Новый учитель

- О чём вы с ней говорили?

- О причинах твоего увольнения.

И без того красное лицо Глеба стало багровым. Он яростно посмотрел на Весницкого.

- Зачем вы лезете в мою жизнь?

- Прости, Глеб, но это не только твоя жизнь. У меня давно были подозрения. Молодой талантливый парень перебрался в деревню. Спрашивается, зачем? У тебя что-то серьёзное, я прав?

- Лидия Лаврентьевна обо всём знает. Мне кажется, вас это ни в коей мере ни касается, - с надрывом в голосе произнёс Глеб.

- Нет, касается. Ты думаешь, мне безразлична судьба детей, на которых я потратил несколько лет жизни?

- А нет? - мстительно бросил Глеб.

Его слова разозлили Весницкого.

- Вот значит как? Хорошо. Я считаю, что родители должны знать, кто учит их детей. Поэтому предлагаю тебе самому во всем признаться. Ваша договоренность с Кулаковой меня не интересует. Ни ей решать, доверять детей больному человеку или нет.

- Вы никак не уйметесь, да? - спросил Глеб, яростно сверкнув глазами. - Сначала намекнули о зарплате, говорили, что уйдёте, если меня что-то не устраивает, а теперь выжить меня решили? Нехорошо, Павел Андреевич, нехорошо.

- А это не тебе решать. Ты родителям сознаешься во всем?

- Я этого делать не обязан!

- Тогда это сделаю я! - твердо заявил Весницкий.

Глеб опустил голову, потом посмотрел на Весницкого исподлобья. От его взгляда Павла Андреевича передернуло. Того добродушного милого парня, с которым он ехал по ночной дороге в деревню, не осталось. На Весницкого смотрел хищник, голодное чудовище, жаждущее крови и мести.

"Он меня убьет, здесь и сейчас, - заключил Павел Андреевич. - Как же глупо было идти к безумцу одному!"

Глеб словно бы прочитал его мысли, усмехнулся.

- Ты чего это? - испуганно спросил пятившийся к стене Весницкий.

- Пошёл вон из моего дома и больше здесь не появляйся! - прорычал Глеб.

Весницкий не стал спорить, засеменил в прихожую, быстро обулся и выскочил на улицу.

"Здесь он меня не тронет", - пронеслось в голове у Павла Андреевича.

Глеб вышел за ним следом. Кровь успела отхлынуть от лица, но щеки оставались ярко-алыми. Он был мрачен и холоден, одним своим взглядом словно бы выталкивал Весницкого прочь из своего дома. Уже оказавшись за калиткой, Павел Андреевич выкрикнул:

- Если об этом не расскажешь ты, тогда расскажу я! - пригрозил он.

Глеб ничего не ответил, поднялся к себе на крыльцо и закрыл дверь дома.

Вздохнув, Весницкий ушёл.

"А еще жалел этого подлеца, - размышлял Павел Андреевич по дороге. - Ну ничего, он у меня сполна получит. Теперь никакой милости. Проучу этого паршивца, и Кулакову. Они все у меня попляшут. Демидов встанет на мою сторону, уж о помощи я его попрошу, можете не сомневаться. А там видно будет".

Но эти мысли не спасали его от угрызений совести. Стыд, отступивший на время, снова вернулся. Как назло Весницкий вспомнил свои первые дни на работе. Над ним ведь тоже за спиной насмехались, никто не помог. Каково Глебу теперь? Что его ждёт впереди? Если Весницкий претворит свою угрозу в действительность, ему придётся уезжать, родители не позволят психу работать с детьми. Впереди у него профессия дворника или грузчика, вечера за рюмкой бутылкой водки и ранняя смерть в сорок-пятьдесят лет. На это его обрекает Весницкий.

"Вспомни, как он на тебя смотрел. Представь, если кто-то из детей выведет его из себя, что будет тогда? Он опасен, ты сам в этом сегодня убедился. Этот человек безумен и ему запрещено работать с детьми. Так почему же ты себя стыдишь, когда прав на сто процентов?" - настаивал Весницкий в споре со своей совестью. У последней то ли не нашлось аргументов против приведенных доводов, то ли кончилось терпение и она разуверилась в своём подопечном, но грызть Весницкого перестала. Когда он подходил к своему дому, то совершенно не жалел Свиридова, напротив, радовался, что не скоро уйдёт из школы.

К вечеру, когда разговор успел стереться из памяти, к Весницкому в калитку постучали. Это был Глеб. Он виновато опустил голову, потупил взор.

