Новый учитель

- Вот оно как дело обстоит, - сказал Весницкий.

- Сами понимаете, простите, как вас?

- Павел Андреевич.

- Сами понимаете, Павел Андреевич, разговор только между нами. Прошу не передавать никому деталей беседы. Тема действительно очень щекотливая. Мне, как и вам, не хотелось бы вредить парню. Он честно и самоотверженно любил школу и детей, это по глазам было видно. Будь моя воля, я бы никогда его не выгнала.

- Само собой, Анна Александровна. Спасибо вам огромное, вы очень помогли, - сказал Весницкий.

Директор встала, проводила Весницкого до дверей где они и распрощались. Погружённый в невеселый размышления Весницкий покинул школу и направился к автобусной остановке.

Итак, Глеб психически болен, вероятно, серьезно. Как Весникому поступить теперь, когда все разъяснилось? Первоначально он планировал публично озвучить компромат, специально подбирал дату родительского собрания, дабы как можно большее число людей это услышало. Весницкому живо представлялось выражение лица директора, вынужденной выслушивать возмущённых родителей. Но теперь Павел Андреевич не мог так поступить Во всеуслышание заявить о любой болезни человека аморально, мерзко. Не просто так от врачей требуют хранить тайну. Смеет ли Весницкий ради личной выгоды использовать эту информацию? Нет, не смеет.

Похоже, он снова зашёл в тупик. А потом вспомнил, директора, её ухмылку на первом уроке Глеба, довольное выражение на лице молодого учителя, когда школьники выкрикивали его имя.

"А почему, - задумался Весницкий, -собственно говоря, я должен заботиться о его добром имени? Окажись я на его месте, и директор, и любой другой учитель ткнули эту информацию мне в лицо. Они бы унизили меня и потребовали бы увольнения, даже если бы проступок был незначительным. А как бы повёл себя Глеб? Стал бы заступаться? Оказал бы мне поддержку? Нет, нет и ещё раз нет! Пережив травлю в городском лицее он и не подумал встать на мою сторону, когда директор начала травить меня. Так почему я должен переживать о нём, испытывать угрызения совести? Никаких причин для этого у меня нет! К тому же, откуда мне знать, вдруг его болезнь опасна для окружающих? Вдруг он бросится на детей, или вычудит что похуже? Аморально рисковать благополучием учеником, а не замалчивать информацию, которая имеет принципиальное значение".

Рассудив так, Весницкий твердо решил избавиться от Глеба. Правда, сделать это не так, как планировал раньше, а несколько иначе. Сначала он переговорит лично с ним, расскажет, что всё выяснил и предложит уехать из деревни. Разумеется, попытается сделать это как можно деликатнее, но шансов Глебу не оставит. Если тот не примет предложение Весницкого, Павел Андреевич вернётся к своему первому плану и публично заявит о болезни Глеба.

Весницкий хотел отложить разговор с Глебом до начала четверти, но уже в воскресенье понял, что не дотерпит - хотелось поскорее разыграть полученный им козырь. Уже в понедельник - первый день каникул - Весницкий отправился домой к Глебу.

Когда Павел Андреевич добрался до дома, то к своему удивлению обнаружил, что парень не только хороший учитель, но и отличный хозяин - покосившийся забор он выправил, стены дома побелил, успел перекрыть крышу и вычистить лужайку перед калиткой. Глеб и теперь возился на дворе, похоже, строил курятник. Весницкому снова стало стыдно.

"Столько трудился, а я его выгоню прочь", - пронеслось в голове старого учителя.

Тут Глеб заметил его, приветливо улыбнулся.

- Павел Андреевич, здравствуйте! Не бойтесь, заходите, я не сильно занят. Зачем пришли?

- Поговорить с тобой хотел, - выдавил Весницкий, закрывая за собой калитку. Жизнерадостность Глеба отчего-то вызвала раздражение у Павла Андреевича, придало решимости довести дело до конца.

- Сейчас чай поставлю, - засуетился Глеб, бросив молоток и гвозди прямо на улице.

- Не стоит, давай просто пойдём в дом и поговорим.

Слова Весницкого, его мрачность, привели к тому, что радушие Глеба растворилось.

