Страница 6 из 13
Перед ней село. Наверное, это село ее детства. На окраине, почти у самого луга – маленький домик. В нем светлые комнаты. И окна выходят на клумбы с мальвами, а в саду – кусты сладкой золотистой смородины. Наверное, тепло в доме именно от этих отсвечивающих алым мальв и от нагретой солнцем смородины. Маленькая девочка сидит на подоконнике и касается стекла узкими ладошками. Она чувствует пульсацию света, как свет проходит прямо сквозь нее – да, прямо сквозь ее хрупкое тельце. В том доме не бывает холодно. Девочка убирает ладони со стекла и открывает окно в сад. И сразу же в комнату вливается дивная мелодия, она теплая и светлая, тихая и насыщенная запахами… Именно так: мелодия света пахнет смородиной. Смородиной ее детства. И женщина знает: эта маленькая девочка – она сама.
На свете существует множество шарфиков. Одни согревают тело, другие же – душу. И неважно, что ты их не видишь, – они все равно существуют. Они в небе, они – в твоем детстве. Эти шарфики расшиты птицами, и обязательно лиловыми! Теми самыми лиловыми канарейками, которых невозможно поймать, посадить в клетку, потому что они и есть ваши мечты. Лиловые канарейки вспархивают, кружат, летят, снуют в голубом небе и, наконец, пропадают в пурпуре заката. И каков бы ни был день – пусть даже серый, осенний, – он все равно расцвечен этими лиловыми птицами. Лиловыми птицами мечты и надежды…
Конечно же они помирились. Утро они встретили вместе – в съемной комнатке с окнами на старый, запущенный вишневый сад. Она встала и увидела девочку – с короткими смешными косичками, в которые были вплетены красные ленты. Ленты были втрое длиннее кос, но девочка этого не замечала. Ей было весело. Она вприпрыжку носилась по светлой просторной комнате, а затем открыла окно и протянула руки к заливающейся песней канарейке. Птица пела перед самым окном, сидя на расцветающей вишневой ветке. Тонкая глянцевая ветвь, сплошь в готовых распуститься бутонах, покачивалась не то от весеннего ветерка, не то от самой песни… Двадцать лет тому назад… Это было двадцать лет тому назад – и вчера. А эта девочка – это она сама. Она сама.
– Мама, смотри! Птичка какая! Цвето… цветовая? Нет, цветная!
– Доченька моя, птичка серенькая… Это солнышко так на нее светит, что окрашивает ее лиловым.
– Нет, мамочка! Птичка на самом деле лиловая! А солнышко… оно красит ей только шарфик на шейке!
– Надюшка моя… ты у меня такая выдумщица!
– Нет, она у нас не выдумщица. Она у нас умница! – слышится незнакомый голос.
На пороге стоит молодой крепкий мужчина, а в руках у него… лиловая канарейка!
– Доброе утро, Вера! Я принес подарок твоей Надюшке. Вот.
Он протягивает девочке резиновую, ярко раскрашенную птичку.
Девочка хватает это чудо обеими руками, но мать выхватывает у нее игрушку и бросает ее прямо в огонь печи. Птичка съеживается, шипит, а потом загорается. Нестерпимо воняет паленой резиной. Канарейка скукоживается, и вскоре от нее остается только кусок черной как ночь сажи.
– Уходи! – кричит мать. – Забудь сюда дорогу! Нам от тебя ничего не надо, слышишь? Ты нам не нужен! Ни ты сам, ни твои игрушки!
Она прожила в селе своего детства только два дня. Этих двух дней с лихвой хватило, чтобы все запомнить и все понять. Когда ее любимый ушел в магазин, она позвонила на вокзал, заказала билет и такси. А потом собрала чемодан. На журнальном столике она оставила записку: «Прости. Ты мне не нужен. Возвращайся к жене и дочке. Думаю, они тебя простят. А меня… меня, может быть, простит Бог. Я желаю тебе счастья. Не ищи меня, потому что ты – не моя половинка».
Слезы катились из глаз, и несколько капель упали на записку.
