Страница 4 из 10
«Какая временная и ситуационная бездна между этими порывами холодного сырого ветра, – подумалось Максиму, – тогда он гулял над весенним льдом Чудского озера и трепал плащи крестоносцев, сейчас дыхнул холодом в лицо мне – жалкому мошеннику из Москвы».
Мы запомним эти мысли Максима о ветре и обратимся к возможностям ветра впоследствии. Ветер поможет нам в выстраивании линии повествования и будет выхватывать из своего богатого архива нужные события. Ветер! Сколько он знает, скольким событиям свидетель и каждый раз у него свой путь, своя музыка! А какие у него бескрайние возможности. Одновременно он может бушевать над Северным морем, рвать снасти кораблей, пугать до смерти моряков и где-то за тысячи километров легким дыханием гладить мягкие волосы ребёнка!
Перед отелем Максима ожидали стандартный для определенного круга россиян «Мерседес» S-класса и джип «Тойота Ленд Крузер» с охраной. Обычно Максим перемещался в компании рослых секьюрити, но, сейчас он не видел в том нужды. Один из охранников открыл ему дверь «Мерседеса». Максим не стал садиться в машину, а лишь достал из салона кепку. Он сказал, что хочет прогуляться и чтобы верные джигиты ждали его здесь.
– За вами пройтись? – спросил Палыч. Он был старшим охраны и отличался от своих подчиненных преклонным возрастом, огромным пузом, слегка прищуренным, как бы всё знающим, таинственным взором и тем, что раньше когда-то служил в ФСО, о чём свидетельствовал маленький золотой значок на вороте его пиджака. Когда Максим уходил в загул и повышалась вероятность возникновения какого-либо конфликта, для его урегулирования в числе охранников всегда присутствовал Палыч.
Максим отрицательно покачал головой. Он хотел побыть один. Любое общество, даже присутствие за спиной охранника, в данный момент ему было невыносимо.
Максим надел перчатки, поднял воротник пальто, уткнув подбородок в модный узел мягкого шарфа, и двинулся в студеную темень.
Пройдя метров двадцать, он оглянулся. Охранники сидели в теплых салонах заведенных машин. Максиму подумалось, что этот вид дорогих авто и торчащей в них челяди ему уже очень и очень давно не ласкает взор, хотя раньше он испытывал некое удовольствие от подобных видов как от продукции своей деятельности. Сейчас данная картина была для него абсолютно пустой и даже глупой. Максим угрюмо побрел по улице.
«Охранникам кажется, что я наслаждаюсь жизнью, – думал он, – как же: денег не меряно, ем в вип-ресторанах, зависаю в отелях, подтягиваю красивейших женщин – всё вроде бы в шоколаде. Но им и в голову не придет, что сейчас во мне происходит». Действительно, времяпрепровождение Максима, с точки зрения многих, виделось завидным, но для него эти элементы сладкой жизни сейчас имели совсем обратный эффект.
Чудовищная душевная опустошённость разрывала сердце Максима. Он намеренно втянулся в беседу с девушкой, так долго не отпускал ее и пил больше обычного. Поведение и речь его, конечно, были глупыми и неестественными в данной обстановке. Он чувствовал, что лез со своими ненужными и где-то мучительными вопросами и приёмами в совершенно чужое сердце, которое втайне считало его дураком и притворщиком. Знаток женщин, он понимал это великолепно. Всё это время Максим боялся остаться один на один со своими мыслями и с той мерзостью, которую он опять совершил. Уже довольно продолжительное время после подобных связей на него накатывало ощущение кромешной безысходности, чёрной тоски и одиночества, сейчас оно было невыносимо.
Самоубийцами принято называть тех, кто наложил на себя руки; в какой-то степени самоубийцами являются и люди, утопившие жизнь в помоях страстей и пороков. Максим был не немощен, не стар, но ощущал себя трупом. Он помнил себя полным сил, стремлений, мечтаний и сейчас понимал, что со временем выжег в своей душе всё живое. Он даже перестал замечать красоту природы, хотя раньше всегда любовался ей. Максим где-то читал о солдате, который после тяжелого ранения в бою сошел с ума, поверив, что он убит. Этот несчастный считал себя мертвецом и свою жизнь после ранения считал иллюзией, неким сном прошлой жизни. Что-то подобное переживал сейчас и Максим, он ясно и отчетливо понимал, что погибает и находится одной ногой в бездне.
