Тайный искуситель

Она медлила с подтверждением своих слов, медлила, думая о паутине лжи, в которой она себя запутывает. Она не должна была сожалеть о своих действиях, не должна была испытывать симпатии к другу Себастьяна и печалиться о том, что он стал преградой ее миссии для Синана. Она не должна была чувствовать ничего, но чувствовала. Аллах, она была жалкой и винила себя в том, что произошло — и в том, что придется еще совершить ради верности клану.

— Что ты знаешь об ассасинах, Захира?

Она подняла взгляд, молясь, чтобы ее резкий вздох не выдал всего замешательства, вызванного странным вопросом.

— Об ассасинах, милорд?

— Фидаи Масиафа, — сказал он, слишком уж внимательно вглядываясь в ее лицо. — В последнее время ими провонялся весь город. Что заставляет меня задумываться, не был ли человек из мечети одним из агентов Синана. Возможно, твое лицо знакомо им с того утра, как ты побывала заложницей на базаре.

В тот день, когда Себастьян нашел ее и на руках принес во дворец.

Она слабо пожала плечами, заставив себя выдержать его внимательный взгляд, который словно распутывал нити лжи и обманов, которыми она была окутана.

— Возможно, вы правы, милорд. В мечети мог быть и ассасин. Я знаю лишь, что Абдула больше нет, и как бы я ни желала это изменить… как бы я ни хотела сказать вам, кто виноват, я… Я не могу.

Себастьян нахмурился, явно что-то задумав.

— Даете мне слово, миледи? Вы готовы поклясться мне, что здесь и сейчас вы сказали мне правду?

Она слабо кивнула ему в ответ.

Он схватил ее за подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза.

— Тогда скажи это, Захира. Поклянись, что я могу тебе в этом верить.

Она смотрела на него и понимала, что не сможет дать этой клятвы. Что не может, к полному ее изумлению и стыду, смотреть ему в глаза и клясться в правдивости своей лжи о том, что убийство Абдула было случайностью. Проклиная себя за глупость и неспособность дать ложную клятву и выйти из ситуации, она вскинула подбородок и взмолилась про себя, чтобы удалось хотя бы скрыть ужас и смущение, которые нарастали внутри.

— Вы требовали от меня ответа, милорд, и я вам ответила. Я не одна из ваших английских вассалов, которые на коленях клянутся в верности…

Он отстранился и выгнул бровь, словно насмехаясь над ее возмущением.

— Вы и не моя невеста, однако прошлой ночью вам это совершенно не мешало.

Лицо Захиры вспыхнуло от стыда. Она едва не ойкнула, но проглотила неверящий писк до того, как он сорвался с губ. Она поверить не могла, что он заговорил о прошлом вечере, и пришла в ужас от того, что он облек в слова страхи, которые преследовали ее с момента первого пробуждения.

Значит, Себастьян все же был в ее комнате.

Он был там, и она не смела даже думать о том, что могло произойти между ними. Но она знала. Она знала это с уверенностью, которая граничила с абсолютной. Знала, но теперь, когда она видела грешный блеск в его глазах, то, что он приходил к ней ночью, перестало быть сном и превратилось в реальность. Он был тем, кто спас ее от кошмара нежными словами и ласковыми прикосновениями. Он утешил ее чувства и подарил удовольствие, которого она никогда еще не испытывала.

Это было грешно, то, что он с ней сделал. Грешно и порочно, и Захира должна была ненавидеть его за это всеми фибрами души. Но она была далека от ненависти. К ее стыду, щеки горели от одной мысли о тех потрясающих вещах, которые он делал с ее телом, о том, что происходило, когда она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, — одурманена вином, как она теперь подозревала, припомнив флягу, которую нашла у кровати поутру.

Аллах, взмолилась она, пусть будет виновно вино, а не ее предательские наклонности. Желания, которые тлели в ней, как угли под пеплом, разгораясь под знающим взглядом Себастьяна.

— Как вы смеете, — выдохнула она, охваченная смущением. — Как вы смеете насмехаться над тем, что вы пробрались в мои личные покои и одурманили меня своим безбожным напитком и продолжали дурманить для собственного развлечения!

Он хмыкнул и взлохматил пальцами свои густые темные волосы.

