Страница 51 из 58
Убить человека не страшно, если он не человек. Барыги – не люди. Даже если глазки у них голубые.
Я вошел в комнату, осмотрел себя. Как ни странно, на руках и брюках не было ни капли крови. На столике рядом с включенным сетевизором стоял рюкзак – видавший виды, но фирменный North Pole. По ящику шло шоу «Веселые коты». Какое-то время я смотрел на то, как они прыгают и кувыркаются, и мне вдруг стало смешно. Хорошее шоу, и почему я его раньше не смотрел?
Расстегнул рюкзак. В нем оказалась книга, цвет обложки – черный, год издания – 1989, перевод на мову «Сонетов» Шекспира с вступлением и послесловием, написанными тоже на мове. Необычно тяжелая, будто это не книжка, а пистолет. Желтые страницы со странным ароматом. Так пахнет листва. Пожухлая листва, гниющая в октябрьском парке под плачущими небесами.
Там же, в рюкзаке, я нашел незапароленный электронный кошелек с пятьюдесятью тысячами новых юаней. Без пин-кода и индикатора сетчатки – все security-функции у него были отключены. Дрыщ действительно был полным дебилом – носить с собой такие суммы в городе, где убивают за двадцатку.
Забрал кошелек и книгу, прихватил также прошлогодний Esquire – дома полистаю — и пошел на выход. У дверей лежало это – и мне пришлось аккуратно переступить. У входа была лужица, натекшая из арбуза. Я посмотрел на голую ступню. Вернулся на два шага. Взял тапок и набросил на пятку – так выглядело аккуратнее. Несмотря на то, что вокруг царила не то весна, не то зима, я настойчиво ощущал запах пожелтевшей листвы, которая гниет в октябрьском парке под плачущими небесами.
Меня взяли на следующий день, и то – только потому, что Сергей Писецкий в своем «Полном писце» слишком язвительно издевался над следственными органами, которые даже джанки, затаривающихся у покойника, не проверили. Короче, меня взяли, вместе со съемочной группой съездили на квартиру, заставляли меня по ней расхаживать, замеряли следы, которые я оставлял. Потом принесли извинения и снова отпустили. В вечернем выпуске, перед «Веселыми котами», которых я сейчас регулярно смотрю, сообщили, что убийца действовал очень осторожно и смыл все следы – даже те (это было подчеркнуто особо!), которые оставили на двери его ботинки.
Я смеялся, когда это смотрел.
Я понял следователя Язэпа Лесика правильно.
Основной версией убийства по сетевизору, а значит, и всем обществом (включая следствие), было признано «сведение счетов между разными кланами наркоторговцев». Все перешептывались о триадах, потому что убить человека и не оставить следов может только профессионал. Через месяц дело закрыли, потому что было доказано, что наркодилер покончил жизнь самоубийством (мне как пытливому телезрителю осталось непонятным, кто же тогда «замывал следы»). В итоге все выглядело так, будто триады дали на лапу Следственному комитету, чтобы тот закрыл глаза на реальные обстоятельства дела, и тот действительно закрыл, наплевав на подколки Писецкого и глобальное общественное сомнение. Что ж, эта путаница мне полностью на руку.
Что касается перспектив, то они таковы: у меня есть 50 тысяч, а этого хватит на обеспеченную и респектабельную торч-старость. Я буду употреблять по странице книги раз в три дня, потому что эффект – очень сильный. Я буду проглатывать сонет, а потом вырывать страницу и торжественно предавать ее огню. Потому что, опять же, я правильно понял Язэпа Лесика. Меня не будут трогать, пока я не попробую перепродать употребленные сонеты, переходя таким образом из статуса потребителя в статус дилера. Потом я перееду в Варшаву, где жилье дешевле, а стафф доступнее. Я буду потреблять, а вы будете завидовать мне. Что сказать вам на прощание, господа? Ну вот вам, покайфуйте:
Я подошел к двери, навесил цепочку, приоткрыл. Там стоял один из тех многочисленных пидорасов, которые считают, что мова – святая и вечная – игрушка для забавы, средство для стимулирования каких-то там наркоманских глюков. Я часто с ними контактировал, пока не встретил нормальных людей и не понял, как дела обстоят на самом деле. Я даже торговал наркотиками, как тут и было сказано. И вот, пришел этот пидорас, тень из прошлого.
