Страница 9 из 17
С убийственной злобой старик уставился на Колфилда своими сверкающими глазами. Для человека семидесяти лет, который бóльшую часть жизни простоял за кафедрой проповедника, он отличался удивительной подвижностью. Прежде чем кто-либо успел ему помешать, старик ринулся на Колфилда. Мередит услышала слабый хруст и искреннее пожелала, чтобы так скрипнули старческие суставы отца, а не треснули от удара ребра мистера Колфилда.
– Свинья! – завизжал старик, хватая Колфилда за шейный платок. – Папистская[2] свинья!
А затем начался ад кромешный…
Глава 4
Тетя Элеонора завизжала. Кто-то опрокинул чайный сервиз. Фарфор, разбившись, засыпал осколками ковер. Мередит бросила прощальный взгляд на превратившуюся в мусор любимую посуду. Мистер Гримли звал кого-нибудь на помощь. Слуги, словно небольшая вражеская армия, ворвались в гостиную, преумножая хаос одним своим присутствием. Все это время мистер Колфилд не терял хладнокровия, хотя отец Мередит пытался задушить гостя его же собственным шейным платком.
– Молю вас! Не бейте его! – стараясь перекричать поднявшийся гвалт, причитала Мередит.
– У него больная спина! – беспомощно размахивая руками в воздухе, визжала тетушка Элеонора. – Не повредите ему спину!
– Но он, дьявол его побери, пытается задушить меня, – недоверчиво глянув на графиню, произнес Колфилд, осторожно высвобождаясь из удушающих объятий старика.
Все это заняло не более минуты, однако она показалась всем бесконечно долгой. Только после того, как Нелс, похожий на огромного медведя, крепко, но бережно схватил старика, напряжение немного спало.
– Дочь! Не доверяй ему! – указывая на незнакомца искривленным подагрой перстом, завопил безумец. – Он папист! Меня не проведешь! Они шныряют тут повсюду. Он замыслил убить королеву…
Остальную часть бреда старика уже никто не слышал, так как безумца вывели из гостиной и повели в его комнату, вверх по лестнице.
– Примите, прошу вас, мои искренние извинения. В последнее время папа сам не свой. – Мередит не в силах была скрыть стыд за отца и вследствие этого сердилась еще больше.
В прошлом ее батюшка был замечательным человеком, весьма благочестивым и эрудированным. Многие восхищались им. Разумеется, он всегда был скуп на любовь и отличался излишней строгостью, но другого отца у нее просто нет, а его теперешняя болезнь не его вина.
– Не стоит извиняться, миледи, – сказал Колфилд, поправляя складки шейного платка. Губы его кривила полуулыбка. – Не думаю, что ваш отец на самом деле вознамерился убить меня.
– Милорд! – всплеснув руками, воскликнула тетушка Элеонора. – Вы такой добрый и учтивый! Немногие способны на подобное смирение и понимание ближнего своего! – Толкнув племянницу в бок, тетя обратилась уже к ней: – Правда, он сама любезность, Мередит?
– Да, – согласилась графиня, удивленная неожиданной переменой в отношении тети к Николасу Колфилду.
Еще совсем недавно тетушка Элеонора проклинала его, называя гнусным мерзавцем.
– Признаться, меня это несколько тревожит, – раздался в гостиной взволнованный голос стряпчего. – Я понятия не имел, что болезнь вашего родителя столь серьезна. Я беспокоюсь за вашу безопасность, миледи. Теперь вам к тому же следует думать о безопасности не рожденного ребенка. Как по мне, это неоправданный риск – жить под одной крышей с тем, у кого случаются припадки и кто склонен к насилию. Не будет ли разумнее поместить его в приют?
Предложение стряпчего до глубины души возмутило Мередит.
– Вы, полагаю, не имеете ни малейшего представления об ужасных условиях, в которых протекает жизнь пациентов приютов. Мне говорили, что там хуже, чем в Ньюгейтской тюрьме. А еще хочу сказать: мой отец не опасен. Он пал жертвой преклонного возраста и болезней. Надеюсь, с вами такое никогда не случится, а ежели произойдет, то у ваших родных хватит сострадания не отправлять вас в приют.
Колфилд взирал на нее с одобрением.
Мистер Гримли открыл было рот, вознамерившись, видимо, озвучить свои никому не нужные советы, но тут Колфилд в довольно вежливой манере остановил его, заявив бесстрастным тоном:
– Это семейное дело, мистер Гримли. Я позабочусь о безопасности всех, кто находится под моей защитой.
