Ведьма Сталинграда

– Да, в России, в Санкт-Петербурге. Почему мои родители решили уехать, я точно не знаю. Я была совсем маленькой и помню, что выросла в Нью-Йорке. Мы можем поговорить о вас и вашем самолете?

Они остановились рядом с одним из бипланов.

– Конечно, можем. Вам когда-нибудь доводилось летать на таких самолетах? – Настя посмотрела Алекс прямо в глаза, и Алекс ощутила то же самое смущение, как во время их первой встречи. С чего бы это?

– На таких… э-э-э… открытых, как этот, нет. Я летала на самолете Грумман Гуз. Правда, это было давно.

– Грумман Гуз, – повторила Настя по-английски. – Что за машина? – Девушка забралась на крыло.

– Это такой гидросамолет, с крыльями поверх кабины и двумя двигателями. Самолет-амфибия, просторный внутри. Летать на нем было сплошное удовольствие.

– Почему вы перестали летать и стали журналисткой? – Настя снова посмотрела на Алекс в упор, сбивая американку с мысли.

– Мне нужно было учиться и зарабатывать на жизнь. Но я не забыла эти волнующие ощущения.

– Никто не забывает. Ну что, поехали.

Настя придержала Алекс за локоть и помогла ей забраться на заднее сидение. Алекс разместила рюкзак и чехлы с фотоаппаратами у себя в ногах и пристегнула ремень безопасности. Предвидя обжигающе холодный ветер, девушка вытащила из-под формы свой шелковый шарфик в горошек и повязала его повыше на шею.

– Милый шарфик, – заметила Настя.

– Спасибо, и полезный.

– Вам нужно и голову прикрыть. – Летчица протянула Алекс летный кожаный шлем, который прекрасно подошел американке, пробуждая приятные воспоминания о полетах.

– Обычно в этом кресле сидит штурман. Здесь есть приборная панель, но будет лучше, если вы ничего не будете трогать и предоставите управление мне.

Алекс рассмеялась.

– Что было бы, если бы наши мнения разделились? Скажем, вы хотите накренить самолет в одну сторону, а я – в другую.

Настя тоже засмеялась в ответ.

– О, это не проблема, ведь у меня есть пистолет.

– Веский аргумент. Но если серьезно, как мы будем переговариваться во время полета? Здесь есть внутренняя радиосвязь?

Закинув ногу на борт, Настя залезла на место пилота. Бросив взгляд через плечо, она сказала:

– Простите, но никакой внутренней связи. Связи с землей тоже нет.

– Это немного пугает. Как же вы ориентируетесь ночью?

– Это не так уж и сложно, когда на небе светит луна. Лунный свет отражается в Волге. Но в других случаях мы отмеряем расстояние по карте и рассчитываем время полета до цели и обратно. Потом мы просто летим по компасу и секундомеру.

– Невероятно. Как же вы общаетесь со штурманом? Она все время кричит вам?

– Нет, она говорит через шланг, который висит рядом с вашим плечом. Если захотите мне что-нибудь сказать, постучите меня по плечу и говорите в этот шланг.

Двигатель хрипло заурчал, и самолет покатился по взлетной полосе. Они быстро набрали скорость и через несколько минут уже летели над Волгой. В лицо Алекс бил противный ветер – она подняла воротник куртки и шарф как можно выше и стала разглядывать лежавшую внизу землю.

Самолет слегка раскачивался, и Алекс вспомнила, как это непросто пилотировать легкий самолет. Интересно, насколько устройство и управление У-2 схожи с Грумманом и как быстро она смогла бы научиться летать на этом советском биплане.

Алекс сняла шланг с крючка и проговорила:

– Здесь довольно ветрено. Может, закроете окно? – Шутка была старая, но вполне годилась на то, чтобы нарушить молчание.

Настя громко рассмеялась.

– Эти легкие порывы – просто ерунда. Что такое настоящий ветер, чувствуется ночью и на более существенной высоте, во время шестого и седьмого вылета. Тогда дрожишь от холода даже в толстом летном костюме.

– Вам приходится вылетать по семь раз за ночь?

– Мы летаем всю ночь, одна за другой, отдыхая лишь в то время, которое требуется для подвешивания новых бомб. Зимой вылеты просто бесконечные.

