Дочь Луны

На лице Уильямса промелькнуло смятение.

— Что это вы так смотрите?

— Изучаю тебя.

— Изучаете?.. А почему на «ты»? — привстал с нар Фрэнк. — И для чего изучаете?

— Если я тебя увижу когда-нибудь снова, должен узнать в любом обличье.

Уильямс тревожно шевельнулся.

— Но зачем? С какой стати столько внимания к моей персоне? И эта непонятная фамильярность…

— Видишь ли, — усмехаясь, сообщил Мик, — я двадцать лет прослужил в спецвойсках и привык знать врага в лицо.

— Врага? — Уильямс отпрянул. — Что вы имеете в виду? И вообще, что за тон?..

— Ладно, помолчи, — оборвал его Мик, приближаясь к решетке. — Я вот что хочу сказать тебе, Уильямс. Если ты еще хоть раз в жизни коснешься пальцем Фэйт или даже приблизишься к ней, я тебя из под земли достану, и ты проклянешь тот день, когда родился. Запомни то, что я тебе сказал. Я никогда не бросаю слов на ветер!

Развернувшись, он зашагал прочь.

— Вы мне угрожали! — заорал ему в спину Фрэнк Уильяме, вцепившись пальцами в железные прутья. — Вы мне ответите за это перед судом!

— Желаю успеха, — сухо откликнулся Мик и исчез за дверью.

Нэйт настоял, чтобы Мик занялся составлением отчетов, и тот, чертыхаясь, зарылся в бумаги, вполуха слушая, как Чарли Хаскинс в сотый раз рассказывает старые анекдоты или болтает по телефону с женой о самочувствии только что родившейся дочки. День в округе Конард выдался удивительно спокойный.

Около пяти на участке появился Гэйдж Долтон. Одетый с ног до головы в черное, он возник, как посланец дьявола, добавив мрака в сумрачное настроение этого ненастного дня. Чарли неуверенно приветствовал гостя, стараясь не глядеть Гэйджу в глаза — обычное поведение нормального человека в присутствии внештатного детектива, чье имя окутано загадками, а обезображенное шрамом лицо и притягивает, и пугает одновременно. Кивнув дежурному, Гэйдж обратился к Мику:

— Есть разговор.

Мик отшвырнул в сторону авторучку и прошел за Гэйджем в кабинет шефа.

— Что нового? — с тяжелым вздохом спросил Нэйт и сложил руки на груди, приготовившись слушать.

— Я просил парня из лаборатории держать меня в курсе насчет того, что они обнаружат в деле о нападении на стадо Джеффа. Только что он сообщил, что директор лаборатории потребовал, чтобы был проведен новый независимый анализ.

— Но в чем дело? — Брови Нэйта взлетели вверх, а Мик прислонился к стене, стараясь не показать своего волнения.

— Паталогоанатом настаивает на том, что коровы были зарезаны при помощи хирургических инструментов.

— Ха! — вырвался смешок у Мика. То же самое он впервые сказал четыре года назад.

— Именно, — подтвердил Гэйдж. — Видимо, есть еще улики, но мой лаборант не посвящен во все детали. Я попробую расшевелить кое-кого повыше рангом. Мне не нравится, что кто-то сидит на доказательствах и держит нас в дураках.

— Наверное, они просто не убеждены в правильности своих заключений, — примиряюще поднял руки Нэйт. — Но тебе и в самом деле стоит сходить туда, Гэйдж, и поговорить с ними напрямую. Если начнут катить на тебя бочку, дай знать мне.

Когда Гэйдж вышел из комнаты, Нэйт и Мик обменялись многозначительными взглядами.

— Ты был прав, старик, — проскрипел Нэйт. — Но если так, то прав и в остальных своих предположениях. Черт побери, что творится в моем округе?

— Я бы тоже хотел это знать, — мрачно отозвался Пэриш.

— Я так привык, что вокруг тишь да гладь, да Божья благодать, — сокрушенно сказал Нэйт. — Я уж надеялся, что остаток жизни проведу спокойно, занимаясь лишь этой повседневной ерундой… Напомни, старик, за все время моей службы здесь произошло всего одно убийство, когда четыре года назад сбежавший из тюряги уголовник убил Джона Гранта. Многие ли шерифы могут похвастаться такой статистикой.

— Немногие.

