Тайный искуситель

-За победу над неверными!

Голос короля Ричарда гремел, словно львиный рев, над праздничным пиром. Он сидел во главе длинного деревянного стола, занимавшего целую сторону огромного походного тента, и поднимал кубок с вином, вызывая одобрительные крики и громовые аплодисменты у собравшихся рыцарей. По правую руку от короля, за высоким столом, Себастьян тоже поднимал свой кубок, бормоча девиз, который стал второй природой крестоносцев.

— Deus le volt! Такова Божья воля, — сказал он, и его голос потерялся в хоре других, а взгляд был прикован не к благородному сеньору, а ко входу в освещенный фонарями павильон.

Туда, где кипела мешанина пажей и слуг, которые муравьиной дорожкой спешили с подносами еды и кувшинами с пряным сарацинским вином. Себастьян смотрел поверх их голов, стараясь отыскать лицо Захиры, и хмурился, когда не находил ее. Жослен был отправлен ее привести, и уже дважды возвращался с таким выражением лица, что становилось ясно — Захира вообще не появится на празднестве. Удивляясь ее странно сменившемуся настроению, Себастьян начал искать повод, чтобы оставить празднество и проведать ее.

— Ты уже час наблюдаешь за входом, Монтборн, — отметил король, проницательно глядя на него поверх инкрустированного драгоценными камнями кубка. — Я никогда не видел тебя настолько отвлеченным.

Себастьян попытался отделаться пожатием плеч и смехом.

— Я лишь думал, не стоит ли отправить сквайра за мечом, чтобы наконец порезать вот это мясо.

Львиное Сердце рассмеялся, накалывая кусок жесткого и странно пахнущего жаркого на жало своего кинжала.

— Что, тебе не нравится жареный верблюд? — Он откусил кусок и продолжил с набитым ртом. — Похоже, Ашкелон тебя слегка разбаловал. Только не говори, что время твоего выздоровления испортило твою любовь к походной жизни.

— Вовсе нет, милорд, — ответил Себастьян, оборачиваясь, чтобы встретиться с королем взглядом. — Я достаточно отдохнул и готов выступить по первому вашему приказу. Я искренне рад вернуться к делу.

— Хорошо, — провозгласил Ричард, опуская руку ему на плечо. — Ты понадобишься нам, когда мы объединимся с союзниками в Бейт Нубе и двинемся на Иерусалим.

— Вы думаете, это будет скоро, милорд? — спросил Себастьян, прекрасно зная, как критикуют короля за постоянные отсрочки марша на Святой Город. Общий настрой христианских лидеров был таков, что если они вскоре не двинутся покорять Иерусалим, дело будет проиграно.

— Я прибыл сюда, чтобы освободить Гроб Господень от нечестивых рук, — веско ответил Ричард, словно напоминая себе об осуждении, которое вызывала всякая его мелкая кампания, стоило ей отвлечь его от основной цели. — Я захвачу Иерусалим во имя Христа, или — сказал он, на миг задумавшись, — если на то Божья воля, погибну, пытаясь это сделать.

До этого момента Себастьян не замечал, каким измученным стало лицо короля под короткой каштановой бородой. Щеки ввалились, глаза загнанно горели, и синева их казалась бледнее, чем Себастьян мог припомнить. Все солдаты исхудали с тех пор, как покинули Ашкелон несколько недель назад, но лишь под глазами короля залегли болезненные тени, и его рот, всегда готовый к хвастовству и львиному реву, теперь окружали глубокие морщины, которые говорили о болезни или о боли, которую он пытался скрывать. Никогда еще король не казался настолько человечным, настолько хрупким, и, глядя на него, Себастьян вдруг ощутил укол сомнения в возможном успехе кампании за оставшееся время их пребывания в этой стране.

— Я в полном вашем распоряжении, сир, — сказал он призраку своего короля. — Мой меч, как и прежде, к вашим услугам.

Ричард долго смотрел на него, затем резко кивнул, словно не ожидал меньшего. А затем моргнул, и призрак слабого уставшего человека исчез, сменившись нахальным фасадом, куда более привычным для всех, кто знал великого и могучего короля Львиное Сердце. Поднявшись с кресла, он раскинул руки широким жестом, с королевской зрелищностью.

— Зовите танцовщиц! — закричал он, хлопнув в ладоши, и стайка преданных пажей помчалась выполнять приказание.