Я ему говорю: «Канай отсюда, падла! Не буду я тебе продавать нашу мову, святую и вечную!» А он тогда мою голову зажал между дверью и косяком, долбанул так, что я почувствовал, как сломался мой череп и как вытекают мозги. После этого я увидел свет и ощутил, как меня окружает великолепие и благодать небытия, и я превратился в горсть слов, найдя в мове, святой и вечной, свое последнее пристанище и свою Валгаллу. И с той поры витаю над миром живых, вижу каждого, кто произносит слова, и сам являюсь тем, что произносится.
Как вы понимаете, последние абзацы этого текста дописал я, Сварог, потому что брат Сережа написать о том, как его убивали, уже не может. Думаю, все примерно так и было – приперся этот наркот, захотелось ему «кайфа», вот и убил. В квартире у Сережи мы нашли выпотрошенный рюкзак, в котором он когда-то перевозил мову через границу. На рюкзаке остался след от крючка, которым бестолковый сорок девятый из особой гвардии Мастера благовоний пытался «отловить» сокровище. Еще в нем остался этот то ли дневник, то ли блог, то ли жизнеописание.
Жизнеописание это я, Сварог, решил перевести на белорусскую мову. Потому что написано оно было по-русски. Сережа же мовы почти не знал, так, учился помаленьку. Разговаривал смешно, с ошибками. И все же брат Сережа заслуживает того, чтобы занять достойное место в мове и вечности. С текстом этим немного поработал редактор, потому что я не стилист, я – солдат. Редактор, как он мне сказал, исправил «время глаголов», потому что дневник был написан не в прошлом времени, а литература почему-то требует, чтобы писалось «в прошлом времени» — я в этом ничего не соображаю. Я вам бы лучше про сборку и разборку калаша рассказал бы.
Что касается наших поисков, то книга Дубовки исчезла навсегда в надежных, защищенных турелями и броней, хранилищах Госнаркоконтроля. Догадаться, что Сережа держал ее в рюкзаке, нам помогло предложение из последнего написанного им абзаца: «В отчаянии я расстегнул застежку-молнию и достал из моего надежного тайника книгу». Он был хорошим человеком с невинным лицом, поэтому мог спокойно носить с собой хоть двадцать килограммов урана – никто никогда бы не подумал, что такой парень может быть замешан в криминале и контрабанде. Он был хороший человек, Сережа. Действительно хороший. Но то, что он там написал обо мне, я частично исправил, дополнив другими прилагательными. Потому что я у него получился, не знаю, какой-то… Сентиментальный, что ли. Я не такой по жизни. Я крутой и брутальный, как зубр или медведь. А так пацаны засмеяли бы. Ну, вы видели текст. Хотя, откуда вы видели, вы же читаете уже исправленную версию.
Мое понимание вечности Сережа при пересказе вывернул наизнанку, но эти фрагменты я не трогал, просто переводил. Пускай для истории останется так. Мое останется со мной.
К сожалению, Сережа не оставил детального описания своих отношений с клиентами, которым продавал мову. И поэтому понять, кто точно его убил, сложно. Результаты внутреннего расследования дела об убийстве Следственный комитет почему-то засекретил. Что, кстати, странно, но вокруг вообще происходит очень много странного. Наши хакеры к тайне этого убийства не пробились. Но мы как-то все вместе, одновременно, подумали на одного жирного оплывшего типа, которого показали по телевидению. Он участвовал в «следственном эксперименте», рассекал по квартире убитого, поблескивал маленькими наглыми глазенками и ухмылялся. Я в том смысле, что подозреваемых было много. И в «Криминальной хронике» на YouTube показали три или четыре следственных эксперимента с несколькими потенциальными убийцами. Но подумали мы именно на этого. Слишком, козлина, в себе был уверен – скорее всего, получил благодарность и крышу от наших врагов за то, что на книгу помог выйти.
42
Уильям Шекспир, первая строфа 124-го сонета: