Страница 35 из 40
- В районе Нгокро кое-кто считает, что до этого он убил своего одноклассника из школы для бедных. Он мог убивать постоянно. Но в последнее время его преступления стали слишком очевидны.
- Я убил Камилу, - сказал Марат. Он безумно улыбнулся, когда увидел, как дрогнуло лицо отца. Он поразил его.
- Я задушил ее, - продолжал он, - а потом пошел в школу.
- Да он просто маньяк, - вслух подумал Буаньи.
Марат облизнул губы.
- Она рассказала, как ты трахал ее, - добавил он. - Я случайность. Случайность, которая убивает.
- Сэр, - разорвал монолог Марата Фахид, - наемники были бы рады убить его прямо на месте. К этому все располагало. Но я не мог позволить им казнить Вашего сына, как простого преступника.
Буаньи тяжело вздохнул.
- Ты все правильно сделал, - сказал он. - Если никто не начнет говорить об этом, я буду доверять тебе еще больше.
- Господин, это честь для меня, - ответил Фахид.
- Что бы ты сделал на моем месте? - спросил Буаньи.
- Отпусти меня, - предложил Марат.
Фахид склонил голову.
- Мне не пристало думать об этом, - сказал он, - но я не мог не задать себе этого вопроса, когда вез его сюда.
Он замолчал, обдумывая следующую фразу. Буаньи ему не мешал.
- Человек не может сам отвечать на такие вопросы. Для этого есть традиция. Я знаю хадис Сахих аль-Джами. Он гласит: "Ты и твое имущество принадлежат твоему отцу".
Фахид говорил очень медленно. Слова разлетались под мраморным сводом приемного зала.
- Есть другой хадис. Достойный человек говорил, что слышал эти слова из уст Посланника Аллаха. Он передал: "Отец не может быть казнен за убийство собственного сына".
- Ты предлагаешь мне убить его? - уточнил Буаньи.
- Ты не можешь, - сказал с пола Марат. - Никто не может.
Его слова остались без внимания.
- Нет, господин, - ответил Фахид. - Как я могу предлагать Вам убить родного сына? Последний хадис толковали по-разному. Имам Малик говорил, что отца нельзя наказывать, если он убил сына случайно, когда учил его побоями.
- Малик - это проститутка, которую я убил, - сообщил Марат.
Буаньи сухо рассмеялся.
- Мне нравится имам Малик, - сказал он, - но какой смысл учить сумасшедшего?
- Он не совсем безумен, - сказал Фахид. - Эту девушку по чистой случайности действительно звали Малик.
Наступила тишина. Буаньи опустил на сына свой тяжелый медленный взгляд.
- Я хочу дом, как у тебя, и машину с кондиционером, - сказал Марат. - Ты должен дать их мне.
- Если ты в своем уме, - ответил ему отец, - то ты самая наглая мразь из всех, что валялись на этом полу.
Марат засмеялся.
- Если ты не сделаешь этого, я тебя убью, - обещал он.
Буаньи тоже засмеялся.
- Он меня убьет, - повторил он.
Марат в ярости зашипел на него. Отец смеялся над ним, как когда-то смеялся его юрист Ульрих. "Он не верит, - подумал Марат, - он не знает, какая во мне сила". Он задергался между натянутыми наручниками.
- Я хочу опия, - потребовал Марат.
- Нет, - резко сказал Буаньи. - Это отродье не стоит того, чтобы я его учил. Фахид.
- Да, господин?
- Я хочу, чтобы он сидел в клетке - это будет ему дом - и имел столько опия, сколько попросит. Я не откажу ему в еде. Пусть ест, сколько хочет. Я не откажу ему в образовании. Все книги его.
Буаньи перевел дух и еще раз брезгливо вытер лицо платком.
- Если он захочет меня уважать, - закончил он, - пусть напишет мне письмо. А если выберет опий, я буду рад узнать, что он сдох от передозировки.
В зале повисла тишина. Фахид молчал. Марат скалился.
- Ты сможешь это сделать?
- Да, - подтвердил мусульманин.
И Марат оказался здесь. В этой клетке.
***
Бой снова приблизился. Марат почувствовал, что решетка под его руками начинает мелко дрожать. Это вырвало его из воспоминаний. Он отпустил прутья и удивленно отступил от них на шаг. Теперь к запаху резиновой гари примешался дух дизельных выхлопов.
