Страница 13 из 15
2. Ментально-культурные границы российских регионов довольно сильно размыты и очень часто напрямую не совпадают с их географическими очертаниями. К примеру, население Прохладненского района Кабардино-Балкарии значительно ближе к социумному типажу Ставропольского края, чем к указанной выше республике. Юг Ростовской области находится под серьезным ментальным влиянием Краснодарского края и контрастирует с остальной частью региона. В Смоленской области ряд сел использует в разговорной лексике элементы белорусского наречия, в то время как для многих населенных пунктов Восточной Белоруссии присущ чистый литературный русский говор.
3. Большинство субъектов Российской Федерации имеют многонациональную и многоконфессиональную природу. К примеру, в Мордовии преимущественно русскоязычная столица – город Саранск окружен множеством татарских и татароязычных сел. Места же компактного проживания мордвинов (мокша, шокша, эрзя) находятся существенно дальше от республиканского политического центра.
4. Национальная самоидентификация для большинства жителей регионов России не имеет преимущественного значения перед самоидентификацией региональной. Иными словами, принадлежность к тому или иному региону, как правило, значительно важнее принадлежности к той или иной нации. К примеру, татары Нижегородской области по своим ментально-культурным свойствам имеют сильное отличие от татар, проживающих в Республике Татарстан, а мордвины Самарской области никак не идентифицируют себя с соплеменниками в Мордовии. В то же самое время национальная самоидентификация бывает важна при решении внутрирегиональных вопросов. Чуваши и мордвины Самарской области могут, к примеру, самоидентифицироваться по-своему, но оставаться при этом в рамках самарского ментально-культурного мира.
5. Внутри каждого российского региона существует сильная самоидентификация населения в зависимости от района его проживания. Образно говоря, в процессе пространственной самоидентификации отдельно взятое муниципальное образование будет сродни крупному региону, субъект Федерации – целой стране. Россия же как ментально-культурная целостность и общность оказывается сродни огромному, необъятному и чрезвычайно сложно устроенному миру.
6. В различных регионах России можно выделить социально-политический актив (примерно 10–15 % населения), ежедневно интегрирующих себя в общероссийскую и мировую актуальную «повестку дня». Эти группы следят за новостными лентами в СМИ и имеют по вопросам текущей государственной жизни четкую и оформленную позицию. В дополнение к общероссийскому активу можно выделять актив сугубо региональный и субрегиональный. Чем ближе к «земле», обусловливающей решение для отдельно взятого человека совокупность узкотекущих и бытовых потребностей, тем больше соответствующий актив населения.
7. Для жителей российских регионов характерен определенный уровень межрегиональной и макрорегиональной самоидентификации. К примеру, жители Самарской, Саратовской и Ульяновской областей относят себя к Поволжью, жители Свердловской, Челябинской и Оренбургской областей – к Уралу. В то же время ментальность в рамках одного и того же макрорегиона может отличаться в весьма существенной степени. Степной Оренбург, растянувшийся вдоль казахстанской границы на сотни километров, значительно отличается от металлургического и машиностроительного Челябинска, причем не только природой и экономической структурой, но значимыми социокультурными особенностями.
