Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 28

.

Участок Обводного канала от Боровского моста до устья Волковки в Петербурге издавна считается местом нехорошим, даже проклятым. А началось всё зимой 1923 года. Во время прокладки теплотрассы в районе нынешнего автовокзала рабочие глубоко под землёй наткнулись на некое каменное сооружение — гранитные плиты, расположенные в виде круга. Поверхность их была испещрена непонятными надписями и знаками, а под центральной плитой обнаружились истлевшие человеческие кости. Прибывший на место находки археолог Гвоздицкий был потрясён. После беглого осмотра он вынес приговор: находка уникальна, поскольку является прекрасно сохранившимся капищем, или захоронением, относящимся к XI-XII вв. и имеющим, скорее всего, скандинавское происхождение... В итоге судьба уникальной находки оказалась печальной. Ломовые извозчики отвезли гранитные плиты в камнерезальную артель для мостовых «Свободный труд», где из них напилили поребрики для мостовых Лиговского проспекта. Человеческие останки сложили в несколько мешков и вывезли на свалку.

.

Тёмные воды смерти

В полдень 12 апреля того же года с Боровского моста в Обводный канал бросилась прачка. С этого момента Боровский, Новокаменный, Предтеченские мосты и железнодорожный виадук близ Волковки стали излюбленным местом городских самоубийц... Пик самоубийств пришёлся на осень 1923 года. Милиция была вынуждена выставить на мосту и виадуке посты, чтобы всеми мерами препятствовать попыткам граждан преждевременно свести счёты с жизнью. Тем не менее, в том году воды Обводного канала навсегда сомкнулись над головами 89 человек. Спасти удалось лишь одного... Мясопатамскому повезло — вместо глубины он угодил на мелководье, где и сидел с отбитыми ягодицами, пока его не вытащили пожарные.

Рис. 26. Обводный канал, окрестности.

Неудавшегося самоубийцу отвезли в приёмный покой городской барачной больницы (Боткинские бараки), оказали необходимую помощь, после чего им занялся известный психиатр Ефимсон. О чём беседовал врач с пациентом, осталось тайной, но то, что случай неудавшегося суицида был явно неординарным, это факт. В таком виде, как после долгой беседы с Мясопатамским, коллеги никогда не замечали светоча психиатрии. В крайне возбуждённом состоянии Ефимсон метался по больнице, бормоча одну и ту же фразу: «Этого не может быть! А впрочем, кто знает...»

С 1924 года самоубийства на Обводном резко сократились... В 1933 году канал вновь захлестнула эпидемия суицида, и опять на том же участке — от Боровского моста до железнодорожного виадука. 107 случаев самоубийств было запротоколировано 28-м отделением милиции, на территории которого находился этот участок. Между тем Ефимсон внимательно наблюдал в психиатрическом отделении выловленных из канала новых пациентов. А всё свободное время доктор проводил в архивах, разыскивая документы, в которых содержались бы сведения о каких-либо таинственных происшествиях, связанных с районом Обводного канала и речкой Волковкой. Поиски привели его к археологу Гвоздицкому. Их встреча состоялась незадолго до войны. Гвоздицкий рассказал о находке 1923 года и даже показал ряд рисунков, надписей и знаков с каменных плит, воспроизведённых по памяти. Выходило следующее: обнаруженные плиты представляли собой ритуальное капище. Первоначальная датировка оказалась неверной. «Тут я маху дал», — искренне сокрушался археолог. Отдельные из высеченных на плитах каббалистических символов появились в Европе не ранее конца XIII — начала XVI века. Расшифровать надписи не удалось, так как язык, на котором они были выполнены, являл дикую смесь древнееврейского и латыни. По мнению специалистов, надписи могли быть каким-то пророчеством или заклятием, на что указывало как наличие символов, так и расположение плит. «Впрочем, всё это весьма гипотетично, — в конце беседы заключил Гвоздицкий. — Истина, к сожалению, уничтожена вместе с камнями».

В свою очередь, Ефимсон поведал Гвоздицкому о причине, приведшей его в дом учёного. Старый археолог рассказу ничуть не удивился.

