За полуночным солнцем

Лопари обычно роста ниже среднего, скорее малого, так что редкий лопарь попадет в солдаты. Цвет лица несколько смуглый, но не столько по природе, сколько от вековой грязи, а также от копоти в вежах и тупах, наполненных едким дымом камелька, в которой живут лопари. Голова совершенно шарообразной формы, короткая, круглая. Волосы короткие, как у большинства финнов, по большей части светло-русые, но встречаются и черно- или рыжеволосые; растительность на лице слабая: безусых лопарей больше, чем усатых и в особенности бородатых. Глаза обычно светлые, иногда серые, иногда голубоватые. Общее впечатление от типичного лопарского лица, безусого, с голубоватыми глазами, с добродушным выражением, с улыбкой, — как от детского или юношеского лица. Впрочем, встречаются часто лопари и среднего роста, и выше, с бородками. Женские и девичьи лица привлекательны; у них лучше цвет лица, и только непосильный труд делает их скоро изможденными, морщинистыми.

Лопарю приходится надрываться за работой: это отражается неизгладимо как на внешнем виде лопаря, так и на его здоровье. Девушкам, юношам, почти детям приходится работать такую работу, которая под стать взрослому сильному работнику.

Я никогда не забуду, как однажды мы попали на погост, в котором все лопари были больны от непомерного труда. Мужик-лопарь жаловался, что отнимается поясница, а надо ехать на ловлю на озеро; его «старуха», действительно, по виду настоящая старуха, а на самом деле еще далеко не старая женщина, лежала, надорвавшись, на лавке; сын, юноша семнадцати лет, был совсем болен. У него подвязана была рука: он повредил ее, упав под непомерной ношей на камень; ему можно было дать четырнадцать лет, до того неразвита была его грудь, и сам он был бледен, тонок, худ. Только глаза светились грустью и жалобой, как у надорвавшейся лошади, заезженной и непоправимо больной.

Ранней весной по беспутице лопарь гонит своих оленей на пастбище, на ягельные пространства, в горы. С ним кочует вся семья. Легко представить себе, как переносят эту утомительнейшую дорогу маленькие дети! Смертность среди детей лопарей громадна. Но без летних пастбищ оленей лопарь-оленевод не смог бы существовать. Олени остаются в горах или в лесу до осени, лопарь же переезжает опять со всей семьей на рыбную тоню, на озеро.

Если у лопаря нет вовсе оленей, а таких лопарей с каждым годом становится все больше и больше, рыбная ловля — его главный, почти единственный заработок. При удачном лове все мужчины и женщины отправляются в карбасах на озеро, а дети остаются одни в тонких вежах из шестов, покрытых наскоро дерном и берестой, или в куваксах, сложенных из шестов, с наброшенной на них парусиной. Легко представить себе, насколько прочно защищают эти жилища от столь частых в Лапландии резких перемен погоды, от леденящих северных ветров и длящихся неделями дождей. Предоставленные самим себе, дети натерпятся и голода и холода.

За летнее время лопарь-рыболов несколько раз перекочевывает на другие места, на новые озера и реки: перекочевка бывает в июле, в августе. Рыбная ловля в лапландских водах далеко не удовольствие даже для случайного ловца: озера бурны, карбасы очень плохи, леденящая вода, в которой приходится тащить сеть, туча нестерпимо жалящих комаров — делают эту ловлю для лопаря тяжким трудом, а между тем это единственное его средство к существованию. Поздно осенью лопарь уходит обычно на тресковый промысел к океану, а если у него есть олени, он отправляется искать их в горы, собирая стадо с летнего ягельного пастбища.

В это время женщины и дети остаются в веже или куваксе одни, беспомощные до того, что бывали случаи настоящей голодовки среди них, так как запасов, оставленных мужем, не хватало, а новых достать было неоткуда. Только в самом начале зимы лопари перекочевывают на зимний погост, в тупы (или пырты). Тупы — это деревянные строения, наподобие нашей избы, от которой лопари, вероятно, и заимствовали этот тип постройки, с плоской крышей, засыпанной землей. В углу тупы помещается камелек, который дает много тепла, лишь пока в нем ярко полыхает пламя; как только дрова догорят, камелек, неприспособленный вовсе к сохранению тепла, остывает, и нестерпимый холод закрадывается в тупу.