- Пойдемте, - согласился парень, пропуская Павла Андреевича впереди себя.

Порядок был наведён и внутри - неизвестно как, но Глеб постелил в прихожей коврик, поклеил новые обои, а на месте лампочки Ильича висела красивая, хоть и старенькая люстра. Прибавилось и мебели - диван у стены, шкафчики по сторонам, буквально забитые книгами. Стекла на окнах блестели, подоконники были оттерты от пыли и пятен, вокруг было чрезвычайно чисто. Пораженный Весницкий подошёл к одному из шкафов, стал просматривать заголовки книг. Собрание сочинений Маркса и Энгельса, чуть ниже энциклопедия Брокгауза, написанная дореволюционной орфографией. Поражённый Весницкий бросился к следующему шкафу. Раритетные дореволюционные издания "Войны и мира", "Братьев Карамазовых", собрание сочинений Бунина. Потрёпанные журналы начала века. Следующий шкаф - коллекция не хуже - книги о Первой Мировой. Здесь и Белая книга, включающая в себя переписку Англии перед войной. Издана в четырнадцатом году. Здесь и Зайончковский, также одно из первых изданий, и Головин, и советские книги двадцатых и тридцатых годов, наконец, иностранные издания на немецком, французском и английском языках. В следующем шкафу оказались современные издания, иностранные журналы и работы наиболее видных историков. Охваченный азартом Весницкий позабыл о такте, выхватил первую попавшуюся книгу и принялся ее листать, жадно выхватывая строчку за строчкой с произвольно открытой страницы.

Глеб, до поры до времени стоявший в стороне и молчавший, не без гордости вставил:

- Мечтал о коллекции книг с детства. В детдоме эти мечты осуществиться не могли, но когда выбрался оттуда, приступил к их осуществлению.

- Но как тебе удалось собрать всё это? - Весницкий окинул рукой комнату.

- Это не всё, в спальне и другой комнате ещё есть, - сказал польщённый Глеб. - Иные издания искал подолгу. Вот, к примеру, за "Киевской стариной", журнал издавался в конце девятнадцатом веке, пришлось ехать к черту на кулички, в богом забытую библиотеку за Уралом. Но досталась она мне практически за бесценок. В ужасном состоянии - листы вываливались, перемешались, пришлось подшивать, кропотливо складывать странички, но я все исправил, сложил по порядку один к одному. Главное, проявить настойчивость.

- Но эти книги, они ведь стоят кучу денег, - заметил Весницкий.

Глеб покачал головой.

- Вы слабо разбираетесь в ценах, - улыбнулся Глеб. - Для коллекционеров они большой ценности не представляют, по крайней мере, сейчас. А если покопаетесь на свалках, то не сомневаюсь, что обнаружите куда более ценные издания - после смерти стариков, которые, также как и я, кропотливо их собирали, неблагодарные потомки просто выбрасывали ставшие ненужными книжки. Иные пенсионеры, понимая, какая участь ждёт их собрания, добровольно дарили или, на худой конец, продавали за копейки.

- Так ты и по помойкам лазил?

- Лазил, - сознался Глеб. - Но считаю это не более унизительным, чем работу шахтеров или землекопов, которые достают из-под земли укрытые там сокровища. Вы не представляете, что сегодня люди считают бесполезным. Ведь было время, когда даже газеты бережно хранили где-нибудь на чердаке. А сегодня? Выкидывают редкие издания, избавляются от журналов, которые по их мнению являются макулатурой. Когда отыщешь что-нибудь этакое с одной стороны радостно, а с другой сердце сживается и думаешь, как же так можно-то. Если хотите, посмотрите, не буду вам мешать.

Весницкий на секунду замер с книгой в руках, потом вдруг вспомнил, зачем сюда пришёл. Ему снова стало стыдно, тем не менее, он заставил себя отложить книгу и высказать все, что думал.

- Да нет, пожалуй, поговорим о деле.

- Ну как хотите. А что за дело? Серьезное? - спросил Глеб и улыбнулся.

Весницкий на улыбку не отвтеил

- Я беседовал с директором из твоей прежней школы, - прямо сказал Весницкий.

Услышав это, Глеб переменился в лице - брови сдвинулись к переносице, уголки губ опустились, ноздри раздулись.