Страница 10 из 13
– Ваше королевское высочество, плохие новости…
Я не сразу понял, что он говорит, потому что еще слушал болтовню брата. Но слуга добавил:
– Революция – восстал гарнизон в городе Хака.
Я попытался встать, хотя это было мне запрещено.
– Капитан Эрнандес арестовал в Хаке всех офицеров, верных королю, – продолжал он. – Они заставили епископа Хаки выступить с речью за революцию. Сейчас Эрнандес во главе восьмисот солдат и офицеров двигается на Мадрид.
Я встал. Но Гонсало и слуга насильно вернули меня на кровать. Они были правы – ведь я не мог ничего изменить. Я мог только ждать и наблюдать.
Повстанцы двигались вперед. Они рассчитывали, что к ним присоединятся гарнизоны всех городов, через которые они будут проходить. Старое государство прогнило и обветшало. В сухопутных и морских войсках распространилось взяточничество. Молодые офицеры ожидали от республиканцев изменений и победы над коррупцией – так же, как и массы людей в городах и деревнях. Это была дикая, решительная колонна, приближавшаяся к провинции Уэска.
Губернатор провинции Уэска генерал Мануэль де лас Эрес пытался их остановить. Но его приказу повиновались лишь один капитан и три солдата.
Люди Эрнандеса расстреляли их. Де лас Эрес тоже был застрелен. Революционеры объединились с войсками Уэски и продолжили наступление.
Мы ждали новостей. Правительство собралось на совещание, мадридские военные части подняли по тревоге. Но совершенно неизвестно было, кто еще хранит верность королю, а кто нет. Напряжение росло с каждым часом. В противоположной части дворца отец не мог найти себе места. Наконец пришло известие о том, что войска в Вальядолиде верны королю и выступают навстречу повстанцам. После этого мы не получали никаких сообщений до следующего утра. В девять часов в комнату ворвался мой брат и сказал:
– Они отбиты.
Спустя несколько часов я узнал, что гарнизон Вальядолида действительно вынудил восставших сдаться. Эрнандес был арестован.
Но заблуждались все те во дворце, кто верил, что теперь можно вздохнуть спокойно. Восстание в Хаке стало лишь первым сигналом. Три дня спустя – я все еще лежал – я услышал рев самолетов прямо над дворцом. Это было 16 декабря. Самолеты опускались очень низко, пролетали над крышами, едва не касаясь их, и снова поднимались, словно на учениях по стрельбе.
Ко мне пришла сестра Беатриса.
– Жаль, – простодушно сказала она, – что тебе нельзя было остаться летчиком. Когда они с шумом приближаются к земле – это прекрасное зрелище…
Она едва успела договорить, как в комнату ворвался слуга и, задыхаясь, сообщил:
– Они разбрасывают листовки… Листовки над Мадридом.
В этот раз восстание началось на мадридском военном аэродроме Куатро Вьентос. Предводителем восставших был майор Франко, брат генерала Франко, который сегодня борется в Испании против республиканцев. Франко и его люди разбрасывали листовки над всеми воинскими частями Мадрида. Они призывали отдельные полки подняться против моего отца, а тем командирам гарнизонов, которые не последуют призыву, грозили бомбежками казарм.
Вторая половина дня прошла в таком же зловещем ожидании, как и вечер 12 декабря. Но наконец мы узнали о том, что и второе восстание было подавлено.
В то время меня лечил врач по фамилии Кальцаду. Придя ко мне вечером, он рассказал:
– На этот раз арестовано несколько сотен человек. Генерал Кейпо де Льяно вынужден был принять командование на себя. Он уже поехал на аэродром и встретился с Франко, когда войска подошли к Куарто Вьентос. Льяно и Франко удалось улететь на самолете…
Опустив плечи, он сел на мою кровать.
– На этот раз снова обошлось, – сказал он, осматривая гематому на голеностопном суставе, из-за которой я не мог ходить. Это прозвучало так, будто он имел в виду сустав, опухоль на котором, казалось, спадала. Но он имел в виду восстание. – Войска шли очень неохотно… – сказал он. – Кто знает, пойдут ли они в следующий раз…
При этом он не смотрел на меня. Но я его понял.