– Боже мой… Даже не могу себе вообразить. Вам же нечем защищаться.

– Этот самолет может удержаться в воздухе, даже получив множество пуль – это плюс. В то же время он легко воспламеняется, а от трассирующих пуль может начаться возгорание. Не слишком приятный способ умереть.

Алекс пробрала дрожь.

– Отсюда можно катапультироваться? О, стоп, у вас же нет парашюта, – рука девушки рефлекторно дернулась к грудной клетке. – Э-э, у меня его тоже нет. Мне от этого неспокойно.

– Предполагается, что с функцией парашюта может справиться сам самолет, так как он может приземлиться практически где угодно. Если, конечно, не загорится.

– Как долго вы учились летать на этой штуке?

Настя на мгновение обернулась, демонстрируя свой красивый профиль.

– Совсем недолго. В юности я училась в летном клубе, и после этого управлять У-2 показалось довольно простым делом. Почему вы спрашиваете? Хотите научиться?

– Было бы забавно. Кто бы мог меня обучить и где?

– Я научу вас. Как насчет прямо сейчас? Перед вами – приборная панель. Если вы летали на Груммане, то сможете летать и на этой старой калоше.

– Если вы так уверены… Не хочу вас угробить.

– Мы сейчас довольно высоко, так что у вас едва ли это получится. Посмотрите на приборную панель. Сверху расположены четыре важных шкалы, они показывают курс, воздушную скорость, высоту и положение самолета.

– Вижу. Я все их вспомнила, – Алекс взялась за штурвальную колонку. – Я так понимаю, эта ручка управляет элеронами, а также тангажем и креном, да? – Алекс слегка двинула ручку, и самолет накренился влево. – Так и есть. – Девушка посмотрела под ноги. – Нажимая на педали, можно менять угол курса… – Алекс легонько нажала на педаль и изменила курс на несколько градусов. – Вот это у нас, конечно, газ. – Стоило ей слегка потянуть ручку, как самолет пошел вверх, – Что ж, судя по всему, я могу управлять этой штуковиной!

Алекс накренила самолет влево, потом вправо, набрала и сбросила скорость. Почувствовав уверенность, она слегка спикировала вниз.

– Как весело! Я могла бы летать, пока коровы не вернулись бы домой.

– Коровы? У вас есть коровы?

– Простите, я дословно перевела английское выражение. Мне нужно помнить, что этого не стоит делать. Это значит – очень долго.

– Мне бы хотелось выучить английский, – задорно сказала Настя, принимая управление на себя, – тогда я смогла бы поговорить с американцами при встрече.

– А о чем вы бы стали с ними говорить?

– Да обо всем на свете: об одежде, еде, кино. Мне интересно всё на свете: ковбои, автомобили, кока-кола.

– Вот, значит, как вы нас себе представляете. Мне бы хотелось рассказать вам о нас побольше, жаль, на это нет времени. У нас не меньше разных культур, чем в Советском Союзе.

– До Ставрополя лететь еще три часа с дозаправкой в Сталинграде. У нас полно времени для разговора.

– Что бы вы хотели обсудить? Капитализм? Ковбоев?

– Мы можем поговорить о любви?

– О любви? – Алекс нервно рассмеялась. – В каком смысле?

– Как это происходит у вас в Америке? В каком возрасте люди женятся?

Алекс на мгновение задумалась.

– На самом деле в любом возрасте. Молодые мужчины женятся обычно при условии, что у них есть работа. Конечно, в большинстве своем сейчас они в армии, как и ваши.

– А девушки?

– По-разному. Кто-то выходит замуж в восемнадцать-девятнадцать лет. Другие продолжают учиться и вступают в брак лет в двадцать или в двадцать один год.

– А вам сколько лет?

– Тридцать четыре, – самолет слегка накренился, и ветер задул в лицо Алекс под другим углом.

– Вы замужем? У вас есть любимый человек? – этот интимный вопрос донесся до Алекс из шланга, словно бы из ниоткуда. Если бы ее брови уже не замерзли намертво от ветра, она бы непременно их сдвинула.

– А почему не замужем вы?

– Ох., – Настя немного помолчала, – просто я еще не встретила человека, которого могла бы полюбить. А потом началась война.