Пуговицы (сборник)

– Ты же сама отказалась развлечься. Я тебя приглашал, – ответил я, напрочь забыв, переходили ли мы на «ты».

Она посмотрела на меня странным взглядом.

– …и мы бы говорили о кино?

И вдруг я понял, как с ней нужно разговаривать. Я понял, но не мог вымолвить ни слова, как иностранец, который только начинает постигать новый язык.

– Мы могли бы просто молчать… – сказал я.

Когда группа стала подниматься в горы, разговорчики в нашем нестройном ряду поутихли, женщины пыхтели, мужчины, как истинные кавалеры, забрали у них поклажу. Мы все поскидывали свитера. Солнце начинало прогревать влажный лес, из него медленно уходила ночь. Мы прошли то место, где Лиза меня покинула, и я снова ощутил тревогу. Я понимал, что она может развернуться и уйти в любую минуту. Но потом было уже поздно – мы забрались слишком далеко и вышли на местность, которая имела совершенно непереводимое название «полонина» – горное пастбище. По краям зеленого, с оранжевыми подпалинами, луга еще стояли дикие черешни с не склеванными птицами мелкими красными ягодами. Мы отстали. Я наклонил ветку, и мы одновременно поймали губами несколько ягод… (Я уже любил ее. Я боялся взглянуть на нее лишний раз – у меня начиналась резь в глазах и более того – моментально взмокала сорочка.)

– А ну их к черту, – вдруг сказала Лиза, глядя на удаляющуюся группу. – Идем, как пионеры, а вокруг такая красота…

Лучшего трудно было и представить.

– Давай спрячемся, пока они отойдут подальше! – предложил я.

Она задумалась:

– Наверное, испоганим им весь праздник. Ведь будут искать.

– Тогда можно потеряться невзначай, не специально…

– Ага. А наутро в местной газете появится заметка «Случай в горах». Кстати, ты ведь уже студент, тебя могут исключить. Это мне терять нечего. Фильмы мне уже смывали…

– Как это? – удивился я.

– Очень просто: берут пленку и окунают в химический раствор. Чтобы даже духу не было.

– И «Безумие» смыли?

– Конечно, – недобро улыбнулась она. – Разве могло быть иначе… Это как принудительный аборт на восьмом месяце.

Она вытащила из пачки сигарету, медленно выпустила струйку дыма и посмотрела на меня слегка прищуренными глазами:

– А ты красивый. Тебе когда-нибудь говорили об этом?

Прежде чем что-то ответить, я преодолел не менее десятка эмоций, а главное, навалившуюся в один миг глухоту (сердце стучало прямо в ушах!).

– Не помню… – как можно равнодушнее ответил я.

– Ладно, пойдем! – скомандовала она. – А то и правда потеряемся.

Но мы все-таки потерялись! Пройдя пастбище, не могли сообразить, в какую сторону подалась группа. Сердце мое ликовало. Для виду мне пришлось побегать и покричать, но никто не ответил.

– Теперь это выглядит натурально? – спросил я.

– Более чем. Может, вернуться?

– Ну уж нет! Думаю, к вечеру мы их найдем по костру.

Потом мы шли, то поднимаясь в гору, то спускаясь в долину, останавливались, молчали, любуясь природой, валялись в высокой траве и пили воду из горного ручья. Вечер свалился незаметно, как камень. Мы как раз подходили к очередному пригорку, покрытому густой растительностью. Пришлось снова покричать в поисках туристического лагеря (несмотря на подступающую ночь, найти его мне не хотелось!).

– Что ж, – сказала Лиза, – придется развести огонь и переждать тут до утра. Может быть, они найдут нас на обратном пути.

– Тебе страшно? – заволновался я.

– Мне? – Она рассмеялась. – Все страшное, кажется, со мной уже было. А теперь начинается только… прекрасное. Разве здесь не здорово?!

Лес в наплывающих сумерках, казалось, захлестывал нас синей густой волной, мы уже стояли в ней по горло. А потом его влажные запахи и таинственные звуки, которых утром и днем не было слышно, окутали нас с головой.

Я собрал сухие ветки и порадовался, что захватил несколько коробок со спичками. Роясь в рюкзаке, обнаружил и бутылку вина, о которой совершенно забыл.