А потом она взяла чемодан и уехала. Оставила в прошлом все: и их счастливую комнату, и его – того, которого на самом деле любила. Но… не всегда можешь делать то, что хочешь. Так же, как не всегда будешь любить, и ждать шагов за окном, и цвести, как этот вишневый сад… Помечтать бы про счастливое будущее с двумя очаровательными детишками, со своим собственным новым домом и садом, где обязательно будут и смородина, и клумбы, и мальвы под окном…
А может, нужно мечтать не о том, что безвозвратно прошло? Может быть, стоит попробовать жить так, как никто до нее еще не жил? Потому что ее душу так пока никто и не понял – возможно, потому, что она похожа на необычайную лиловую канарейку? Как прекрасна эта женщина, и как прекрасен этот день, в котором будущее еще не прописано, и оно все пока белым-бело, и эта белизна так узорчато-мастерски вплетена в лиловое прошлое, что дух захватывает. И не нужно никаких эмоций… только лиловые канарейки на шарфиках ветра.
Метель отцветшей сирени
Алла не вошла, а буквально влетела в квартиру. Привычно порадовалась своему уютному жилью, новым обоям в цветочек. Большой платяной шкаф был открыт – но она, не заметив этого, пробежала мимо него в спальню, по дороге сбросив туфли. Кровать под мягким голубым покрывалом манила, и Алла вытащила из волос зубастый гребень, выпустив разом на волю целую копну блестящих светло-русых волос. Устала. У зеркала лежала записка. «Почему не позвонил?» – подумала мельком, беря ее в руки. «Аллочка, куда ты запропастилась? Ждал тебя до шести. Убегаю, потому что уже опаздываю, обязательно нужно быть на этой корпоративной вечеринке. Жду тебя в ресторане «Мечта». Свой пригласительный билет забрал, а твой – на столе в кухне. Не копайся! Жду. Тимур».
– Билет в кухне на столе… – растерянно пробормотала Алла.
Записка Тимура одновременно и растрогала, и обеспокоила ее. Глаза Аллы, которые до сих пор светились радостью, потускнели, а счастливые лучики вокруг них пропали.
Ее поразило это ощущение дежавю. Давным-давно, еще когда она была школьницей, в ее жизни уже был один такой день, когда счастье переливалось через край, – и этот день закончился очень печально. И тогда, в тот самый день, когда ее одноклассник Валентин вдруг начал оказывать ей, Алле, исключительные знаки внимания, у нее так же, как и сегодня, появилось неясное предчувствие беды. Валентин принес ей три тяжелые кисти лиловой сирени. От нежданной радости она весь день будто на крыльях летала. Она порхала и смеялась своим особенным смехом, так похожим на звон серебряного колокольчика. Радовалась, не глядя ни на кого – даже на свою соседку по парте Настю, которая в тот день была особенно хмурой. А после уроков Настя неожиданно сказала Алле, чтобы та сильно не радовалась – Валька просто захотел посмеяться над ней. Он давно дружит с Иркой, и это всем известно. День сразу стал серым и скучным, она уже не порхала, а еле-еле тащились по лестнице. И там же, на лестнице, она услышала, как Валентин хвастливо сказал кому-то:
– Захочу – любая за мной, как собачонка, бегать будет!
– Любая? – спросила Алла, подходя.
А потом… стиснула маленький кулачок и, размахнувшись, врезала ухажеру прямо по носу. Валька упал спиной на подоконник, но она повернулась и ушла – он ее больше не интересовал.
На следующий день уже он бегал за ней «как собачонка»: давал честное слово, клялся, что имел в виду совсем не ее, что-то лепетал о дружбе, но… Алла ему не поверила. И Валентин уже не казался ей привлекательным, и букет сирени она тоже выкинула – те самые веточки, которые она хотела засушить и хранить вечно… Та сирень принесла ей одни только неприятности. Не будь ее, Алла не перешла бы в другую школу, чтобы не видеть ни Настю, ни Валентина. Но, может быть, она чересчур переживала тогда? Не стоило так резко менять свою жизнь из-за какого-то букета, который, возможно, предназначался вовсе не ей, из-за глупого хвастуна Валентина и завистливой Насти. Теперь все это забылось и осталось где-то далеко, там, на пороге взрослой жизни, который она давным-давно перешагнула.
А сегодня… сегодня у нее такой счастливый день! Она замечательно сдала последний экзамен, так что учеба в колледже закончилась. И она думала, что Тимуру это небезразлично, но… он так ее и не дождался. И даже не позвонил, не поинтересовался, как у нее дела, хотя последний экзамен был очень сложным, и он знал, как она переживала!