За окном ревело и грохотало. Марат понял, что различает какой-то звук. Он появлялся в промежутках между оглушительным стуком пулемета. Марат слышал его и раньше, но не так близко. Это была мощная машина. Казалось, что моторы пяти патрульных бронетранспортеров сложились в один. Пленник опустился на одно колено и приложил руки к полу. Дощатый настил вибрировал в такт с огромным механическим сердцем. Казалось, что со всех сторон на маленькую камеру надвигается рокочущая стихия.
"Танк", - подумал Марат. Его охватило ледяное опиумное упоение. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, как близко от него машина-убийца. Пулемет танка снова загрохотал. На этот раз звук был таким, что от него начинали ныть зубы. Пули прошили крышу маленького домика, в воздухе закружились опилки. "Пусть одна из них перебьет прут решетки, - взмолился Марат, - ведь она может". Он знал, что может. Это были не винтовочные пули. Танковый пулемет оставлял в досках огромные дыры. Сквозь несколько прорех в противоположной стене Марат мог видеть белую дымку улицы. За окном вспыхивали зарницы.
Пулемет перестал стрелять. Снова заработали гусеницы. Марат схватил решетку руками. "Дави, - подумал он, - и разрушай". Танк представлялся ему одним из великих лоа, большой и жуткий, в сто раз больше крокодила.
- Раздави мою тюрьму! - закричал Марат. Он видел, как сквозь дымовую пелену на окно надвигается огненно-черная тень. Броня боевой машины горела. Расплавленный металл, как семя обезумевшего огненного змея, стекал в землю, чтобы прожечь в ней черные бреши.
- Разрушай! - неистовствовал Марат. - Иди ко мне!
Морда танка въехала в окно.
- Да! - закричал Марат.
Он увидел огромные металлические крюки. Они дымились. На них горела краска, но Марат не чувствовал жара и не осознавал, что может умереть под этой самоходной горой железа. В его крови был опиум, а в голове - образ отца, который построил эту тюрьму. Марат молился своей ненависти, своим убийствам, собору Нотр-Дам-де-ла-Пэ и этой машине.
Танк забуксовал. Вой его мотора заглушил все звуки. Марат смотрел, как шипастые пластины гусениц проталкиваются через стену. Его обдало обломками досок и битым стеклом. В последнюю секунду он сообразил, что сейчас произойдет, и бросился в угол комнаты за своей кроватью. Танк разметал стену и въехал в дом. Он стрелял на ходу. Сквозь складывающуюся гармошкой крышу Марат увидел, как отброшенная отдачей пушка вошла внутрь башни. Сработали амортизаторы, и огромное дуло стало выползать обратно. Марат оглох. Крыша дома съехала со своего места. Прутья, такие крепкие и непобедимые, начали просто вываливаться из своих гнезд.
- Дави! - не слыша своего голоса, орал Марат. - Дави все это!
Танк заполнил собой всю комнату. Доски пола, попавшие под гусеницу, одним концом проминались вниз, а другим поднимались вверх. Острая морда машины въехала в остатки решетки. Марат снова закричал - теперь уже от боли. Он чувствовал, как танк подминает под себя конец его кровати. Она сдвинулась и норовила перерезать ему ноги. Уцелевшие прутья согнулись, как сухая трава. Марат уже думал, что умрет, но в этот момент стена за его спиной вывалилась, и он неожиданно оказался на свободе. В метре от него землю пропахал угол жестяной крыши. Танк поехал дальше. Он стрелял прямо сквозь налипшие на него остатки строения.
Марат лежал на спине. Над ним кружился дым. Рядом разорвалась летучая мина, и его обдало влажными комьями вывороченной земли. Другая сторона пыталась попасть в танк, но тому пока везло. Он ушел в сырой смог. Его рев медленно затихал, и вместе с ним удалялись звуки боя, сердцем которого он был.
Марат понял, что сквозь ползущий дым различает остатки дома. Помимо камеры, в нем было еще несколько комнат. Они покосились, но все еще стояли, накрытые обрывком жестяной крыши.
- Хочу еще опия, - вслух подумал Марат. Он вернулся на территорию своей комнаты. Четкий след танка пересекал пол. Марат перешагнул через вывернутые доски и подошел к двери. Он лишь раз проходил через нее. Потом его замуровали, и дверь досталась во владение китайцу. Марат с ненавистью дернул ее. Она не поддалась. Он рванул еще раз, и дверь выпала вместе с косяком. Марат увидел маленькую кухоньку и вошел во владения своего тюремщика.