Страница 137 из 162
Зазвенело: это со стола начали беспорядочно падать тарелки, бокалы, бутылки, вилки и ножи.
- Змея, - заторможенно прокомментировал цыганский барон. - Большая, однако...
- Да уж, немаленькая, - ворчливо подтвердил полковник. - Иссиня-чёрная, толщиной с руку матёрого штангиста. А на хвосте, вдобавок, имеется уродливый тёмно-коричневый нарост - словно огромная сосновая шишка.... Это, шеро-бароно, твоя ручная анаконда?
- Я с ней не знаком.
- Неудачная, на этот раз, шутка. Не смешная.... Она, что же, приплыла из Невы по канализационной трубе? А недавний хлопок - это чугунная решётка вылетела из стока? После удара змеиным хвостом?
- Получается, что так, - равнодушно подтвердил Бахтало.
- Чего же ты сиднем сидишь? Бери мобильник и звони своей охране. Пусть срочно бегут сюда. И пистолеты не забудут прихватить.
- Бесполезно...
Иссиня-чёрная змея, тем временем, начала планомерно расти. Вернее, уменьшаться в длину и - одновременно с этим - увеличиваться в ширину и высоту. То бишь, трансформироваться...
Через минуту змея исчезла. Совсем. А на её месте появился высоченный и широкоплечий тёмно-багряный зубастый монстр - с круглыми глазами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.
- Так его и растак! - грязно выругался Пётр Сергеевич и, соскочив со стола на пол, кинулся к выходу.
Но не тут-то было: небрежное движение когтистой лапой, и полковник, получив увесистый тычок в грудь, отлетел в сторону. Отлетел, сильно ударился затылком о бревенчатую стену, опустился на пол и обессилено застыл, воспринимая всё дальнейшее словно сквозь лёгкую туманную дымку. А ещё и вязкое безразличие навалилось - совместно с предательской вялостью...
Бахтало? Он даже и не пытался убежать: всё также сидел на стуле, крепко зажмурив глаза.
"А ещё и губами медленно-медленно шевелит", - машинально отметил Пётр Сергеевич. - "Наверное, какую-то древнюю цыганскую молитву читает. Возможно, что и предсмертную. То бишь, просит Всевышнего - простить все прегрешения земные.... Мне бы тоже - помолиться. Да не знаю я ни одной молитвы. Жаль.... Монстр склонился над Бахтало. И.... Откусил, сволочь зубастая, лохматую цыганскую голову. Из обезглавленного туловища ударила струя ярко-алой крови.... Итак, откусил, проглотил и небрежно стряхнул когтистой лапой кровь с груди и морды. А теперь громко и сыто икнул.... Ко мне, плотоядно посвёркивая жёлтыми глазищами, идёт. Нагибается. Вот и всё, конец "седому бобру". Здравствуй, мой пушистый, белый и ласковый песец.... И поделом. По мерзким грехам и грязным делишкам моим. Жил - как гад жадный, меры не знающий. И умираю - как сволочь последняя...
Глава девятая
Бантики "в горошек"
- Конкин! С вещами - на выход! - прозвучала - неповторимой небесной музыкой - долгожданная команда.
Эдуард Михайлович, крепко сжимая в ладони правой руки ручку старенького обшарпанного чемоданчика, вышел за ворота колонии, отошёл по тротуару метров на пятьдесят-шестьдесят, остановился и, поставив чемодан на выщербленный поребрик, несколько раз вздохнул-выдохнул полной грудью.
- Свобода, мать её, - негромко пробормотал Конкин. - Прощай, гнилая и заплесневелая зона. Прощай.... Увидимся ли ещё? Честно говоря, не хочется. Но и зарекаться, увы, глупо.... И куда теперь направиться дальше? Вот, в чём вопрос...
Вокруг безраздельно властвовало тихое октябрьское утро. Лениво светило-грело, изредка проглядывая сквозь прорехи в низких тёмно-серых облаках, слабосильное осеннее солнышко. В поредевшей разноцветной листве придорожных деревьев робко и неуверенно чирикали крохотные пичуги.
