Страница 37 из 121
Часть 2
— Знаешь, почему я убил ее?
— …
— Знаешь, почему я убил нашего брата Франциза?
— …
— Я скажу — я убил их всех, чтобы обезопасить тебя. — Грейслейн Ауслейз безо всякого выражения смотрел на то, как медленно растекается темно–бардовая лужица по плитам, под спиной Адель. Глаза ее были закрыты, но грудь все еще вздымалась. Но медленно, все медленнее, губы ее что–то шептали, но Мизар не мог расслышать ни слова.
— Если бы я не убил Франциза, то это пришлось бы сделать тебе, и тогда ты получил бы эту силу, что находится внутри меня, а я не мог этого допустить.
— …
— Если бы я не убил Адель, то ты был бы мертв, и этого я не мог допустить.
— …
— Мизар, посмотри на меня. Взгляни на мое лицо, я прошу тебя, — голос Грейслейна стал почти умоляющим.
Мизар осторожно положил бесчувственное тело девушки на землю и поднялся. Когда его взгляд встретился с глазами брата, в них также не было ничего, точнее в них не отражалось ничего, что могло отражаться в глазах человека. Это были глаза демона. Чистая, иссиня–чистая ненависть плавилась в них, что по контрасту с лишенным эмоций лицом казалось страшной маской.
— Мне все равно, — произнес он. — Все равно, — повторил Мизар.
— Тебе не может быть все равно, иначе бы твое прекрасное лицо не стало бы таким. Ты ненавидишь меня, и это впервые, даже в прошлый раз я не видел такого выражения на твоем лице. Мне нравится это выражение, потому что наконец–то ты перестал быть просто куклой.
— Мне все равно, кого ты убил и по какой причине, — повторил Мизар, — если бы ты не сделал этого, я сделал бы это после. Ты просто облегчил мне задачу. — Поднеся ладонь к глазам, он некоторое время рассматривал кровь на своих пальцах. — Кажется, я действительно перестарался. Но… на то, чтобы убить еще одно бесполезное существо, у меня хватит сил.
Грейслейн покачал головой.
— Не тебе предстоит лишить меня жизни.
— Я уже решил, — улыбнулся Мизар, — слишком поздно.
— Ты не сможешь, разве ты еще не понял? Ты не убьешь собственного брата, только не ты.
— Да, вот незадача, — пожал плечами Мизар, хотя ощущал как холодеет его собственное тело. 'Да, должно быть, предел того, что я могу уже близко', — подумал он.
Мизар взглянул в лицо Грейслейна, и ему показалось, что на этот раз оно было бледнее обычного.
— Да, верно, — признался он, — я не могу убить тебя с помощью магии, даже если бы мог, сейчас моих сил не хватит для этого. Однако я сделаю кое–что, что я могу, — пальцы Мизара скользнули в манжету рукава и обратно с невероятной скоростью. Серебряная молния метнулась по направлению к Грейслейну, но он и не думал отклониться. С легким удивлением он смотрел на десять сантиметров стали, торчащей в его груди. Темные цвета одежды скрывали расползающееся пятно крови.
— Ты понял, верно? — спросил Грейслейн, и дыхание его впервые сбилось.
— Это было бы логично, раз я не могу проникнуть через защиту Слепого Бога внутри тебя, я просто могу уничтожить твое тело человека. Я не ненавижу тебя. То, что ты видишь в моих глазах, не имеет к тебе никакого отношения. Я ненавижу эту сущность внутри тебя, — Мизар сделал шаг вперед, затем другой. Приблизившись к Грейслейну, он слегка толкнул того в грудь, так, что он упал на колено. — Ненавижу за то, что она все еще не принадлежит моему королю. Я слышал одну интересную вещь. Когда владелец Слепого Бога, его аватар умирает, в этот момент он может передать его другому. А потому, — Мизар поднял ногу и, толкнув брата на спину, поставил каблук сапожка ему на грудь. На губах Грейслейна появилась кривая улыбка. — Отдай его мне.
— Мизар, твой ход мыслей… так легко предсказать, потому, что он совершенен, как для человека, так и для демона. Он пугающий, пугающе прямолинеен. Нет преград для этого твоего взгляда, который мне так нравится. Но на этот раз ты совершил ошибку,
— Ошибку? — каблук Мизара сильнее вдавился в грудь Грейслейна.
Струйка крови выплеснулась из уголка губ его брата.
— Да, ошибку, которую я заставил тебя совершить. Потому, что того, чего ты желаешь, уже нет у меня.
— Что ты хочешь сказать? — взгляд Мизара замерцал и вновь стал нормальным. Наклонившись, он приблизил свое лицо к лицу брата. И в этот миг рука Грейслейна схватила и притянула к себе его шею.