Любимое, самое старинное, исконное занятие лопарей — оленеводство. Лопарь без оленя — то же, что русский пахарь без лошади или араб без верблюда. К оленю у лопаря настоящая нежность. Известный знаток Лапландии Д. Н. Бухаров говорит: «Никогда я не видал, чтобы лопарь ударил своего оленя. ‟У них ведь душа есть!” — говорили мне пазрецкие лопари о своих домашних животных, и в этом отношении все их соплеменники стоят несравненно выше многих считающихся куда цивилизованнее их народностей». Это наблюдение Бухарова подтвердит всякий бывший в Лапландии. Но — увы! — не всем лопарям выпадает на долю возможность заняться оленеводством. Лопарское оленеводство падает. В 1909 году у всех русских лопарей было всего 41 815 оленей. У редкого лопаря бывает больше 50-ти голов; обыкновенно же меньше этого числа. Причин упадка оленеводства много (оскудение ягельных пастбищ, уход оленей в Финляндию и Норвегию и т.п.), но все причины заключены в одной: в приниженном, беспомощном состоянии самих лопарей.

Поневоле приходится лопарям заниматься рыболовством.

Другой промысел — охота, но и он скудеет, так как зверя все меньше и меньше встречается в лесах Лапландии, а некоторые животные, как например, бобры, совершенно перевелись. Не легок и охотничий промысел. Я встретил одного лопаря, привычного охотника, и, по его рассказам, ему по месяцу приходилось не снимать с ног лыж, чтобы промысел не был безрезультатен. Гоняясь за диким оленем, до тех пор преследуя его, пока он окончательно утомится и обессилеет, приходится ночевать на снегу, голодать, подвергаться смертельной опасности в ужасные лапландские вьюги и метели.

Но как ни бьется лопарь, оленевод, рыболов, охотник, ему никогда не выбиться из нужды, из полуголодного существования.

Лопарю сразу нужно на целый год запастись провиантом — мукой, чаем, сахаром, одеждой, смолой, солью и т.п., так как он круглый год почти занят промыслом и никуда не может отлучиться с озер. Расплачивается он за весь нужный ему товар рыбой, оленьими шкурами, битым зверем. Все это привозит лопарь в Колу, к купцу. Купец никогда не отпустит лопарю товар сразу: он предпочитает сперва угостить лопаря водкой, и когда лопарь опьянеет, начинается торг. Лопарь, подвыпивши, согласен на все: он соглашается на двойные, тройные, четверные цены, которые назначает купец на продаваемый товар, накупает, по предложению продавца, таких вещей, которые ему совершенно не нужны, соглашается на невозможно низкие цены, которые купец назначает ему за привезенную лопарем рыбу, шкуры, рога и т.п., — и в конце концов, оказывается, что не только лопарь не уплатил своего прежнего долга купцу, но остался еще много больше ему должен. Лопарь никогда не выйдет из долга купцу.

Вот, например, образцы тех цен, по которым коляне отпускают товары напоенному ими лопарю, — образцы взяты из подлинного счета одного кольского купца{11}. Простой жилет купец оценивает в 3 руб., чайник, которому двугривенный цена, в 3,3 руб., двадцать фунтов конопли стоят 4 руб., 2 мешка соли 8 руб. (!); 1 пуд муки — 4 руб., 1 мешок муки 6,75 руб., — и в этом же счете 0,5 мешка муки 8,5 руб. (!). Очевидно, цена муки возрастает по мере опьянения лопаря. А вот цены, которые тот же купец назначает за привезенную лопарем рыбу, оленьи шкуры и т.п.: чайник стоит 3,3 руб., а пуд с половиной сигов и 5,5 пудов оленины стоят всего 17,55 руб., 8 оленьих шкур оценивается всего в 11 руб., живой олень самец, который в лапландском обиходе значит то же, что лошадь в хозяйстве русского мужика, 10 руб. и т.п. Когда начался этот счет в 1899 году, лопарь был должен купцу 291 руб., сколько ни платил он в течение двух лет{12} и деньгами и натурой, все-таки к концу 1901 года оказалось, что он должен купцу уже не 291 руб., а 807 руб. Ясно, что несчастный лопарь навсегда останется в кабале у кольского купца.