– Мы спасены! – сказал я, как только костер разгорелся, а мне удалось протолкнуть пробку внутрь бутылки.

Мы нагребли целую гору сухой травы и уселись на нее перед костром.

– Только я не взял стаканов… – сказал я.

– Значит, придется узнать твои мысли, – улыбнулась она. – Знаешь, ведь если люди пьют из одной емкости – могут угадать мысли друг друга.

Хорошо, что было темно и костер не давал полного представления о цвете моего лица в тот момент – оно запылало похлеще огня.

Она сделала глоток, и ее губы моментально почернели – это было местное ежевичное вино, которого я не видел в городе.

– Какое вкусное! Настоящее, – сказала Лиза. – Я такого никогда не пила.

Я готов был завилять хвостиком и встать на задние лапки.

– Знаешь, мне всегда хотелось именно такого вина, – продолжала она, глядя в огонь. – Но мне казалось, что такие вина – в черных четырехугольных бутылках из толстого стекла – покоятся на пиратских кораблях, затонувших в море. Чудо какое! – Она сделала еще один глоток и протянула бутылку мне. – Ладно, угадывай!

Я выпил и начал «угадывать»:

– Ты приехала сюда, потому что… не можешь поехать в Испанию!

– Именно – в Испанию! – весело подтвердила она и воскликнула: – Волшебное вино! Давай дальше!

Я сделал еще один глоток.

– Тебе хочется огромный кусок отбивной с кровью, поданный на шипящей сковородке!

– С луком и крупной солью!!!

Я снова отпил из горлышка:

– Ты – ведьма! Ты – у себя дома!

Она громко засмеялась, и лес отозвался похожим звуком. Она протянула руку к бутылке:

– Достаточно! Теперь – я.

Глоток:

– Ты в меня влюбился!

Глоток:

– Тебе страшно.

Глоток:

– Ты весь дрожишь, потому что…

Я отобрал у нее бутылку и неожиданно для себя забросил далеко в кусты. Лиза снова засмеялась. Проклятое вино! Где я его купил? У какой-то сельской старухи, околачивающейся возле сельпо.

– Ладно, – сказала Лиза. – Давай попробуем заснуть, пока костер еще греет.

Она вытащила из своей сумки свитер, натянула его и свернулась калачиком на сухой траве. Я достал куртку, укрыл ее ноги и примостился рядом так, чтобы, не дай Бог, не задеть ее. Но разве здесь можно было заснуть?! Я подглядывал за ней сквозь ресницы и с удивлением видел, что она-то как раз заснула, будто бы лежала в теплой постели у себя дома. Огонь в костре еще похрустел несколько минут, пережевывая остатки дров, и окончательно умер. Я утонул в темноте и начал прислушиваться к звукам: а вдруг на нас выйдет медведь или волк? Мне нужно быть начеку! А еще мне было ужасно обидно лежать рядом с этой так быстро уснувшей девушкой… Она совершенно не принимала меня всерьез. Очевидно, я глупо вел себя весь день. Но я думал и о другом: я все равно не посмел бы к ней прикоснуться! Это уж точно.

5

К утру мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Это получилось случайно. Холод разбудил меня раньше и, обнаружив ее руки, трогательно сжатые в кулачки, на своей груди, я замер и сделал вид, что сплю. А потом действительно заснул еще раз (чего позже не мог себе простить!). Проснулся от какого-то движения рядом. Лиза сидела ко мне спиной и расчесывала волосы, потом медленно начала заплетать их в косу. И у меня сжалось сердце: мы жили посреди этого леса целую вечность! Мы давно уже были вместе, и этот утренний ритуал расчесывания косы я наблюдал всегда. Оставалось привычным движением притянуть ее к себе… Почему жизнь – не кино, которое можно смонтировать по своему усмотрению? Ведь так будет, скажем, через год, думал я, зачем же терять такое драгоценное время?!

Что бы сделал на моем месте Мишка, мой старый приятель, подумал я. Он бы сейчас как бы невзначай приобнял ее за плечи и сказал что-то типа: «Замерзла, крошка?» Ужас… И получил бы оплеуху. Или – не получил, если бы это была не она, не Елизавета Тенецкая.

Мне же оставалось только наблюдать, как ее проворные пальцы скользят между прядями волос. Потом она обернулась.