Страница 5 из 14
В ходе экспедиций я настолько привык вживаться в шаманистскую картину мира, пронизанную единством человека и окружающей природы, и с этой точки зрения искать элементы организации родовых общин, что и на животных стал обращать внимание. Но не только этой привычкой, доведённой до автоматизма, пытаюсь объяснить себе нечто неожиданное, что как-то раз произошло.
Шёл я по селу, лил проливной дождь. Он в такие моменты – мой союзник: благодаря ему люди сидят по домам, и не срываются намеченные встречи. Постоянный дождь сначала превращал почву в грязь, а затем смывал её, доходя до самой основы почвы. Так что шёл я по разжиженной земле. Впереди стояли коровы и телята.
И вдруг у меня появился какой-то шум в ушах. Необычные впечатления можно передать так: я ощутил, что окружающие лес, тайга как-то поднялись в сознании. Очевидно, на новый, неведомый уровень поднялись какие-то связи между мной и окружающим миром. Взглянув на животных, я почувствовал не просто элементы организации в их деятельности, вернее четкую организацию, но нечто большее – что есть единство между мной, человеком, и этими животными.
И на этом уровне я „установил взаимопонимание“ между собой и телёнком. С этой пугающей неожиданностью и необычностью точки зрения я понял, почему он шёл, почему остановился и смотрел на меня. Ощутил какую-то новую связь: предчувствие способности проникнуть вглубь мира животных, и что с ними, при желании, можно говорить на одном языке. И почувствовал новый мир, почувствовал связь мира живущих здесь сельских жителей, бурят, с этим миром, способность „входить“ в него и жить в нём. Этот мир другой, беспредельный, и он существует. Он необъятен. Стали теряться привычные ориентиры, и мне стало страшно. И необычное ощущение вмиг исчезло. Но с тех пор мир тысячелетий приблизился ко мне. Знаю, что тогда жили такие же люди. Наверное, хотя их мир был в чём-то и беднее, но во многом и гораздо богаче. Из этого богатства вытекало, видимо, много векторов развития. Вообще же атмосфера этнологических экспедиций – иной психологический мир. Это мир контактов индивидуальных этнокультурных, более того – цивилизационных картин мира.
Глубина этих контактов зависит от силы стремления к ним, интуиции, интеллекта и индивидуальности. Тогда в эти контакты вовлекаются какие-то неведомые, как я понял на собственном опыте, пласты сознания и подсознания. Очевидно, в интуитивно-осознанном процессе постижения иного мира я двигался в глубь, и во тьме мне светили костры тысячелетий. Что может быть увлекательней для историка, чем этот миг проникновения?..
Елена Буентаевна и Николай Григорьевич – дети уже ушедших поколений, сохранившие некое сокровенное знание, своеобразную базу, присущую всем народам. И при общении с ними возникают какие-то зоны (точки) контактов их знаний с моим сознанием на интуитивном уровне познания. Четыре истории, рассказанные мне, – исповедь, знак особого доверия. Почему Николай Григорьевич рассказал мне именно эти четыре истории?
В противостоянии шаманов как сохатых – терпение, выдержка, стойкость, предельная мобилизация сил и трудная победа. В поведении шаманки – жертвенность ради помощи людям, предельная мобилизация всех сил и трудная победа. В поведении родственника-чекиста – самоотверженность, предельная мобилизация всех сил, готовность идти до конца в служении высшей цели, долгу, как он его понимает, посмертная победа над врагами. Причем Николай Григорьевич рассказал и о том, что мог мне, чужому человеку, не говорить: что разведчики, то есть и его родственник, должны были убивать всех, встречающихся на пути, независимо от пола и возраста, так как их никто не должен был видеть. Во всяком случае, сам факт того, что об этой подробности мне сказали, – штрих, подчёркивающий искренность. И жёсткость.
Во всех трёх случаях – готовность идти до конца, жертвовать собой ради жизненных интересов людей. К таким интересам относятся выбор между жизнью и смертью, здоровье… Ценность этого поведения включает некую высшую форму альтруизма. Защищая семью, детей, Николай Григорьевич черпает силы в примерах поведения родственников и шаманки. Он – наследник именно таких нравственных образцов и традиций. Эти этнические линии как образцы поведения прошлого предков актуализировались в структуре его самосознания, определяют настоящее и будущее.