— У тебя был кошмар. Я услышал тебя за дверью и зашел убедиться, что с тобой все в порядке. Ты плакала, почти в истерике, и я дал тебе отпить вина. Немного отпить, не более. То, что случилось позже, к вину отношения не имеет. Это не было спланировано, и если бы я знал…

— Что? — спросила она, не уверенная, что хочет узнать, о чем он так медлит сказать ей. — Если бы вы знали что, милорд?

— Если бы я знал, что ты никогда… что ты невинна, я бы не позволил себе зайти так далеко, как зашел вчера ночью.

Она фыркнула, чувствуя, что ее странно ранят его сожаления.

— У франков подобное считается извинениями, милорд?

— Если тебе нужны извинения, то да.

— Мне нужно уйти от этого разговора. Прошу меня извинить.

Он не пытался ее остановить, когда она пробегала мимо, но его голоса было достаточно, чтобы она замерла на ступенях балкона.

— Предупреждаю, миледи. Если вы что-то скрываете от меня, со временем я это выясню — вы это знаете. Секреты могут оказаться опасны. Они уничтожают жизни. Подумайте об этом и дайте мне знать, если решитесь рассказать что-то еще.

Захира посмотрела на него, не зная, что ответить. Она и так показала слишком много. И ни на миг не позволяла себе поверить, что сможет долго водить его за нос. Он был ей не ровня, ни по уму, ни по опыту. Но что еще больше сбивало с толку — и в сотню раз сильнее беспокоило — это то, что ее сердце разрывалось при мысли о том, что придется его обмануть.

Несмотря на все, чему ее учили о франках, несмотря на свою предвзятость, этот франк нравился ей. Она его уважала.

И, призналась она себе, ее отношение к Себастьяну намного превосходило простое восхищение и уважение. Она чувствовала куда больше. Но вскоре все это не будет иметь значения. Рано или поздно он узнает всю правду о ней, как он и сказал. И Аллах помоги ей, когда это произойдет. Думать о том, что этот черный день уже близок, было больно и тяжело, не говоря уже о том, что страшно.

— Вы уже закончили со мной, милорд?

Он слабо кивнул, затем, похоже, передумал.

— Еще нет. Есть еще один вопрос, прежде чем ты уйдешь, Захира.

Она встретилась с его прямым холодным взглядом, в ужасе ожидая очередного круга вопросов. Она ожидала, что он начнет настаивать на уточнении событий, приведших к смерти Абдула, возможно, спрашивать о ее союзниках или требовать доказательств того, что она говорила правду. Она ждала любого допроса об убийстве, но только не того, что он задал.

— Кто такая Джиллиан?

Он спросил это так просто, что поначалу она не поверила своим ушам. Но один взгляд на него дал понять, что она не ослышалась. Захира прикусила щеки изнутри, чтобы не закричать. Вцепилась в подол туники, чтобы его не ударить. И застыла, пытаясь справиться с эмоциями, которые подкатывали к горлу, как тошнота, пытаясь голосом изобразить досадливое равнодушие.

— Я должна знать этого человека, милорд?

— Мне кажется, да. В конце концов, именно ее имя ты кричала вчера во сне.

Если прежде она сомневалась, то теперь все сомнения были развеяны. Себастьян был вчера в ее комнате, и хуже его соблазнения было то, что он стал свидетелем ее кошмара, видел ужас, который всегда оставлял ее сломленной и дрожащей. Аллах ее сохрани, но этот человек — этот франк — знал теперь проклятое имя, которое приходило за ней во сне как призрак давно похороненных.

Имя, которое преследовало ее почти всю жизнь.

Джиллиан.

Захира попыталась выбросить его из сознания. Она не хотела встречи со своим демоном здесь и сейчас. Только не перед ним.

— Я понятия не имею, о чем вы, — сказала она, внутренне проклиная свой голос за то, что тот прозвучал не громче шепота. — Это имя ничего для меня не значит.

— Еще один секрет, Захира? — его подозрительные глаза прищурились. — Я должен поверить, что ты цеплялась за меня, плача и вскрикивая, словно от невыносимого ужаса, дрожа с этим именем на устах — именем Джиллиан, — и все это ничего для тебя не значит?