Через четыре месяца произошла катастрофа. И произошла она одновременно с новым приступом, который случился у меня в первые дни апреля 1931 года. Тогда я поранил тот же голеностопный сустав, из-за которого беспомощно лежал в постели во время первой попытки революции.
Первые месяцы 1931 года принесли с собой цепь сплошных неудач и поражений. В начале января мой отец запретил испанским военно-воздушным силам носить особую униформу. Он хотел наказать их за измену. Но этим он лишь вызвал ненависть к себе у многих своих прежних сторонников. Когда я встречал его в коридорах дворца, он проходил сутулый, бледный и с мешками под глазами.
Ко всему прочему в первые дни февраля пришло тревожное сообщение из Англии. Моя английская бабушка Беатриса заболела и находилась между жизнью и смертью. Когда мать садилась в поезд на вокзале в Мадриде, чтобы отправиться в Англию, вокруг царило ледяное молчание. Мать сказала:
– Когда мы снова увидимся? О боже, когда же мы снова увидимся…
Через несколько дней после ее отъезда назначенное отцом правительство ушло в отставку. Отец наконец нашел премьер-министра, который был готов еще раз собрать для него новое правительство, – тот потребовал, чтобы отец дал публичное обещание провести в апреле «свободные выборы» во всей Испании. Новым премьер-министром стал адмирал дон Хуан Аснар. Я видел его из окна, когда он покидал наш пустынный дворец-крепость…
Спустя четыре недели я упал на лестнице. Это было в последние дни марта. Я чувствовал страшную боль, когда кровь текла в уже неоднократно поврежденный сустав. Добравшись до спальни, я позвонил, чтобы вызвать врача. На следующий день я снова не знал, буду ли я жить или умру. Придя в себя ночью после нескольких переливаний крови, я услышал на улице громкие крики: «Долой короля!»
Такие крики впервые достигли наших окон. Через четырнадцать дней они раздавались из тысяч уст и на улицах, и под окном комнаты, в которой я лежал, неспособный сдвинуться с места.
Было 14 апреля. На обещанных выборах в Мадриде победили республиканцы. Напротив дворца собралась огромная демонстрация.
Врач стоял у моей кровати.
– Ваше королевское высочество, – сказал он, – нам придется положить вас на носилки… Остается либо бежать, либо умереть. Я не знаю, сумеем ли мы переправить вас живым через границу…
– Смерть королеве! – услышал я несколько часов спустя. И еще раз отчетливо и громко: – Смерть королеве! – И опять: – Смерть королеве! – Снова и снова: – Смерть… Смерть!
До полудня слышно было только одно: «Долой короля!» и «Смерть королю!» Теперь громче зазвучали и голоса врагов моей матери, которая тем временем возвратилась из Англии. Из юго-восточного крыла дворца можно было видеть, как кипящая толпа все плотнее подступала к дворцу.
Большая площадь перед восточным входом была черна от людей. Наша охрана уже покинула наружные постовые будки. На крышах будок сидели подростки с красными флагами. С ними были девушки, которые издевались над часовыми, показывая им свои голые ноги. Охрана северного входа отступила во внутренний двор.
Доктор, который осматривал меня в три часа дня, сказал:
– Если его величество не покинет Мадрид сегодня, дворец будут штурмовать… К сожалению, нельзя сказать точно, захочет ли охрана вступать в перестрелку в защиту его величества… За дверями ждет донор для вас, ваше королевское высочество, – продолжал он. – Я думаю, вам скоро понадобятся все ваши силы, и, наверное, уже сейчас следовало бы немного окрепнуть… Из больницы для вас принесли носилки…
Он не успел договорить, как снаружи до нас снова донеслись крики толпы. И среди этих выкриков, заглушая общий шум, снова раздался фанатичный и безудержный вопль:
– Смерть королю!
– Их действительно большинство? – спросил я. Мне было трудно говорить.
– Республиканцев?
– Да…
– В Мадриде – безусловно, – сказал доктор. – В провинции – конечно нет… Но республиканцы вовсе не дожидались результатов выборов… Они заранее отправили своих людей на улицы. И в общем неважно, сколько еще голосов за короля где-то лежит в избирательных урнах. Вероятно, их даже никто не достанет оттуда, потому что революция произойдет быстрее. – Он поднялся. – Ваше королевское высочество, – сказал он, – разрешите привести донора. Пора…