Николай Григорьевич не требует в этой искренности какой-то известности, как и его предки. Тем более что шаманизм в том, 1989 году, был ещё на полулегальном положении… Видимо, Салаткины хотели понимания, так как это была их, по сути, совместная исповедь.
Мне представляется, что такие обращения в труднейшей ситуации, к примеру родственников-шаманов за моральной поддержкой, именно в силу их интимности намного менее известны, чем обращения к публичным формам выражения этничности. А суждение об этничности только по публичным слоям, что распространено, ведёт к поверхностному пониманию. Подобные обращения в труднейшей ситуации к интимным слоям этничности показывают её жизнеспособность. Ведь аналогичные в чём-то труднейшие ситуации, в которые попадает личность, бывали и бывают нередко. Проблема в том, на какие нормы интимных слоев этничности опираются такие, как Салаткины. К сожалению, я не успел это выяснить. Но ясно, что соприкосновение, противостояние образцов поведения в далёком прошлом выходят в настоящее и определяют будущее. Это предмет изучения исторической социализации. И вот через несколько лет, находясь в экспедиции в Ольхонском районе, я встретил автобус из Новолидинска и спросил у шофёра, как Салаткины. Из ответа я понял, что их оставили в покое…»
Святитель отношений
Самое мистическое в жизни – когда находишь в новом месте то, что отчаялся увидеть в другом. Недобрав информации об Ольхонском прорицателе Барнашке, я обнаружил в Кологриве очень похожего на него человека. У этого мистика удивительная судьба, он тоже дожил до 90 лет, и память о нём сейчас сильнее прошлой.
Ефим Честняков – русский художник и прорицатель. Родился в последней трети XIX века. Широко известен за пределами нашей России. Его выставки покорили все самые известные музеи Европы. Его стиль искусствоведы не знают как назвать, предпочитая «магический детский реализм». Более сотен его полотен являются гордостью Костромского музея. Впервые посетив эту выставку, я не мог поверить, что это сделал один человек. Мир Нави и Прави[3] в одном насыщенном бытом и колоритом пространстве. Дети тут играют и управляют. Живут и побеждают. Они – ангелы и стратеги. И этот мир Ефима стал сказкой – той, в которую во что бы то ни стало захотели погрузиться многие взрослые. Так этот мир жив и убедителен.
Честняков стал широко известным уже после смерти: о деде Ефиме-чудотворце костромской искусствовед В. Игнатьев услышал от пожилых людей в кологривской глубинке, уже позже обнаружили наследие его творчества, оставленное сельчанами в своих домах.
Как оказалось, ещё ярче память о нём простого народа. Люди, знавшие Ефима Васильевича, ещё живы и готовы многим поделиться с заезжими любителями живых преданий. Народная молва рождает не просто предсказателей и пророков – она бережно хранит и доносит идеи их жизни. При первом столкновении с живым эпосом – ещё на Байкале, в маленьких бурятских деревнях подумал – ну, буряты, они такие – верят своему и хотят сделать из деда идеал живее всех живых. Но тут, в русской глубинке, отслеживая и ощущая в каждом разговоре образ другого деда-пророка, так же ярко и так истово лелеемого не только пожилыми людьми, я понял, что ничего не понял.
В таких случаях остаётся не просто добирать и обрабатывать информацию – а всю её и доносить. Насколько полно говорят люди – это одно, но ощущения от места и самой природы ещё важнее… Мысля общеизвестными образами, опираясь на приемлемые ассоциации, непросто всё это передать. Несколько слов о самом Кологриве[4]. Купеческая, а ныне лесоповальная вотчина поражает своими уютом, тишиной и невероятной концентрацией чутких и отзывчивых людей. В центре городка раскинулся пруд. В нём до первого льда кормятся утки. Рядом течёт быстрая и чистейшая северная река Унжа. Через неё перекинут капитальный бетонный высокий мост, можно сказать, в никуда – поскольку дальше дороги теряются в остатках ранее частых и больших деревень и заповеднике «Кологривский лес»…
3
Явь, Правь и Навь – в современном русском неоязычестве «три стороны бытия» или «три мира славянского мифологического миропонимания». Впервые эта триада упоминается в «Велесовой книге»; в аутентичных источниках по славянской мифологии и фольклору известен только термин «Навь», означающий мертвеца; «Явь» и «Правь» в этих источниках не встречаются.
4
Кологрив – город (с 1778 г.) на северо-востоке Костромской области, административный центр Кологривского района и городского поселения город Кологрив. Население – 3080 чел. (2015 г.).