Разум

… Обнаружено 10 смещение линий в сторону длинноволнового диапазона спектра. В голове открывателя Э. Хаббла (1889 — 1953) пронеслись варианты объяснения: скопления пыли, газа или чего–то ещё на пути пролёта луча света, или же это диффузные облака, поглощающие энергию излучения, или же это неизвестная материя с необъяснимыми свойствами, или же это сигналы иного мира, или же это … Нет, ни один из таких вариантов брать не следует, ибо на обоснование уйдут годы. А как же приоритет, престиж, карьера? Зацепка–то есть: измеренные лучевые скорости огромные, значит, громады небесные удаляются от нас. А раз так, применим эффект К. Доплера (1803 — 1853). Сразу всё становится на место: положено ему, эффекту, учитывать перемещение объекта изменением частоты излучения, вот и пусть учитывает. Так на людей свалилась трагедия с названием красное смещение. Она уверяет: далёкие скопления улетают от нас с тем большими скоростями, чем дальше до них расстояние. Значит, звёзды на краю вселенной, т. е. расположенные на бесконечном удалении, несутся куда–то, опережая свет. Но если это так, то для людского глаза они обязаны быть невидимыми. И коль они всё–таки видны, ну что же: некоторые из них остались, ведь не все же скрылись за бесконечным горизонтом. Причём наличных звёзд вполне достаточно для прикидки траектории, которая получилась бы, если бы они вздумали повернуть вспять и собраться там, откуда когда–то начали разлёт. Получилось гран–диозно! Получилось диссертабельно! Получился кормёжный водевиль, который с 1939 г. держатели бюджетов смотрят не закрывая рот. После прибавления к научному писанию нескольких штрихов от Эйнштейна 49 и Фридмана 44 пьеса получила название: разбегание галактик и большой взрыв. Аплодисменты учёной рати не стихают по сей день. Всякий, воздержавшийся от восхваления, покидает олимп бессмертных. Протестующих нет: кому нужны осы над своей головой?18 Идея взрыва затмила умы землян. Лучшего колпака на рассудок не придумать. Планета ответила катастрофами.

В этом эпизоде небесные следопыты до предела напрягли все пять недостатков человеческого естествознания. Во–первых, никто из них даже не подозревал об ограниченности такого инструмента познания, каким является он сам. Если бы сомнения появились, то были бы заданы вопросы: почему бегут только дальние объекты, а ближние нет, куда они все стремятся и что с ними станется, когда добегут, почему они никак не тормозятся при разлёте, почему центр предполагаемого взрыва проецируется в нашу галактику, как разбегание соотносится с конечностью вселенной, что происходит с пространством, освобождённым от вещества, допустимо ли доплеровское смещение мерить без опорного (когерентного) сигнала, какие скорости имеются ещё, кроме лучевой, может ли сдвинутый спектр быть порождением неизвестного явления, что способно выделить такую мощь, которой хватило бы для разгона несусветных масс до невообразимых скоростей, как соблюдаются законы причинности, если действующим лицом выступает лишь расстояние и не просто чужое расстояние, а именно от нас, чуть ли не от самого Хаббла, что было в окрýге точки до момента взрыва и какова природа вместилища для сингулярности … Вопросам нет конца. Впуская в обиход уродца с привязанной биркой: научная теория, надо бы, несмотря на гонки престижа, позаботиться о его легитимности. Если сложить лирику о взрыве, получится гора выше Казбека. Сколько же грызунов кормится на шутках от науки? Сколько талантов увяло, поверив маститым обманщикам? Насколько беднее стала Земля и как потеря темпа развития отразилась на страданиях людей? А как поначалу было хорошо: споткнулись о незнакомое, примерили на него известные наработки, подобрали подходящие и в очередь за известностью. Комбинаторные шалости несут беду.