"А, дошло, голубчик, что я не шутки шучу", - довольный собой подумал Весницкий.

Ощутив свое превосходство, Павел Андреевич надменно посмотрел на молодого учителя и спросил:

- Что надо?

- В первую очередь я пришёл извиниться. Не стоило мне так себя вести и выходить из себя. Простите, что нахамил.

"Подлизывается. Поздно, голубчик, теперь ничего не изменить", - подумал Весницкий а вслух сказал:

- Я принимаю твои извинения. Но сам понимаешь, мои слова остаются в силе.

- Понимаю, но хотел бы обсудить это с вами, если позволите.

- А что там обсуждать? - довольно агрессивно спросил Весницкий. - Ты либо уходишь из школы, либо рассказываешь родителям о своих проблемах со здоровьем. В противном случае я сам буду вынужден обо всём рассказать.

- Пожалуйста, позвольте войти и поговорить с вами буквально пять минут, - попросил Глеб. В этот момент он выглядел настолько жалко, что Весницкий не смог ему отказать.

- Ладно, заходи, - разрешил Павел Андреевич.

Глеб молча последовал за Весницким в дом, они расселись, юноша продолжал молчать.

- Я слушаю, - подтолкнул его Весницкий.

- Позвольте буквально секундочку. Я собираюсь с мыслями, - тихо произнёс Глеб.

"Посмотри, до чего ты довёл человека. Неужели ты настолько жестокосерден? Неужели настолько подл и гнусен?" - проснулась совесть Весницкого.

- Когда я выбирал профессию, - тихо заговорил Глеб, - я знал, на что иду. Низкая зарплата учителей служила предметом шуток уже в мои школьные годы. Тем не менее, я поступил в педагогический. У меня были льготы, не такие, чтобы я мог избрать какое-нибудь престижное направление, но всё же. В любой техникум поступил бы без труда. Помню, воспитатели пророчили мне судьбу повара. Я с детства здорово готовил, вот все и считали, что мой маленький талант перерастет в профессию. Также мне были открыты двери на факультеты любой технической специальности - уж больно хорошо мне давалась физика в школе, а в местном кружке электротехники я был лучшим. Но мою главную страсть - историю - ничто не могло затмить. Постепенно, год за годом, она занимала все мои мысли. Осмысливать путь, который проделало человечество - стоит ли говорить вам, какое удовольствие мне это приносило? Но заниматься только накоплением мне было неинтересно. Я хотел делиться знаниями, обсуждать события, искать внутреннюю подоплеку. Ведь такое довольно часто случается - ты считаешь, что выявил причину и пока не примешься широко и ёмко обсуждать проблему, не заметишь ошибку в собственных рассуждениях. Поэтому меня влекло к науке. В то же время я был не уверен в своих собственных силах, потому не ставил задачей превратиться в исследователя с мировым именем. К концу последнего учебного года я отчетливо осознал цель моей жизни - делиться своей страстью с другими, передавать её людям. Поэтому я поступил в педагогический. С учениками можно обсудить проблему, самому разобраться в ней глубже и помочь понять им, но главное - я могу заразить их любовью к истории. Ничего другого мне не хотелось. Мои одноклассники и одногруппники гнались за деньгами, а образование им было необходимо лишь для галочки в каком-то безумном списке требований Успешного Человека. А я отправился прямиком в школу.

Тут Глеб снова остановился, весь зарделся.

- Правда, не всё далось так просто. Примерно на четвертом курсе у меня начались проблемы. Я надеюсь, вы простите меня, если я не стану вдаваться в подробности - это очень сложно и неприятно. В одном могу вас заверить - никакой опасности для окружающих эти проблемы не представляют. Но при поступлении на работу, я об этом не распространялся. Когда всё вскрылось и стало ясно, что моя тайна может всплыть наружу, я ушёл. Опять-таки, сделал это не потому, что чувствую себя виноватым. Я не хочу, чтобы о моих проблемах знали другие. Никто не станет разбираться в диагнозе, все просто начнут тыкать пальцем или крутить у виска, посмеиваться и за глаза называть шизиком. Скажете, я придаю этому слишком большое значение? Может и так, только ничего не могу с собой поделать. Я уехал и перебрался сюда. На этот раз пришлось рассказать обо всём сразу, но только директору под честное слово хранить мою историю в тайне. Если мне придётся уйти и отсюда, боюсь, на карьере учителя будет поставлен крест.