких метрах от него. Единственный глаз задумчиво смотрел на огонь. Другая половина его лица разлетелась на части.
Марат подошел к мертвецу. Солдат погиб уже после катастрофы. Враги перекрестным огнем прижали его к центру пожара. Его одежда тлела, но не обгорела. Марат подумал, что не сможет идти дальше босиком. Он опустился на корточки рядом с убитым, бросил свой автомат на прогалину выжженной травы и стянул с покойника обувь. Черная кожа вздулась пузырями и обжигала руки, но Марат этого не чувствовал. Он не умел пользоваться шнурками, поэтому просто вытащил их из армейских ботинок и бросил догорать.
Вокруг стреляли. Взорвалась мина, и в двадцати метрах от Марата обрушился забор, подняв тучу пыли и пепла. Марат даже не посмотрел в его сторону. Он встал и примерил новую обувку. Ботинки оказались немного малы, но Марат привык к тугой обуви. Обувь без шнурков, чтобы она не слетала с ноги, часто делают тесной.