Ночи Истории

— А что до этого убийства, — со всей убежденностью закончил граф, — то клянусь спасением души, я не принимал в заговоре никакого участия и узнал о нем лишь когда вернулся.

— Я знаю, знаю! — простонала Мария. — Иначе разве бы я тебе обрадовалась? Будем снова друзьями, Джимми!

И Марри опять охотно поклялся ей в верности, тем более, что это отвечало его тайным помыслам и надеждам на возвращение к власти[4]. Граф снова мысленно подивился, как неожиданно ветер переменился в благоприятную для него сторону. Потом он заговорил о короле и стал упрашивать Марию принять и выслушать Дарнли, ибо тот уверяет, что не желал смерти Риццо, и переваливает всю вину на лордов. Те, мол, вышли из повиновения, нарушили договор и зашли гораздо дальше, чем было условлено, а король-де собирался просто поставить на место зарвавшегося скрипача.

Сделав вид, что граф ее убедил, Мария согласилась — это как раз входило в ее намерения. Ведь прежде чем расправиться с Дарнли к изменниками-лордами, ей нужно сначала выбраться из Холируда, где они держали ее взаперти.

Дарнли пришел и был на сей раз угрюм и не столь самоуверен. Несмотря на заверения Марри, он, памятуя о недавней отповеди королевы, опасался ее нового резкого выпада. Она, опираясь на резной подлокотник кресла, казалось, внимательно его слушала. Когда же он закончил оправдываться, Мария долго в задумчивости глядела на хмурое мартовское небо за окном и ничего не отвечала. Наконец она оторвала взгляд от окна и посмотрела на мужа.

— Следует ли понимать, милорд, что вы сожалеете о случившемся?

— Не искушайте меня, мадам, я не хочу лицемерить, — ответил Дарнли. — Я буду правдив, как на пасхальной исповеди. Нет, я не испытываю жалости к Риццо. С тех пор, как он снискал доверие и благосклонность вашего величества, вы перестали относиться ко мне, как раньше. Вы избегали моего общества и терпели меня только в присутствии посторонних — того же Дэйви, например. Это было невыносимо — как же мне после этого жалеть того, кто лишил меня вашей бесценной дружбы и был причиной моего унижения? Но я сожалею о том, что вам пришлось пережить, и заявляю о своей невиновности и непричастности к этому ужасному событию.

Королева на мгновение опустила глаза, потом снова подняла их на мужа.

— А кто сторговался с предателями, кто своим указом вернул их из ссылки? — напомнила она ему. — С какой целью вы это сделали?

— Чтобы вернуть то, что принадлежит мне по праву, то, что этот негодяй у меня отобрал — управление страной и права супруга, в которых вы мне отказывали. Только для этого и ни для чего больше. Убийство Риццо не входило в мои планы. Но я ошибся, недооценив глубину ненависти, которую наши подданные испытывали к этому мошеннику и папистскому шпиону. Судите сами, насколько я с вами откровенен.

— Я верю вам, — гладя ему в глаза, солгала Мария. У Дарнли вырвался вздох облегчения, но он поспешил, ибо она коварно продолжила свою фразу: — И знаете, почему я вам верю? Потому что вы — болван.

— Мадам! — протестующе вскричал Дарнли.

Королева встала, исполненная презрения.

— Вам требуются доказательства моих слов? Что ж, извольте. Вы надеялись, что эти преступники восстановят вас в ваших супружеских правах? И поэтому подписали им помилование и вернули из ссылки? Да теперь вы просто марионетка. Вы натаскаете им каштанов из огня, а потом они выкинут вас, как ненужный хлам, или, того хуже, поступят так же, как с несчастным Дэйви. Но вы слепы, раз ничего этого не видите. Вы глупец, если понадобился женский ум, чтобы раскрыть вам на это глаза.

Мария столь блестяще разыгрывала роль обличительницы, что бедняга совсем растерялся.

— Вы… вы заблуждаетесь! — выкрикнул Дарнли.