— Вот именно, черт побери! — Нэйт насупился. — А теперь появился этот тип Уильямс, а еще эти коровы, зарезанные и изувеченные каким-то сумасшедшим хирургом. Проклятье!

— Полагаю, — подал голос Мик, — все дело в чужаках. Они, как известно, приносят беду, а потому надо их срочно выдворить. Меня, Фэйт, ее муженька… Кстати, Гэйдж не из этой компании?

— Заткнись.

— Так кто он, чужак или нет?

— Пошел к черту, Пэриш! В округе черт знает что творится, а тебе все хиханьки да хаханьки. Если у тебя есть вопросы, обратись к нему — он ответит.

В этом весь Натан Тэйт, с уважением и симпатией к шефу подумал Мик, направляясь к своему столу. Куча эмоций и ноль информации. Наверняка столь же исчерпывающе он ответит тому, кто поинтересуется у него насчет моей биографии.

По дороге домой Мику уже казалось, что мало-помалу он возвращается в привычную колею. В конце концов, что такое две ночи, проведенные с женщиной? Да, еще утром он не находил себе места. Но теперь все позади. Несколько часов безумства не смогли зачеркнуть всей предыдущей размеренной жизни.

Дома, открыв холодильник, Мик сразу же обнаружил тушеное мясо, приготовленное Фэйт еще вчера. Поставив его в микроволновую печь, он двинулся на скотный двор, чтобы подбросить корма животным и почистить хлев. Грудь отчаянно болела, но Мик был даже рад этому. Боль — ниточка, которая связывает нас с миром, способ напомнить о реальности, повод для того, чтобы сосредоточить все своим мысли на себе самом. А еще — возможность уйти от других, навязчивых мыслей.

Он работал и чувствовал, как камушек за камушком, кирпичик за кирпичиком восстанавливает стену, спрятавшись за которой он жил все эти годы, стену, которая почти рухнула за эту неделю. В конце концов, он имел дело всего лишь с женщиной, а их у него хватало раньше, хватит и впредь.

Тогда почему же он не может отделаться от чувства, что опять стоит на дне узкой, темной, вонючей ямы, на сей раз сам похоронив себя заживо?..

Первым ощущением Фэйт при виде уезжающего Мика было облегчение. Ей удалось выскочить из подстроенной мужчиной ловушки целой и невредимой, и теперь, оставшись наедине с собой, в тиши отцовского дома, можно наконец-то вздохнуть свободно.

Она приложила руку к животу, чуть-чуть надавила на него и сразу же почувствовала энергичное шевеление ребенка — второе за утро. Только она и ее ребенок, и никого больше! Именно здесь, на этом ранчо, где когда-то ей довелось познать радость бытия, она сумеет создать атмосферу истинного дома для своего будущего ребенка, дома, где любви, тепла и света будет в избытке, а слова «страх» не будет существовать вовсе.

По дому разносился запах хвойного освежителя воздуха, особенно сильно пахло сосной в спальне. Мик не сразу пустил ее в дом; сперва он что-то собрал в тюк, который забросил к себе в багажник, а потом стер с двери написанные ночным гостем слова — Фэйт так и не узнала, какие. В комнатах было спокойно, чисто, приветливо.

И вдруг Фэйт опустилась на кровать, обхватила себя руками и тихо, жалобно зарыдала, как какая-нибудь шестилетняя девочка…

Когда она проснулась, за окном было темно. День как вода проскользнул между пальцев. Быстренько ополоснувшись под душем, Фэйт поспешила на кухню. Она почувствовала, что в состоянии съесть сейчас быка, и при одном воспоминании о дыне, которую она положила в нижний отсек холодильника, у нее потекли слюнки.

Она сидела за столом и жадно поедала один сочный ломоть за другим. Но через пять минут бездумное, первобытное ощущение физического благополучия вдруг улетучилось, сменившись холодным ужасом осознания пустоты.

Она осталась без Мика.

Фэйт нерешительно посмотрела на телефонный аппарат. Может, позвонить, объяснить, что причина ее внезапного бегства вовсе не в нем, Мике Пэрише? Да только поймет ли он ее и захочет ли вообще слушать? Впервые за день Фэйт почувствовала, что в состоянии рассуждать здраво, не идя на поводу у животного ужаса и неудержимой паники, и впервые до нее дошло, как могла ранить молчаливого и гордого сына индианки ее утренняя выходка. И теперь он скорее умрет, чем вновь станет с ней разговаривать.