— Я уже отдал ее.
Наотмашь Мизар ударил по щеке брата. Но Грейслейн улыбался, глядя в искаженное лицо брата.
— Я рад, что могу смотреть на тебя как человек, — улыбка не сошла с губ Грейслейна. Он приподнялся на руках, хотя было видно, что это доставляет ему невероятную боль. — Если ты захочешь получить эту силу, тебе придется убить ту, кого ты хочешь назначить протектором Ксанады.
Медленно–медленно, словно в неверии Мизар оглянулся на распростертое на плитах тело Адель. Ее грудь вздымалась неуверенно, но она была жива. Почему? Потому что…
— Да, все верно, когда я послал удар скипетра Талиона, вместе с ним я вложил и его сущность,
— Ты… знал, что она поступит так?
— Был уверен на девяносто пять процентов. Она действительно так любит тебя, я завидую, — Грейслейн вновь закашлялся, — черт, как же больно. — В этот миг его пальцы сомкнулись на рукояти оружия, он зажмурился, с силой выдернув его из раны и отбросив в сторону. — Тебе нужен протектор, и тебе необходима та, на кого ты мог бы положиться, как на самого себя. Тебе не найти лучшей помощницы. Таким образом, ты будешь освобожден, как она и говорила. Поторопись в Приору. Сестра Криса Энн — если ты не опоздаешь, скоро она будет в недосягаемости для тебя.
— Зачем ты говоришь мне все это? — Мизар вновь повернулся к Грейслейну и впервые взглянул на брата по–другому.
— Разве я не говорил, что сделаю все, чтобы мой младший брат был счастлив? Сейчас на этом моя игра здесь закончена. Я сделал все, что мог, жалею лишь, что… так и не смог избавить тебя от твоего собственного проклятия. Но если я попытаюсь это сделать в таком состоянии, то точно умру. А так, — Грейслейн поднялся. Пошатнувшись, он бы упал, если бы не оперся об одно из надгробий. — У меня еще осталось одно незаконченное дело. Не волнуйся… такое выражение лица тебе не идет, — Грейслейн кивнул Мизару. Тот в неверии помотал головой.
— Снова… ты снова говоришь это! Лжец!
— Если бы я мог лгать, но только не тебе. Прощай, если я выживу… если смогу… я и дальше буду помогать тебе. Но теперь, как простой человек, ведь ты навсегда останешься моим любимым младшим братом. — С этими словами. Грейслейн развернулся и быстро скрылся между могил, прежде, чем Мизар успел извлечь другой кинжал для броска, но… его рука опустилась, сжавшись и разжавшись.
— А пусть его, — пробормотал он. — Не понимаю… наверное, я никогда не понимал тебя, до конца. Но, — Мизар вновь повернулся к лежащей на земле Адель. Кожа ее опять приобрела розовый оттенок. Она возвращалась к жизни. — Разве демону нужно понимать поступки людей?
Часть 3
Одиночество… Каково это? Ужасная тоска? Пустота? Тишина. И ничего. То, что пугает, то, что заставляет сходить с ума. Человек умирает, секунда за секундой, теряя самого себя в этой пустоте, в этой бездне. Люди страдают от одиночества, но Сай ощущал умиротворение. Потому, что в тишине он получал хотя бы подобие, видимость уединения. Лежа на кровати, прикрыв лоб рукой, он смотрел в потолок. На нем был шелковый, лазоревого цвета халат.
Тишина… Все визиты, все приемы, вся бумажная работа на сегодня уже была закончена. Дана Торн больше не появлялась и даже Лантис не желал преподать ему еще один урок, как Сай ни просил.
'Не сегодня. Твоему телу необходим отдых, иначе оно просто не выдержит', — вот были его точные слова, после чего Лантис захлопнул дверь перед носом короля.
Без сна. Сегодня ночью ему снова будет не уснуть. Когда тишина становилась слишком глубокой, он мог слышать мысли Слепых Богов внутри себя. А стоило закрыть глаза, там снова были лишь одни цветы. Но и они исчезали в конце. И перед его глазами вновь появлялась невыносимая картина. На опаленных молниями цветах, он видел распростертые тела двух людей. Золотая клетка, в которую он был заключен, исчезла, но слишком поздно. Микалика продолжал поддерживать ее до самого конца, до тех пор, пока мог сражаться с его братом. Все чаще Сай ловил себя на мысли, что он называл ТО существо с Севера своим братом. И от этого ему становилось еще страшнее. Но одиночество и тогда и сейчас было одинаковым. Как и тогда, когда он стоял над телами двух самых близких ему людей, одного из которых он ненавидел всем сердцем, а другого… чувства которые он испытывал ко второму, не имели названия.