— До их революции, — сказал Гвоздицкий, — мне приходилось вести раскопки Согдийского царства. Работала экспедиция на местности под названием Кара-мазар, что в переводе значит «Чёрная могила». Среди аборигенов это место издавна слыло недобрым. Но когда мы наткнулись на несколько древних захоронений, рабочие разбежались по кишлакам, и ничто не смогло заставить их вернуться. А через пару дней среди моих людей начался мор, причём смерть каждого была необъяснима и загадочна. Мне пришлось спешно сворачивать экспедицию и ретироваться из этой местности...

Рис. 27. Обводный канал

Следующим шагом Ефимсона был визит в Смольный. Войдя в кабинет Андрея Жданова, первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), он с порога ошарашил хозяина города следующим заявлением:





— Я с ужасом жду 43-го года. Надо что-то делать! — С этими словами Ефимсон положил на стол Жданова папку со своим отчётом о случаях самоубийств на Обводном канале...

Но едва за психиатром закрылась дверь, Жданов позвонил начальнику Ленгорздравоохранения товарищу Казбечке и сказал:

— Ну и мудак же этот ваш Ефимсон! Совсем со своими психами спятил...

А в Ленинграде на прежнем месте разразился очередной «бум» самоубийств. Случилось это, как и предполагал Ефимсон, в 1943 году... Когда немецкие снаряды рвались в канале, от взрывов то тут, то там на поверхность всплывали трупы самоубийц, и течение медленно сносило их в сторону Невы. И было их не один и не два десятка...

В последние годы самоубийства на Обводном канале продолжались, как и прежде: каждый третий год нового десятилетия, вплоть до наших дней — 2003 года. И то, что за всеми этими событиями стоит нечто потустороннее, ясно понимал только один человек. Записки доктора Ефимсона, составленные незадолго до кончины, взамен утраченного отчёта, приоткрывают завесу над зловещей тайной Обводного канала...

Могила колдуньи

Средневековая хроника Эрика Абосского гласит: в 1300 году маршал Торкель основал в устье реки Охты крепость Ландскрону. Владычество шведской короны на берегах Невы закреплялось жестоко. Отряды маршала огнём и мечом прошлись по карельским поселениям на реке Кеме (Фонтанка) и Сутилла (Волковка). На одной из излучин Сутиллы шведы наткнулись на капище, где идолопоклонники устраивали нечестивые шабаши, принося в жертву своим богам животных и собственных младенцев. Гнев ревностных христиан был беспределен: солдаты с яростью принялись сокрушать истуканов. В разгар погрома из густого ельника появился безумный старик отвратительного вида и стал призывать на головы погромщиков месть всех сил Тьмы. Солдаты тут же убили старого нечестивца, но страх от заклинаний проник глубоко в их души, поскольку в то время рассказы о страшных возможностях карельских колдунов заставляли трепетать всю Скандинавию.

Рис. 28. Река Волковка

В Ландскроне нашёлся некий человек, весьма сведущий в колдовских учениях, который предложил вышибить клин клином. Маршал Торкель уж на что был ревнителем веры Христовой, но и то был вынужден согласиться на сомнительное предложение, опасаясь, что суеверный страх гарнизона обернётся открытым бунтом.

В одну из ночей на месте бывшего капища состоялся не менее гнусный и отвратительный шабаш, чем те, что разворачивались здесь прежде. Чтобы лишить силы заклинания колдуна, в жертву Дьяволу было принесено пять молодых карелок. Их кровью окропили гранитные плиты с выбитыми на них магическими словами и знаками, а трупы бросили в одну яму с трупом колдуна. Затем знаток потусторонних тайн навечно заклял дух злобного старика и в завершение осквернил святое распятие. Как далее повествует хроника, едва святотатство свершилось, по ночному лесу разнёсся ужасающий хохот, и внезапно поднявшийся вихрь с корнем опрокинул огромную ель. С тех пор место на берегу Сутиллы считалось проклятым. Ну а в годы советской власти сила старинного заклятия была грубо разрушена, и злой колдун, сдерживаемый в земле более девяти веков, вырвался на свободу.