Страница 6 из 21
– Вижу, – ответила она. – Возьмите чашу, не бойтесь. Двигаться к вершине познания без нее не возможно.
– А как же вы? Я не посмею оставить вас без огня.
– Не волнуйтесь, – улыбнулась она. – Огонь в моей чаше никогда не погаснет. Его не станет меньше от того, что я им поделилась с вами. Наоборот, чем больше я отдаю, тем сильнее он горит.
Она протянула Рудину ладони. Он прижал свои руки к ее рукам. На этот раз жар был не таким обжигающим. Рудин улыбнулся, опустил лицо в ее ладони, замер. Волна блаженства разлилась по всему телу. Оно стало легким, невесомым, словно утратило силу земного притяжения. Рудину не хотелось шевелиться. Он был благодарен Марусе за то, что она не торопит его. Что она не говорит ни слова. Она просто держит его лицо в своих ладонях.
– Почему я не поговорил с ней раньше? – подумал Рудин. Но тут же пришла другая мысль:
– Хорошо, что я не заговорил с ней раньше. Раньше я бы не принял от нее чашу Божьей Любви. Я бы не понял смысл иносказания, глубину познанного ею, и не познанного мной. Мое высокомерие должно было достичь наивысшей точки, чтобы я наконец-то понял, как глупо измерять себя самим собой.
Рудин поднял голову. Замер от изумления. Все пространство вокруг них было залито ярчайшим светом. В серо-голубых глазах Руси плясали лучики восторга. Глаза Рудина просветлели, приобрели солнечно-янтарный оттенок.
– Это чудо, – прошептал он. – Я давно перестал верить в чудеса. Давно… Разве такое возможно без специальных киноэффектов? Без…
Руся прижала свою ладонь к его губам, покачала головой.
– Не многословьте. Послушайте тишину.
Сказала и убрала руки. Все вокруг стало таким, как было прежде. Темный пустынный берег. Темное звездное небо. Темные волны, поющие колыбельную. Ветер, треплющий волосы. Рудину стало страшно, что Руся сейчас уйдет, а вместе с ней исчезнет ощущение чуда. Как сохранить его? Как удержать? Нужно ли удерживать?
– У меня завтра спектакль. Приходите, – сказал Рудин, крепко сжав руку Маруси.
– Спасибо, но… – она посмотрела на него, вздохнула. – Я не хочу смотреть на лицедейство. Мне важнее знать, какой вы человек, Рудин? Вы, вы настоящий мне интересней. Монологи ваших героев я выучила наизусть. Иногда мне даже хотелось вам подсказать верную реплику, но я молчала, ждала, как вы выпутаетесь из затруднительного положения. Вы всегда были на высоте, – она усмехнулась. – На высоте вашего актерского мастерства. Вам пора двигаться дальше. Я могу вам помочь… Вы знаете, где меня найти…
Сказала и убежала. Рудин мог бы ее догнать, не посмел. Ему нужно было обдумать все произошедшее. Он скрестил на груди руки. Последние слова Руси не шли из головы.
– Я вам нужна. Вы это скоро поймете…
– Я вам нужна, нужна, нужна…
– Я вам, вам, вам, в-а-а-м… не-об-хо-ди-ма… – зазвучало эхо заката.
Рудин сел на песок, обхватил голову руками. Стал припоминать, когда он слышал нечто подобное? В какой пьесе герои говорили такие слова? Но память не желала подсказывать верный ответ. Потому что сказанные Русей слова никто прежде ему не говорил. Да и посмел ли кто-нибудь сказать, Станиславу Рудину, таинственному актеру с безупречной репутацией, что он делает что-то не так? Как можно ставить под сомнение его талант, его величие, его умение перевоплощаться?
Он не желает никого слушать. Его не интересует общественное мнение. Он – бескрайняя вселенная. Он – целый мир, который…
Рудин взял горсть песка, разжал пальцы. Песок пролился сквозь них. На ладони остались несколько песчинок. Он стряхнул их, поднялся.
– Ваше величие, господин Рудин, не более чем песчинки на ладони. Не более… Но, несмотря на это, Руся считает что не все так плохо. Она знает секрет, неведомый вам. Она утверждает, что может помочь вам, если вам действительно нужна ее помощь, – проговорил он, глядя вдаль.