— Заблуждаюсь? Ха-ха! — зло рассмеялась она. — Ладно, допустим, я и впрямь заблуждаюсь. Только почему-то мне на память приходят недавние события, когда ваши новые дружки со своим главарем Марри выступали против нашего брака. Вы как будто забыли, с чего они вдруг взбеленились? Так я вам напомню. Они были недовольны тем, что я короновала вас, не спросясь их совета. Быть над ними королем вы не могли ни по праву наследования престола, ни по своим достоинствам и характеру, ни по согласию сословного собора. Теперь вспоминаете? Они твердили и кричали на всех перекрестках, что почитают своим долгом подчиняться мне, но не собираются терпеть над собою вас.

Мария раскраснелась, глаза ее горели синим огнем. Она схватила Дарнли за рукав и прямо-таки впилась взглядом в его зрачки.

— Ну, как, вспомнили? Чтобы свергнуть вас с той высоты, на которую я подняла вас из ничтожества, они устроили против меня заговор и подняли бунт. Но вы забыли об этом и в слепом безрассудстве обратились к тем же заговорщикам, чтобы они помогли вернуть ваши якобы утраченные права. Мятежники, разумеется, ухватились за такой шанс — еще бы, они беспрепятственно возвращаются в страну да еще становятся хозяевами. Но только заглохло ли их недовольство? Устранены ли причины, заставившие их взяться за оружие? Вы полагаете, что милорды-предатели будут вашими верными подданными? Что это самые надежные друзья, на которых можно опереться в борьбе за утверждение своего права на корону? Думаю, вы сами знаете ответ.

Свинцовая бледность разлилась по лицу Дарнли.

Неопровержимость логики Марии заронила страх в его душу. Он шагнул к креслу, бессильно рухнул в него и оттуда смотрел на жену глазами побитой собаки.

— Но тогда… Тогда почему они предложили мне свою помощь? — спросил он, окончательно сбитый с толку. — Как они достигнут своих целей?

— Как? И вы еще спрашиваете, каким образом эти коварные лисы используют вас? Да ведь вы, как-никак, король, и ваша подпись пока что-нибудь да значит для моих подданных. Не вы ли одним росчерком пера вернули мятежников из-за границы, не вы ли распустили парламент, который собирался осудить измену? — Мария приблизилась к его креслу вплотную; Дарнли, сраженный справедливостью ее слов, сидел, обхватив голову руками. Королева чуть мягче, но все же строго сказала: — Благодарите Бога, милорд, что они еще не получили всего, что собирались получить, не то я не дала бы и гроша за вашу жизнь. Вас ожидает участь несчастного Дэйви.

Милорд закрыл ладонями свое красивое лицо, и, пока он, съежившись, сидел так и, постанывая, раскачивался из стороны в сторону, она смотрела на него с нескрываемым торжеством. Наконец он собрался с духом, поднял голову и откинул со своего чистого лба пряди каштановых волос. Он все еще пытался найти изъян или слабое звено в рассуждениях Марии, противопоставить им какой-нибудь контрдовод, но ни одной здравой мысли на ум не приходило.

— Нет, это невозможно! — воскликнул он. — Они не смогут! Не посмеют!

Мария сардонически рассмеялась.

— Ну-ну, надейтесь. Они ведь такие нерешительные. Только лучше бы вы прикинули, чего они уже успели добиться. Главное — я теперь пленница, и меня не выпустят, пока не добьются всего, чего пожелают. А может быть, и тогда не выпустят, — добавила она грустно.

— О, этого не может быть!

— Может, — твердо сказала она, а потом продолжила с новым жаром: — Вы ошибаетесь, если думаете, что сами в лучшем положении. Разве вы не такой же узник, как я? Неужели вам позволят делать что угодно? — И, видя его возрастающий страх, нанесла рискованный удар наугад: — Меня будут стеречь, пока не вынудят добавить мою подпись к вашей и помиловать всех участников последнего заговора.

Бегающие глазки Дарнли говорили о том, что Мария попала в цель. Она убежденно продолжала:

— Для этого вы им и нужны. А когда ваша миссия завершится, вы станете помехой. Как только с вашей помощью предатели добьются от меня гарантий своей безопасности, они разделаются с вами. Да я просто уверена, они с самого начала собирались это сделать — избавиться от вас навсегда… Кажется, до вас доходит, наконец!

Дарнли вскочил с кресла и, сцепив руки, нервно забегал по комнате; его лоб покрылся капельками пота.

4

Марри был регентом при малолетней Марии, пока она жила во Франции (Примеч. пер.)