Себастьян вертел в руках кубок с вином, погрузившись в свои мысли и почти не обращая внимания на группу сарацинских танцовщиц, вбежавших в павильон. Они быстро заняли свои места, одна скрестила ноги на ковре у центра палатки, устроив барабан из козьей кожи между ног, вторая присоединилась к ней на полу, выдув длинную музыкальную трель из своего странного инструмента. Оставшиеся три босоногие женщины выдвинулись для танца, вспрыгнули на столы, и их скудные, почти прозрачные одежды в сочетании с игривыми взглядами вызвали похотливый свист и топанье ногами у пьяных крестоносцев, которые даже не стали дожидаться танца.

Одна из них, предлагавшая себя Себастьяну чуть раньше — он забыл ее имя, но вспомнил золотой зуб, вновь сверкнувший, когда она ему улыбнулась, — направилась прямо к высокому столу, стуча в тамбурин и тряся грудями в такт текучим грациозным шагам.

— Фахима учуяла свежую кровь, — протянул король, улыбаясь, и наклонился к Себастьяну. — Будь с этой поосторожней. Эта сучка в течке кусается.

Себастьян рефлекторно хохотнул, но его меньше всего на свете интересовали Фахима и ее товарки. Он допил вино, когда началась музыка, глубокое стаккато ритмичного барабана и сопровождающий его звон браслетов на ногах танцовщиц, которые на столах начали отбивать жаркий первобытный ритм. Прежде чем Себастьян смог озвучить королю свой повод уйти, Фахима распласталась на высоком столе перед ним, соблазнительно изгибаясь и вскидывая бедра перед Львиным Сердцем и его рыцарями, словно жертва на языческом алтаре. Король провел ладонью по ее смуглому животу, затем склонился и поцеловал ее, глубоко проникая языком в ее рот.

Слегка шокированный такой демонстративной оргией, Себастьян отвернулся и поднялся со своего места. Две другие танцовщицы занимались тем же распутством, вскрикивали, мотали волосами, извивались и вращались под музыку в море тянущихся рук и грубых криков.

А там, в дальнем углу палатки, нарастала совсем другая суета, суета, от которой волосы на его шее инстинктивно поднялись дыбом. Один из рыцарей, трусливый дворянин, которого Себастьян давно презирал, наседал на сарацинскую девушку. Она была маленькой, почти на голову ниже полудюжины солдат, которые окружали ее как стая волков, загоняющих зайца, заставляя пятиться к стене палатки. Себастьян мельком рассмотрел разорванный рукав синей туники, вороной блеск знакомых волос, и его кровь немедленно вскипела от ярости.

— Отойди от нее! — заревел он, перепрыгивая высокий стол и пробиваясь сквозь толпу, заполнявшую тент. Игравшая на свирели выдала фальшивую трель и шарахнулась с его пути, когда он закричал рыцарю, схватившему Захиру: — Фэллонмур! Убери от нее свои руки!

Он оттолкнул зазевавшихся зрителей и схватил дворянина за плечо, разворачивая и отбрасывая с дороги. Логан оказался рядом, шотландец явно заметил проблему одновременно с ним и бросился со своего места на помощь. Он поймал Фэллонмура, пытавшегося удержать равновесие, и пригвоздил его руки к бокам, удерживая подальше от Захиры.

— Он тебя трогал? — спросил Себастьян, готовый разорвать мерзавца на части, если тот оставил хоть один синяк на ее нежной коже.

Захира покачала головой, глядя на него перепуганными глазами и охватив себя руками в защитном жесте.

— Да не стоит ссориться, Монтборн. — Фэллонмур стряхнул руки Логана и фыркнул, демонстративно поправляя сбившуюся тунику. — Если бы ты сказал, что тоже ее хочешь, я бы с тобой поделился девкой, после того как закончил.

Себастьян развернулся к высокомерному лорду. Оскалился, и его кулак по широкой дуге врезался в лицо Фэллонмура.

— Не смей к ней больше подходить, — предупредил он. — Иначе я убью тебя.

Согнувшись пополам от сильного удара, рыцарь закашлялся, с хлюпаньем втянул воздух и сплюнул кровью.

— Ах! Ты шломал мне нош, шукин ты шын!

Игнорируя внезапную гулкую тишину в палатке и недовольный, но непроницаемый, как у сфинкса, взгляд короля, который оперся кулаками на высокий стол, Себастьян взял Захиру за руку и повел ее прочь от шокированного общества. Его бешеный взгляд предупреждал каждого, кто посмел бы сказать хоть слово или сделать неуместный жест. Никто не рискнул. Те, кто стоял на его пути, быстро освобождали дорогу, некоторые качали головами, были и такие, что могли лишь стоять и потрясенно глазеть ему вслед.