Несколько месяцев назад он уже заглядывал туда, почувствовав дыхание преисподней, был сражён и чудовищно напуган им. Однако, первоначально всё задумывалось иначе, намечалось роскошное и увлекательное путешествие в Рио-де-Жанейро и на пляжи Бузиоса, путь туда лежал через «город-герой» Амстердам. Компанию в этом туре Максиму составила девушка Рая, с которой он познакомился необычным для себя способом, посещая лекции на историческом факультете МГУ. В университет Максима занесло не случайно, он всегда интересовался и увлекался историей, также его притягивала атмосфера студенчества, он хотел подпитаться от ощущения многообещающего старта, от чувства, что вся жизнь впереди. Для имеющего богатый жизненный опыт Максима не составило труда просочиться в Шуваловский корпус на лекции, где после непродолжительного процесса переглядывания у него завязались отношения с миниатюрной блондинкой-аккуратисткой Раей. Вскоре он очутился с ней в Амстердаме, городе тюльпанов, каналов, готических соборов и легализованных пороков. Остановилась пара в отеле Intercontinental Amstel, здесь они намеревались прожить три дня перед отлётом в Бразилию. Поужинав в мишеленовском ресторане отеля, где Максим выпил две бутылки вина, пара пешком направилась гулять по городу. Шли они долго, восторгались видами, фотографировались. Оба оказались в Амстердаме впервые. Когда Максим и Рая дошли до площади Дам уже стемнело. Чтобы передохнуть, они присели в забитой шумной публикой ресторации, здесь Максим выпил ещё вина. Из любопытства Максим и Рая решили поглазеть на квартал Красных фонарей. По карте, которую им выдали в отеле они посмотрели, где находится данная достопримечательность и двинулись в не менее длинный путь. Максим и Рая твёрдо решили идти пешком, им казалось, что они таким образом сумеют лучше понять этот необычный город. По дороге им попадалась масса неформального вида народа разного возраста и национальностей. Раю немного напугал бредущий в одиночестве негр, которого шатало из стороны в сторону, время от времени он что-то выкрикивал.
– Переусердствовал с грибами, – усмехнувшись, сказал Максим.
Вскоре Рая заявила, что она устала.
– Не хочешь попробовать кекс? – спросила она Максима.
– Не против. Давай посмеёмся!
Они зашли в первый попавшийся кафе-шоп. Протолкнувшись через веселящуюся разномастную публику, уселись за свободный столик. Место показалось Максиму неопрятным, но искать что-то другое уже не было сил. Вскоре к ним подлетел взъерошенный засаленный молодой официант. Максим заказал один кекс и два чая с мятой. Официант предложил покурить марихуану, но Максим отказался. Он не приветствовал употребление наркотиков, кекс же заказал из любознательности. Максим и Рая с интересом рассматривали публику. Слева от них что-то громко обсуждала группа невзрачных, безвкусно одетых девушек лет двадцати, с виду студенток. Справа расположился рокерского вида старикан с вытянутым, похожим на лейку носом и подбородком.
– Интересно, такие лица Гоголь называл кувшинными? – спросил Максим.
Рая пожала плечами. Заведение было окутано клубами дыма с характерным запахом. Спустя минут пять появился официант, он передал старикану папиросу в прозрачном пластмассовом боксе, перед Максимом и Раей поставил шоколадного цвета кекс на пластмассовой тарелке и два глиняных стакана с чаем, накрытых крышкой. Пара в минуту одолела кекс, запив его горячим чаем. Рая удалилась в туалет. Сидящий справа старикан меланхолично раскурил свою папиросу, дым от неё накрыл Максима. «Здесь можно одуреть от одного только воздуха», – решил он. К столику вернулась Рая.
– А заведение это – ещё тот гадюшник, – сказала она, – туалет ужасный, причём платный.
– Мне надоело здесь! – сказал Максим. – Тем более эффекта от кекса никакого нет.