Невинный соблазн

Эдмунд также присутствовал при этом. Прислонившись к дверному косяку, сводный брат безмятежно и равнодушно наблюдал за тем, как отец изгоняет из дома мачеху и ее сына.

Отступив от порога своей бывшей детской, Ник отогнал воспоминания прочь. Он боялся, как бы за ними не последовали другие, еще более мрачные.

– Милорд…

Тихий голос разбил вдребезги неприятные воспоминания. Развернувшись, Ник увидел леди Брукшир. Одета графиня была в аккуратное домашнее платье из тяжелой хлопчатобумажной ткани. Ник мог бы поспорить, что ночная сорочка под ним отличается такой же аккуратностью. К груди женщина прижимала книгу, словно это был щит. Теперь она мало чем напоминала облаченную во все черное бледнолицую вдову, которую он видел накануне. Исчезли строгость платья и прически. На плече у нее лежала длинная коса золотисто-каштановых волос. Сейчас она выглядела молоденькой, невинной школьницей, хотя Ник прекрасно знал, что перед ним вдова, чья юность осталась далеко позади.

– Вы заблудились? – Широкий лоб женщины избороздили морщинки.

Заблудился? Нет, как ни грустно, он превосходно знал, где находится. Кивнув в сторону детской, Ник отошел подальше от двери.

– Моя детская комната.

– А-а-а… – с выражением легкого замешательства произнесла графиня.

Она немного ослабила хватку и опустила книгу чуть пониже.

– У меня была няня по имени Конни. Она, случайно, не служит ли в доме и сейчас?

– Никогда о ней не слыхала. Можете поспрашивать в деревне. Возможно, она до сих пор живет где-то недалеко отсюда.

– Быть может, – ответил он, стряхивая с себя странное настроение, которое им овладело. – Теперь, полагаю, настало время вновь найти применение для этой комнаты…

Графиня, едва заметно смутившись, кивнула.

– Ваш отец был бы доволен. Он недолго прожил после моего появления в доме, но часто выражал желание снова увидеть детскую, полную ребятни.

«Какая ирония! Выгнав своего сына отсюда, он желал видеть в детской много ребятни…»

– Жаль, что он не дожил до этого дня, – холодно произнес Ник. – Уверен, из ада ему ничего не видно.

Мужчина ожидал, что графиня сейчас примется осуждать его, или проявит крайнюю степень волнения, или попросту упадет в обморок, как это приличествует благовоспитанным леди, особенно таким чопорным и педантичным дамам, как она. Однако графиня лишь склонила голову набок и с интересом взглянула на него.

– Насколько я понимаю, расстались вы с отцом не совсем мирно?

Ник пристально смотрел на нее. Она с невинным видом моргала своими большими глазами. Вопрос задан был вполне искренне, без тайного подтекста либо осуждения.

– А до ваших ушей не долетали какие-нибудь слухи? – вопросительно приподняв брови, осведомился Ник. – Признáюсь, я удивлен. Полагал, что вам известны все нелицеприятные подробности того дела. Эдмунд никогда не рассказывал вам обо мне?

Потупив взор, графиня провела пальцами по переплету книги. У Ника сложилось впечатление, что его вопрос был немного бестактным.

– Нет, он ничего не рассказывал мне о вас.

Неужели она настолько горевала о кончине мужа, что одно упоминание об Эдмунде огорчило ее? Неужели она любила его? Ник ощутил неприятный привкус на губах. Он снова окинул женщину взглядом. Из-за выбившихся прядей волос ее лицо казалось необычайно молодым и свежим. Бесспорно, она была симпатичной. Кровь у него в жилах забурлила, подстрекаемая желанием и завистью. Чем Эдмунд мог добиться ее любви? Сводный брат, насколько он его помнил, вряд ли способен был вызвать в сердце женщины любовь и верность.

– Ну, возможно, он не находил это важным, но другие должны были вам что-то рассказать, или нет?

– Разумеется, я спрашивала, милорд, – произнесла она и подняла на него глаза так, словно ожидала, что у Ника ее слова вызовут неудовольствие. – Я знаю, что до замужества ваша матушка была актрисой, а потом, забрав вас, она куда-то уехала.

Ник улыбнулся. Уж слишком отважный взгляд графини не соответствовал ее скромному виду молодой девушки в этом простом домашнем платье.