Во–вторых. В рассмотрении участвует только материя. Единственный сдерживатель её своеволия — это гравитация в ньютоновом представлении. Все положения сэра Исаака относятся к случаю точечных масс по сравнению с расстоянием между ними. Более того, в окрестности гравитирующей пары постулируется отсутствие других тел, способных искривить лаконичную формулу обратных квадратов. В случаях после взрыва, в процессе разлёта и дальнейшего ускоренного убегания за вселенский горизонт, классический анализ тяготения некорректен настолько, что становится ложным. Но, если не тяготение, тогда вообще нет управы на скопище косных объектов. Во имя чего они играют резвостью? Такое отношение к натуре похоже на желание получить берёзовый сок от тени, а не от самой берёзы. И результат такой же: до сих пор не удалось установить причину красного смещения спектра и найти закономерности движения звёздных объектов. Намечается коллапс познавательного напора на природу. И опять: надо менять ум! Назрела необходимость воспринимать мир в его же полном проявлении: каждый объект состоит из содержания–сознания и формы–материи. Дальнейшие упование на выдвижение в будущее только за счёт вещества обречёт цивилизацию на уничтожение.31 Всякий вселенский массив — это сущность. Она в обязательном порядке имеет собственное сознание, которое в соответствии с требованием индивидуального развития, не похоже ни на какое другое сознание, где бы оно ни находилось. Оно же, персональное сознание, например, звезды или галактики, или скопления, или туманности … строит для себя личную форму. Как везде, так и здесь, форма является следствием творческих усилий сознания. Как оно понимает самого себя в причинно–следственных отношениях со старшим и младшим звеньями цепи оразумления, так и выстроит собственное тело.34 Оно и будет тем инструментом, посредством которого сознание сможет обеспечить совмещение фактического познания своей среды с требуемым. Сознание без формы невозможно так же, как и любая форма немыслима без сознания. Изучая поведение только формы, оказываемся в положении умников, насилующих отсвет объекта вместо освоения самого объекта. До некоторых пор такое усердие выглядит, как невинная забава медленно оразумляющихся существ и даже даёт первичное впечатление о мире. Но в дальнейшем, когда появляется возможность создания объекта, который изготовители не способны осмыслить, цивилизация гибнет. И таких много примеров.4 Нельзя незрелых допускать к тайнам будущего. Сознание не уничтожимо, развивается без попятностей, скачков и только от меньшей развитости к большей. Теперь представим, что должно произойти с сознанием галактики при её коллапсе. Свёртывание формы в точку может произойти только, если сознание той же галактики само по себе предварительно решит преобразовать себя в форму в виде точки. Однако такое решение невозможно, поскольку точечное размещение — это прошлый, давно прошедший этап развития. Похожий демарш есть нарушение запрета на попятность роста и грозит разрушением всей причинной цепи отношений, ведь вселенных беспредельно много и согласованное самоубийство нарушит закон индивидуального оразумления. Отсюда вытекает нереализуемость сингулярного состояния мира. Взрыв всей вселенной, ни большой, ни какой угодно, невозможен в принципе. Как же тогда расценивать действия корифеев науки? Какие корифеи, такая и наука. Были бы они иными, люди меньше бы страдали.

В-третьих. Учёные, подавленные энтузиазмом, без рассуждений приняли трёхмерность пространства. Разве есть смысл сомневаться в том, что отчётливо распознаётся глазами и воспринимается рассудком? Это тот случай, о котором говорили древние: чтобы удивляться, надо много знать. На ту пору да и впредь такое будет: всегда для безошибочного выбора будет не хватать знаний. Помощником, подсказчиком и лоцманом при этом может служить выве- ренное мировоззрение, ибо только оно содержит в себе тенденцию развития в противовес нечаянным прыжкам от одного научного происшествия к другому. Предложим сообразительному шимпанзе высказать суждение о пространстве. У него, как и у Эдвина Хаббла, есть глаза даже более зоркие, есть интерес к познанию, но нет телескопа. Не беда! Дадим ему инструмент. Усядется обезьяна перед окуляром и … может ли такое случится, что она ничего не увидит? Нет! Шлифованные стёкла донесут до её взора точно ту же картину звёздного неба, что и всякому иному любознательному. Можно ли ожидать совпадение мнений шимпанзе и Эдвина? Снова нет, ибо тогда человек сравняется по уму с обезьяной. Значит, у животного обязано зародиться собственное впечатление. Какое? Если его развитие ещё не поднялось на уровень человека, то и суждение не может оказаться таким же ёмким. Оно будет упрощённым и соответствовать мировоззрению шимпанзе, т. е. плоскостному отображению увиденной картины. При проецировании трёхмерного изображения на поверхность по–иному станут прорисовываться те же скорости, расстояния, формы, размеры, соотношения, спектры, светимости, блеск … Какие же они на самом деле? Это тот вопрос, с которого должно начинаться всякое исследование. Его наличие засвидетельствует понимание учёным неисчерпаемости предмета анализа и самое основное — это ограниченность собственных способностей к освоению всей глубины темы. Его сознание и его тело, составляющие инструмент познания, имеют частичную приложимость, такие же частичные получатся и результаты поиска. Это ни хорошо, ни плохо. Так будет всегда в силу невозможности овладения полной истиной. Важно понимание этапности достигнутого, что должно послужить предостережением к всплеску дерзости малого ума, как в случае, например, коллайдерного помрачения.8