Услышанное, кажется, вполне удовлетворило стряпчего. Он кивнул, воздержавшись от дальнейшего обсуждения. Мередит в глубине души негодовала по поводу излишней властности, проявленной мистером Колфилдом, хотя, надо признать, это заявление успокоило мистера Гримли, положив конец всем его словоизлияниям. Когда же она умудрилась попасть в зависимость от Колфилда? Нет, теперь ее единственная цель заключается в обретении полной свободы от кого-либо.
На миг тень дурного предчувствия накрыла ее… А было еще какое-то непонятное ощущение. Прошли долгие годы, с тех пор как она в последний раз на кого-то рассчитывала. В то время она была молоденькой девушкой, а ее отец пребывал в телесном и душевном здравии. В ее мозгу эхом звучали слова мистера Колфилда – «под моей защитой». Что должен чувствовать мужчина, решившийся защищать ее, печься о ней, предъявлять на нее свои права?
Мередит отогнала от себя эти непрошеные опасные мысли. Раньше она уже разок задавала себе подобные вопросы – когда выходила замуж за Эдмунда. Какой же чудовищной ошибкой был ее брак! Нет уж. Лучше самой распоряжаться своей жизнью, чем отдать себя на милость еще одного Брукшира.
Бросив взгляд на горничную, собиравшую осколки битой посуды, Мередит произнесла с нарочитой непринужденностью в голосе:
– Может, еще чаю?
Он не мог заснуть в этом доме. Как ни парадоксально, Колфилд не в состоянии был представить, что почувствует, вновь оказавшись здесь. Ник не ожидал, что воспоминания обрушатся на него разрушительной лавиной. Похоже, ничто не забыто. Прошлое не умерло, как бы он не заверял себя в обратном все эти годы.
Так и не раздевшись ко сну, Ник мерил шагами свою комнату, борясь с искушением спуститься вниз, оседлать лошадь и умчаться подальше от этого дома. Вздохнув, мужчина устало потер лоб. Слишком легко… слишком трусливо… Надо оставаться здесь до конца. Если удача будет на его стороне и леди Брукшир родит здоровенького мальчишку, он сможет со спокойным сердцем вернуться к своей прежней жизни.
Внешне казалось, что дом не претерпел особых перемен, но только на первый взгляд. Небольшие изменения явно имелись. Теперь здесь чище, дышалось свежее и в комнатах стало светлее. Ник подозревал, что такие изменения произошли благодаря леди Брукшир. Без сомнения, эта ледяная принцесса любит порядок и чистоту во всем. В этом она совсем не была похожа на его матушку, которая предпочитала заботам по дому и хозяйству ленивое ничегонеделанье.
Будучи мальчиком, он наслаждался здешней жизнью, не подозревая, что его могут лишить всего этого. Воспоминания Ника были приятными до того страшного, долгого дня. После него у Колфилда началась другая жизнь и он сам стал другим. С того дня, как покинул этот дом, он умирал тысячью смертей, но так и не умер. Отец всегда стоял в его жизни на некотором отдалении, однако в детстве Ник никогда не считал его врагом. С другой стороны, как еще можно назвать человека, вышвырнувшего из своей жизни жену и ребенка? Ник не был уверен, что его мама на самом деле изменила своему мужу. Он так и не узнал всей правды. Скорее всего, отец пресытился женой-иностранкой, чье прошлое оперной певицы отбрасывало на него тень, и просто избавился от нее, как только страсть в его душе остыла. Отец был титулованной особой и богатым человеком. Развод принес ему мало неприятностей. Но матери, бывшей в прошлом простой певицей… Она не только не могла больше показаться в высшем свете, ей отказано было зарабатывать как прежде себе на жизнь, выступая на сцене. Хотя нет, одна профессия вполне оставалась доступной…
Выйдя из своей спальни, Ник медленно двинулся по тускло освещенному коридору. Звук шагов приглушал толстый ковер. Шорох ног смешивался с тихим шепотом вчерашнего дня. Ник остановился у детской. Дверь была приоткрыта. Внезапно прошлое наполнило жизнью погруженную во тьму комнату. Он услышал в голове голос няни Конни, умолявшей его отца не выгонять мальчика из дому. Ник вдруг отчетливо вспомнил лицо родителя. Тот смотрел своими холодными голубыми глазами сквозь ребенка. А потом прозвучали роковые слова: «Пусть тоже уезжает».
2
Папистский – который исповедует идеи папизма – религиозно-политического течения, пропагандирующего распространение религиозной и политической власти Папы Римского.