- Конечно, неуверенно, - понимающе покивал головой Эдуард Михайлович. - Откуда ей, собственно, взяться, уверенности-то? Наоборот, сплошная и голимая неуверенность присутствует. Мол: - "Что дальше делать? Куда податься? Чем заняться? И, главное, где денег достать - типа на полноценный праздник-отдых?". И вообще, не люблю я осенью освобождаться. Вот, летом - совсем другое дело: тепло и благостно, а ещё и стройные девчонки ходят в коротеньких юбочках.... А сейчас - холодно, тоскливо и зябко. Бр-р-р, колотун самый натуральный. Вон, даже мохнатый светло-голубой иней образовался по краям вывески...
Вывеска была большой и прямоугольной. А ещё скучно-казённой, что и подтверждал нанесённый на её вертикальную поверхность текст: - "Исправительная колония N6/1, УФСИН по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области".
Значится - зона?
Это точно. Причём, зона не простая, а расположенная в городской черте Санкт-Петербурга, в Грузовом проезде. Очень удобно, надо заметить, расположенная: в непосредственной близости сразу от трёх станций метрополитена. До "Обухово" было порядка полутора километров. До "Пролетарской" - чуть больше трёх. А до "Купчино" - почти четыре.
Конкин задумчиво почесал в затылке левой пятернёй: без метро, казалось бы, ему сегодня никак не обойтись. Добираться до Гражданки наземным транспортом, с многочисленными пересадками? Глупость откровенная и несусветная: и дольше - по времени - получится, и, главное, гораздо дороже. А деньги, как известно, беречь надо. Особенно, если их у тебя мало. Поэтому напрашивался наипростейший и вполне даже логичный вариант - незамедлительно проследовать к "Обухово".
Эдуард Михайлович, покончив с раздумьями, подхватил чемодан, резко развернулся и уверенно зашагал в сторону станции "Купчино".
Почему было принято такое решение?
Ну, никто особо и не ждал Конкина в "гражданских Пенатах", в типовом девятиэтажном "кораблике", расположенном на улице Черкасова. В родимой "двушке", конечно, проживали его старенькие батяня и матушка, но.... Как бы это лучше и доходчивей объяснить? М-м-м.... Не любили родители, выражаясь напрямик, своего сына Эдуарда. Как бы так оно.... А за что, собственно, можно любить закоренелого преступника-рецидивиста? Тем более, с целым букетом "позорных" (в определённых кругах), статей Уголовного Кодекса? Не за что, если смотреть правде в глаза.... И не только "не любили", но и на порог квартиры не пустили бы - если, понятное дело, не опасались бы сыночка.... А ещё его отец и мать являлись небогатыми российскими пенсионерами. Что, мол, из того? Ведь общеизвестно, что почти все российские старики буквально-таки помешаны на накоплении так называемых "гробовых". Это, конечно, так. Но родители, как назло, знали о дате освобождения Эдуарда и, следовательно, все деньги (да и прочие мало-мальски ценные вещи), заранее и надёжно спрятали. Вне квартиры, естественно.... Пытать, пока всё бабло не отдадут? Да, неудобно как-то. В том смысле, что сразу же после выхода на свободу. Можно и "на потом" отложить, чтобы совесть - лишний раз - не донимала. Скажем, на месяц-другой. Что называется, заначка на чёрный день. На совсем-совсем чёрный.... "Гражданские" друзья-приятели? Было несколько. Только раньше, почти три с половиной года тому назад. Где они сейчас? Может, сидят, бедолаги. Может, спились-искурились в хлам полный. Кто знает.... Зато в посёлке Вырица гарантированно проживал его недавний сокамерник (в том плане, что в "зоновском" бараке, рассчитанном на пятьдесят заключённых, их койки рядом стояли), Ванька Кузьмин по кличке - "Пухлый", вышедший из зоны на четыре месяца раньше. "Корешил" Эдуард Михайлович с Кузьминым: менталитеты и интересы схожие, да и "чалились" они по одним и тем же статьям УК. Ну, не мог Пухлый - по всем тюремным понятиям - отказать закадычному корешу в гостеприимстве. Не мог, и всё тут. Если, конечно, не имел жгучего желания "скосячить" - со всеми негативными последствиями.... Что за странная кличка - "Пухлый"? Никакая она и не странная, а, наоборот, насквозь заслуженная. Регулярно "западал" Ванька на толстеньких мальчиков и девочек. "Западал", развращал, а потом (не каждый раз, конечно), попадал на зону...