Белый круг

Полтора десятка сопровождающих сиротскую группу, получившую впоследствии, в еврейской истории, название "Дети тени", не докучали своим подопечным ни методичным изучением языка предков, ни штудированием загадочной и прекрасной древней истории кочевого племени, на которой, как на спасательном плоту посреди смертельно опасного океана, держатся, цепляясь друг за друга, уцелевшие после кораблекрушения евреи. Цель сопровождающих заключалась в ином: доставить, довезти сирот до еврейских берегов, обсиженных британцами с их мандатом - и арабами, убежденными в своем праве на владение Божьей землей. Цель будет достигнута, дети, хлебнувшие горя полной мерой, со временем станут прославленными израильскими писателями, генералами, политическими лидерами. Отрубленное детство иногда дает мощные всходы.

Дорога предстояла долгая, Тегеран стоял посредине пути. Военные обстоятельства не позволяли двигаться прямым маршрутом, по суше. Сиротский караван держал курс на индийский Бомбей, а оттуда - морем - в Хайфу. Трудности предстояли обвальные, опасность провала всего дела, вплоть до гибели, была велика и не сбрасывалась со счета. Тегеран - Бомбей - Хайфа. Мировая война. Воздух над планетой разодран сталью и свинцом. Девочка Мири из Краснополья тащит в Палестину добротный немецкий чемодан, набитый бесценными бумажками и картинками. Дай Бог, чтоб не позарился на него тегеранский вор, не выдернул из рук девочки бомбейский оборванец, не смыло его волной с палубы шаткой посудины, ползущей по Индийскому океану. Может, и не случайно, но как же хрупко все устроено в нашей жизни!

К Хайфе подошли перед рассветом; пригоршня огней посверкивала вдоль берега и тянулась вверх по высокому отрогу горы. Небо над лесным хребтом понемногу набухало далеким светом: солнце не спеша подплывало с востока, в лоб сиротской посудине.

Детей ждали. Не теряя времени на приветственные разговоры, озабоченные здоровенные дядьки в коротких, выше колена, штанах рассадили их по грузовикам и куда-то повезли, в разные стороны. Полтора часа тряской дороги, и Мири увидела десятка три белых домиков, немного похожих на краснопольские хатки. И поля лежали кругом, почти как дома.

Деревня называлась красиво и тревожно: "Сторожевая башня долины", хотя не было тут никакой иной башни, кроме водонапорной. Зато долина - была, она широко и зелено открывалась перед домиками, скучившимися в ее горле, и, полого поднимаясь, вела к горизонту. Справа от поселения торчали из земли, как древние почерневшие кости, развалины стен, сложенных из неровных каменных брусков. За стенами рос густой кустарник, и было непонятно, что он там скрывает. Дети, стоя у грузовика, молча пялили глаза на развалины.

- Это Мегиддо, - объяснил дядька в коротких штанах. - Армагеддон. Потом узнаете... А теперь завтракать!

В общей столовой их посадили за длинный стол, на котором вперемежку с белым хлебом в корзинках, такой родной селедкой и отварной картошкой "в мундирах" оранжево светились праздничные шары апельсинов.

- Меня зовут Леа, - стремительно войдя, объявила молодая женщина в рабочих мужских башмаках. - Я секретарь кибуца. Ешьте, пейте! Я тоже приехала из Польши, но это было уже пятнадцать лет назад. Это ваш дом, наша родина. Здесь вас никто не обидит, мы за себя можем постоять. Мы называем себя "сын кибуца", "дочь кибуца", потому что нам так нравится. Вы теперь тоже будете называться "дети кибуца". С приездом, дорогие мои!

Месяца через два Мири нельзя было отличить от настоящих детей кибуца, а через полгода она знала о базирующейся в кибуцах подпольной еврейской армии все, что ей надлежало знать. Ее научили обращаться с оружием, ориентироваться на местности, поджидать на ночном берегу, с потайным фонарем, суденышки с нелегальными иммигрантами. Такая жизнь увлекала ее, но была ей не по душе. Лидия Христиановна прочила ей иное будущее - в больших городах, залитых хрустальным светом, среди чудаковатых художников, совершающих необъяснимые поступки. И там, в этом будущем, она хотела оставаться дочерью своих родителей. Многоликому "мы" она предпочитала привычное и милое "я" и даже и не думала корить себя по этому поводу и раскаиваться.

