Большой вальс

Уже несколько раз их пути разошлись, не соприкоснувшись. Впервые – в тот рождественский, дождливый вечер, когда озябшая Виктория встречала на причале Острова господина Уилси. А встретила совсем не нуждавшегося в её обществе, рвущегося к Антонии, Жан-Поля. Бенджамен не приехал, спутав что-то с визой, а юный Дюваль изо всех сил старался поддержать дух пребывающей в трауре и глубокой растерянности дурнушки Вики.

Потом уже, учась в Америке, Виктория собиралась навестить тетю Августу, но все не знала, как предъявить ей свое ново лицо. А когда решилась – будь что будет, уж Августе-то не надо объяснять лишнего – она сама все поймет, по-своему, с точки зрения волшебства и теории "хеппи энда", то было поздно. Уехали они куда-то путешествовать – внук и бабушка, – то ли в Гималаи, то ли на Ямайку. А вскоре последовало извещение о похоронах Августы Фридриховны и выходе нового романа Уилси, где промелькнул незабвенный образ "засушенной маргаритки" и даже кое-что из их общего российского прошлого. Виктория без труда узнала куйбышевскую коммуналку, себя, Лешу и Катю. как-то через Мейсона Хартли она осведомилась о паблисити Уилси и получила самые лестные отзывы – Августа по праву гордилась своим внуком: и взгляды у него прогрессивные, и гуманист, и скромен при всей известности и талантах. А кроме того – на виду не толчется, живет почти затворником, славой пренебрегает. В общем, как раз то, что надо. К тому же Виктория ощущала необъяснимое притяжение к этому персонажу их общего "романа". То ли долг перед ним какой-то чувствовала, то ли смущала недоговоренность, незавершенность сюжетной линии, завязанной Августой и с её кончиной так неловко оборвавшейся.

И вот теперь, обнаружив Уилси рядом с именем А. Б. в списках участников круиза, Виктория решила – знак свыше подан, пора воспользоваться предоставленным им, возможно последним, шансом. В общем: "Ваш выход, артист, ваш выход!"

Уговаривать Антонию долго не пришлось. Она уже послала отказ от участия в поездке и вдруг срочно сообщила, что нашла возможность принять предложение и прибудет на борт в сопровождении Шнайдера.

Далее Виктории надо было успеть сработать чисто – помелькать среди приглашенных, уговорить Уилси о помощи и покинуть судно в ближайшем порту вместе с Артуром. Пусть потом изощряются в толковании поступка А. Б. – это уже не будет иметь никакого значения. Издержки оплатит Шнайдер из счета А. Б., а свадебные события удовлетворят жажду всех любопытных.

Рассчитывая пробыть на судне всего сутки, Виктория хотела обойтись без багажа, но пришлось взять приличный чемодан, в который была спрятана заветная сумка. "Сестры" сложили в неё все, что можно хоть как-то пригодиться Уилси – письма, фотографии, обрывки дневника, который периодически вела Вика, выданные Антонией из семейного архива документы и прочая мелочь, обнаруженная тут и там. Ко всему этому прилагалась школьная тетрадь, исписанная Викторией за три ночи: "Невероятная история доктора Пигмалиона". Пусть Уилси поступает, как подскажет ему совесть, писательское чутье и память об ушедшей Августе.

– Боже мой, девочка, после того, как я подобрал тебя голую в Венеции, моя жизнь превратилась в сплошной детектив, в котором распределены все роли и я сам – постоянно остаюсь за бортом, чтобы умирать от неизвестности и волнения, – сетовал Жан-Поль, провожавший Викторию до причала в Нью-Йорке, откуда стартовал "Морро Касл". Сейчас огромный белый дворец виднелся из окошка их машины вместе с толпой, окружающей трап. – Там уже царит предстартовый ажиотаж. Фотокорреспонденты облепили столбы и телефонные будки. Ужас! Тори, я не пущу тебя!

Он схватил её за руку в неподдельном испуге.

– Не паникуйте, мсье Дюваль, я не отойду от вашей невесты ни на шаг. Мы ведь не первый раз играем в паре, – заверил Артур, воспылавший теплыми чувствами к Виктории, особенно после того, как спас ей жизнь. Правда, вышло так, что выручил он все же Антонию, но ведь мчался-то он к ней, к Вике!