– Да-а-а-а… – прошептало эхо. Рудин оглянулся. Руся шла по парапету, как по канату и шептала:
– Да, да, да-а-а…
Рудин улыбнулся. Взобрался на парапет, пошел ей навстречу, изображая канатоходца. Руся первая спрыгнула вниз.
– Ступайте домой, мой таинственный собеседник. Пусть вам сопутствует удача.
– Нет, нет, я не оставлю вас одну, – спрыгнув на песок, сказал он. – Позвольте проводить вас?
Не позволю, сказала она.
– Почему? – искренне удивился он.
– Я не хочу, чтобы между нами возникла неловкость, неизбежная неловкость при прощании, – ответила она, глядя в его глаза. – Я не хочу…
Он не дал ей договорить. Необъяснимая сила толкнула его вперед. Он взял ее светлый овал лица в свои ладони, поцеловал.
– Спасибо, – прошептала она, закрыв глаза.
– Что вы со мной делаете, Руся? – простонал Рудин. – Разве могу я уйти теперь?
– А что изменилось? – распахнув глаза, спросила она.
– Изменилось все. Все вокруг и внутри меня, – с жаром заговорил он. – Нужно что-то делать, чтобы сохранить эти новые ощущения, чтобы их не растерять, чтобы они не протекли песком сквозь пальцы.
– Вам нужно время для раздумий, – прошептала она. – Увидимся завтра на закате.
– Вы будете ждать меня, Руся?
– Буду…
Спектакль прошел как в тумане. Рудин путал слова. Партнеры смотрели на него с удивлением. Такого никогда не было.
– Что-то случилось, Рудин?
– Что случилось, Станислав? – спрашивали они.
Рудин не отвечал. В антракте спрятался в гримерке. В финале не вышел на поклон. Зачем ему цветы и восторженные восклицания дам, влюбленных в его героя, с которым он, Рудин, не имеет ничего общего? Он, Станислав Рудин, хочет быть собой.
Он раньше всех ушел из театра. Побежал к морю, чтобы вместе с девушкой по имени Руся слушать эхо заката…
Река воспоминаний
Чужой, незнакомый город стал вдруг родным настолько, что перехватило дыхание. Стремительная, несущаяся через город река с непрозрачной изумрудной водой, позвала, поманила за собой. Лариса купила билет на речной трамвайчик. Вошла по сходням на палубу, прошла на корму. Там стояло плетеное кресло, словно специально для нее приготовленное. Она села, поправила шляпку, скрестила на груди руки, улыбнулась, прошептала:
– Так началось ее путешествие по реке воспоминаний.
Заурчал мотор. Вода за бортом забурлила, вспенилась. Пароходик качнулся, пошел вверх по течению. Дома и улицы города поплыли вниз. В дрожащем, едва уловимом июньском мареве проступили силуэты людей. Вначале далекие, размытые, безликие, а потом все ярче, все отчетливей, все узнаваемей. Лариса подалась вперед. Ей показалось, что стоит только протянуть руку, и…
– Добрый день. Не будете против, если я присяду подле Вас? Лариса повернула голову. Элегантный господин в светлом костюме поставил рядом плетеное кресло, снял темные очки, улыбнулся. – Позвольте представиться, Петр Аркадьевич Калинин – юрист. – Лариса Васильевна – журналист, – в тон ему проговорила она. Хотя к журналистике не имела никакого отношения. Разве имеет значение ее профессия? Зачем ему знать, кто она? Зачем ей знать, кто он, чем занимается? Их разговор продлится ровно столько, сколько будет длиться речной маршрут, а потом они расстанутся. Разойдутся в разные стороны. Она его забудет, едва сойдет на землю. Он будет помнить о ней чуть дольше. Чуть-чуть дольше…
Лариса улыбнулась и повернула голову к реке, чтобы вновь увидеть то, что занимало ее более всего, но… Все вдруг изменилось до неузнаваемости. Город вновь был чужим, негостеприимным. А она стала одной из незаметных частичек в огромном механизме под названием мегаполис.
– Вы впервые в наших краях? – спросил Петр Аркадьевич, усевшись в кресло.