Однажды ей пришло в голову устроить выставку - украсить унылые стены общей столовой картинами из своего чемодана. Решение далось ей не сразу: она считала треугольную картинку Каца и оставленные Лоттой рисунки и холсты своей собственностью - своей и больше ничьей. Такое отношение к житейским вопросам не поощрялось, мягко говоря, детьми кибуца... Она позвала к себе командира своего подразделения, молодого веселого сабру по имени Менаше.

- У тебя есть картины, а у других нет, - разглядывая работы, сказал Менаше. - Это не годится... А повесить их в столовой - что ж, хорошая идея: все будут смотреть, никому не будет обидно. Нужно собрать общее собрание, обсудить и решить. И тогда пусть висят.

- Ну посмотрим... - уклончиво сказала Мири. Она жалела, что затеяла этот разговор: что еще за общие решения о ее Каце, о Модильяни и о Лоттином Руби! Раз так - пусть лучше спокойно лежат в чемодане... Но говорить с Менаше ей нравилось, он был сильным и надежным, он был как красивое белое бревно с золотыми капельками смолы. Как та мачта, под которой стоял гой и дул в паруса на африканской карте ее детства.

- У тебя есть парень? - отложив рисунки, продолжил приятный разговор Менаше. - Что-то я тебя никогда ни с кем не видел.

- Нет у меня никакого парня, - через силу призналась Мири. - А у тебя есть девушка?

- Сейчас как раз нету, - сказал Менаше, и Мири поняла: это правда, - и обрадовалась, и насторожилась. - Была, а теперь нету.

- Ну заведешь новую, - сказала Мири и добавила с вызовом: - У нас кто поодиночке ходит?

- Вот ты, например, - угадал верный ответ Менаше. - Будешь моей девушкой? Если хочешь, конечно... В этом ничего плохого нет, сама подумай.

- Подумаю, - сказала Мири.

В ту ночь она впервые отдалась мужчине - скорее из любопытства, чем по душному медовому увлечению.

- Полмира... - глядя на Стефа, повторила Магда. - Мама почти ничего не рассказывала о тех временах, не хотела - я мало что о них знаю. Она прожила в Палестине до сорок восьмого года, воевала, а в сорок девятом вернулась в Европу. И до конца жизни каждый год отмечала День независимости Израиля: ужин, шампанское, много гостей. Другие еврейские праздники в нашем доме не отмечали.

Стеф Рунич знал, как сложилась судьба Мирьям Рутенберг в Европе: история галереи "Белый Круг" была изучена досконально, о ней охотно писали и желтые газеты, и солидные толстые журналы по искусству. Успехом галереи восхищались, ее удаче завидовали, и не всегда доброй завистью. Русский авангард, на продаже которого специализировался "Белый Круг", набирал высоту, как космическая ракета: даже самые сведущие аналитики не могли предсказать такого успеха мастерам Серебряного века. Но не составляло секрета и то, что в запасниках галереи хранятся картины из бесценной коллекции европейского авангарда, полученные Мирьям Рутенберг по завещанию покойной фрау Лотты Мильбауэр. Время от времени на крупнейших выставках мира появлялись работы знаменитых мастеров "из частной коллекции", и газетчики писали с упоением, что это и есть шедевры "Белого Круга". Магда не подтверждала, но и не опровергала газетные сообщения.

Перед отъездом Стефа в Прагу, на поиски и охоту, Магда представила ему несколько человек, включенных ею в мозговой центр начавшейся операции. Тут были и руководитель группы адвокатов, и редактор будущей монографии Матвея Каца, и опытный реставратор, и знаменитый искусствовед, и специалист по организации рекламных кампаний.

- Мы уже просмотрели часть материалов, - сказала Магда, - и нашли кое-что интересное. На открытии старого здания галереи мама дала интервью. Вот, поглядите. - И протянула Стефу листок компьютерной распечатки. Один абзац был помечен желтым маркером.

"Я хотела бы представить публике замечательного художника, - читал Стеф Рунич, - может быть, великого. Но у нас есть лишь одна-единственная работа этого мастера Серебряного века, попавшая ко мне самым необыкновенным образом и уцелевшая чудом. Как говорят русские, первая ласточка не делает весны. Мы подождем. Я верю: придет время, и мы покажем миру этого гения русского авангарда во всем его величии".