– К сказанному можно еще кое-что добавить. Горькая правда заключается в том, что отец выгнал нас обоих из дому. Развод. Это мерзкое короткое слово лишь шепотом передавалось в гостиных из уст в уста. Мне тогда исполнилось всего восемь лет, но после развода отец отрекся и от меня.

Несмотря на спокойный тон, горечь переполняла каждое произнесенное им слово.

Женщина задумчиво прищурилась. Она поджала губы, что-то явно обдумывая. Светильники на стенах отбрасывали длинные тени. Нику было трудно разглядеть выражение ее глаз, но он почувствовал в них порицание… Или это ему только почудилось?

– Вам интересно, чем мы заслужили такое обращение?

– Нет. Я считаю, что трудно простить отца, отрекшегося от собственного ребенка. Такой поступок заслуживает всяческого осуждения.

– Отречение от ребенка, а как же супруга? – с вызовом спросил Ник.

– Я… – запнулась графиня, – не знаю обстоятельств…

– Очень тактично с вашей стороны, однако не уверен, что вы изволили бы выражаться подобным образом, не окажись моя матушка оперной певицей. Не думаете же вы, что она находилась в равном с моим отцом положении? У него было богатство и статус в обществе. Я не говорю уж о том, что закон предоставляет мужчинам больше прав, чем женщинам. Разве вы сейчас не зависите от меня в той же мере, в какой прежде зависели от Эдмунда?

Она напряглась всем телом. Ник видел, что его слова достигли нужного эффекта. Значит, графине не нравится ее подчиненное положение и она прекрасно понимает всю степень своей зависимости.

– Что-то не так? Вам неприятно слышать правду, миледи?

– Да, неприятно, – признала она. – Не люблю быть кому-либо обязанной.

– Ваше положение не так уж сильно отличается от того, в котором оказалась моя матушка. Вы обе остались без пенни за душой. – Ник пожал плечами. Он старался сохранять хладнокровие, но это было отнюдь не просто. – Отец обвинил мою мать в неверности. Если его обвинения являлись правдивыми, возможно, она заслужила кару.

– А вы? – спросила Мередит. – Не могли же вы совершить что-нибудь настолько скверное. Тогда вы были беспомощным ребенком. Должно быть, ужасно потерять все то, что составляло опору вашего существования. Могу представить, как вам было тяжело.

Она произнесла это таким тоном, словно и впрямь понимала, что значит потерять опору существования. Возможно, графиня испытывает нечто похожее сейчас, когда ее будущее остается сокрытым в тумане неопределенности. Ее будущее зависит от того, родится у нее мальчик или девочка, и подчинено капризу судьбы.

«Дочь приходского священника, скорее всего, сочтет это Господним провидением», – усмехнувшись, подумал Ник.

Она сочтет, а он – нет. Если Бог есть, он давно уже отринул от себя Ника. Мальчик или девочка? Все равно что играть в орлянку с судьбой.

– Я выжил.

– Ваш отец также многого лишился, даже если он этого и не понимал. Умер он очень одиноким человеком. Уверена, он сожалел…

– Нет! – нетерпеливо прервал графиню Ник, рубанув ребром ладони воздух. – Этот мерзавец не заслуживает ни капли жалости. Вам не удастся переубедить меня. Коль вам так уж необходимо кого-либо пожалеть, то пожалейте мою мать, которая была вынуждена продавать свое тело ради того, чтобы мы не умерли с голоду. Она умерла, заходясь кашлем, в грязной, кишащей крысами дыре.

Лицо графини побледнело. На сей раз ему удалось взять ее за живое, а вот на душе Ника сразу же полегчало. Гнев – старинный приятель, который не покидал его в самые трудные дни, вырвался наружу. Было очень здорово отвести душу, выместив свою злость на постороннем человеке. Все, кого он мог бы обвинять в случившемся, умерли. Она была ближайшим громоотводом. Будучи девушкой, она вышла за Эдмунда, делила ложе с человеком, который безучастно наблюдал за тем, как изгоняют Ника. Тогда сводному брату исполнилось пятнадцать лет. Он вполне мог поднять голос в защиту младшего. Женщина, стоявшая перед Колфилдом, была замужем за этим слабовольным слюнтяем. Она даже умудрилась оплакивать его кончину. Ник не испытывал к ней сострадания. Ему все равно, с каким сочувствием она слушает его, пока он изливает перед ней душу.