8. В эпоху двадцатилетнего социально-экономического и духовно-культурного регресса, идейно-смыслового вакуума в рамках российского государства как органической целостности на жизнь в российских регионах стала влиять определенная система социообразующих факторов. Их количественное и качественное соотношение различно в зависимости от конкретного региона и его социальной среды. В обобщенном виде, однако, она сводится к следующим параметрам: а) общероссийским дореволюционно-православным и красно-советским социокультурным кодам. Указанная социумная почва выдерживает масштабные системные удары и до сих пор оказывается на удивление крепкой. Скажем без преувеличения, что единство страны держится именно на ней. В то же время ее возможности не бесконечны, и без должной поддержки и обновления этот потенциал со временем может иссякнуть; б) системе социокультурных кодов межрегионального и собственно-регионального типа. Ее качество весьма различно в зависимости от каждого отдельно взятого региона. Где-то она, как, к примеру, в регионах Южного Урала, имеет выраженный общероссийский центростремительный характер, а где-то присутствие целостной государственнической субстанции оказывается далеко не на переднем плане. В региональных социокультурных системах как таковых имеется очень большой позитивный потенциал. В то же время чрезвычайно важно, чтобы в региональные социокультурные матрицы не вживались вирусы сепаратизма и иные идейно-смысловые конструкции, идущие во вред целостному российскому государству, а если такие случаи происходят, то с ними необходимо осуществлять всестороннюю последовательную борьбу. В качестве соответствующих негативных примеров можно привести работу китайских элитных групп на Дальнем Востоке, общеевропейских групп в Калининграде, финских – в регионах с угро-финской титульной нацией, норвежских – в Архангельской области и т. д. Еще одна опасность чрезмерной увлеченности региональной повесткой дня состоит в замыкании каждого отдельно взятого субъекта федерации на самом себе и потери почвы для общероссийского социокультурного диалога. В эпоху сегодняшнего отсутствия развитой общероссийской идеологической и информационной инфраструктуры, интегрирующей регионы в единое целое, данная тенденция грозит серьезными опасностями; в) системе идущих из центра постсоветских социокультурных месседжей. К сожалению, по большей части они имеют не созидательный, а деструктивный характер. Месседж негативного характера, тем не менее, имеет все шансы интеграции в сегодняшнюю региональную жизнь. Его отражение может быть двояким: какие-то социальные среды будут его усиленно принимать, кто-то попытается с ним сжиться, а кто-то будет оказывать ему ползучее позиционное сопротивление. В общем и целом, при сегодняшнем отсутствии идейно-смысловой органики российского государства вышеуказанная система скорее работает на его дезинтеграцию, нежели на его укрепление.
Затронутая нами тематика, несмотря на очевидную актуальность, относится к числу малоисследованных. Знание по ней, трудно собираемое и еще более трудно формализуемое, предстоит многократно умножать. Указанное обстоятельство диктует нам задачу в рамках настоящей книги дать лишь общую характеристику различных регионов России, основанную на перечисленных и приведенных выше параметрах.
Москва. Москва – самый крупный российский общественно-политический и финансовый центр, столица Российской Федерации. Через Москву так или иначе проходит более 80 % всех финансовых потоков, задействованных в российской экономике. Указанный фактор дает большие дополнительные возможности широким слоям городского населения в плане материально-бытового устройства и профессиональной самореализации.
Ментальное восприятие Москвы жителями российских регионов неоднозначно. Говоря о нем, необходимо учитывать специфику каждого отдельного региона, структуру его исторических, экономических и иных связей со столицей. К примеру, жители Северной Осетии воспринимают Москву по большей части в положительном значении государственно-символического и идеологического центра, в то время как население многих регионов Урала образ Москвы транслирует скорее негативно, в качестве силы, которой необходимо подчиняться вследствие отсутствия на российском цивилизационном пространстве какой-либо иной приемлемой альтернативы. В общем и целом, однако, Москва предстает перед региональными жителями в интегральном образе, одновременно включающем в себя целый ряд противоречивых характеристик: а) в роли единого властного центра и политико-идеологического транслятора определенных потоков энергии и информации; б) в роли места, где живут «однозначно лучше» и где возможно с помощью небольших усилий заработать «легкие деньги»; в) в роли инстанции, с существованием и деятельностью которой приходится сверять наличие своих материальных и духовных потребностей. К примеру, человек, занятый в Москве на приличной работе либо просто имеющий возможность регулярно посещать столицу по социальному статусу будет однозначно выше людей, такой возможности не имеющей. Этот фактор диктует воспринимающему феномен Москвы целую гамму чувств: кому-то – добродушное восхищение, а кому-то – раздражение и озлобленность.