– Милый, ты же лучше всех понимаешь, как важно, чтобы "рисунок судеб" вех близких нам людей обнаружил свои чистые, возвышенные очертания в объективном исследовании Уилси. – Виктория с легкой укоризной заглянула в глаза Жан-Поля. – Я не боюсь быть выспренной. "Пафос возвышенного" задан в этой истории не мной… И я убеждена, что мы не должны позволить погибнуть в разрастающейся грязи скандальных домыслов этим не до конца ещё проявившимся, значительным линиям… Затейливой красоте, которую зачем-то вложили в нашу жизнь высшие силы…

– В так называемый материалистами "способ существования белковых тел, – добавил Жан-Поль и хитро улыбнулся. – А ведь, оказывается генетика и поэзия очень близки: тот же творческий механизм, те же законы сотворения нового: алгебра в союзе с гармонией.

– Ладно, милый, мы это все обсудим послезавтра. Ты понял, где должен встречать нас? Если, конечно, капитан судна не передумает – остановка в порту N целиком на его совести. – Тори повернула к Жан-Полю сияющее предстартовым волнением лицо:

– Ну, как я?

– Великолепна, как всегда. Только эта шляпка…

– Пора, пора, скоро поднимут трап, – спохватился Артур. – А шляпку мисс Три от волнения одела задом наперед. Поверьте, поклонники "высокой моды" сочтут это высшим шиком! И завтра половина пассажиров будет выглядеть точно так же!

…Виктория, по всей видимости, выглядела странно, встреченная на борту капитаном Уолтером Миллиганом и эскортом окружающих его знаменитостей. На неё поглядывали с нескрываемым любопытством – все же сплетни, пренебрегаемые этими людьми, возбуждали интерес к А. Б. и можно было не сомневаться, что вскоре она подвергнется нашествию журналистов. Девушка находилась в приподнятом настроении, с радостью отвечая на приветствия знакомых и даже малознакомых людей. "Теперь уже все равно, сочтут меня сумасшедшей или авантюристкой", – думала она и нисколько не удивилась, что в соответствии с условиями контракта (!) в её "люксе" находилась "камеристка" – служащая "дома Шанель", следящая за гардеробом мисс Браун, поскольку было условлено, что ничего, кроме продукции этой фирмы на знаменитом теле за время путешествия не появится.

Виктория распахнула зеркальные стенные шкафы, отведенные под гардероб, и вздохнула "Прекрасно!". Того, что переливалось и струилось здесь, благоухая её любимыми духами "Arpegio", хватило бы на экипировку целой олимпийской команды. Все же жаль, что эти великолепные туалеты останутся без употребления. Ах, как неплохо смотрелись бы они, в самом деле, на борту этого славного "пароходика", украшая загорелое, с наслаждением готовящееся к материнству тело Виктории…

"Морро Касл" выглядел великолепно во всем блеске роскошного оснащения. С группой привилегированных гостей под предводительством капитана Виктория совершила экскурсию по кораблю, рассматривая плавучий город. Все здесь было настолько великолепно, что приходила на ум жуткая история "Титаника", привлекающая любопытство своим изысканным трагизмом уже более восьми десятилетий.

На корабельной кухне, повеявшей аппетитными запахами готовящегося торжественного обеда, Виктории вдруг стало дурно. "Полтора месяца, а уже характер показывает", – подумала она про будущего ребенка и попросила его: "Потерпи, милый, нас ещё скоро начнет качать. Потом немного полетаем на самолетике и будем сидеть дома". Какая-то дама, оказавшаяся журналисткой Диной Зак, "сосватавшей" когда-то Лагерфельду начинающую манекенщицу Антонию Браун, заботливо помогла ей выбраться на палубу.

– Ты позеленела, моя милая. Мне кажется, будет легче на свежем воздухе, – она подозрительно присмотрелась к девушке и Виктория охотно кивнула:

– Да. Ты угадала. Только это пока – между нами.

Пусть идет звонить по сему кораблю – все равно через две недели свадьба и Антония добьет всех появлением Готтла.