Том 2. Повести

Словно подул приятный ветерок, но это не что иное, как шорох платья; будто повеяло свежим запахом цветов, но это всего лишь приближается мадемуазель! Запыхавшись, бежит она за догом, чтобы не выпустить поводок, прямо по кустам, кактусам, клумбам фиалок; длинные кудрявые волосы растрепались, в одной из прядей застряла веточка каштана, белое в крапинку батистовое платье разорвалось по шву, соломенная шляпа с сиреневым букетиком надвинулась на глаза, на самый носик.

— Бог мой, мадемуазель, какой у вас вид! Ужасно! — протявкала карга. — Вы красны, как рак. Стоило из-за пса доводить себя до этого! Ну, Матиас, — подала она знак гусару, — можно начинать.

Прибежавшая мадемуазель села на подушку, что лежала на скамье, поставила свои ножки на скамеечку (до чего же хороши ее маленькие полусапожки!). Присмиревший дог разлегся у ее ног, девушка с веером начала обдувать ее личико, так что его совсем не было видно. (Хотя ничего, казалось бы, не случилось, если бы господин Дружба, видевший шестерых, увидел и седьмую.) Но вот Матиас бросил в озеро несколько пригоршен мелко изрубленного мяса. (Дог, не вынеся такого расточительства, злобно зарычал: мол, нашлось бы этому мясу более разумное применение!) Но вот там, куда упало мясо, вода оживает — появляются серебряные, длинные и тонкие тельца рыб почти у самой поверхности, а несколько юрких головок с открытыми ртами даже сверкают над нею, но тотчас же снова скрываются под водой.

Тем временем дог озирается по сторонам, ища, на ком бы сорвать свою злобу. Ага, вон там, не так уже далеко, сидит какой-то незнакомец. Дог натягивает поводок и начинает лаять на господина Дружбу.

— Ах, это тот господин, который пришел осматривать дворец. Боже милостивый, чем это он так опечален! — замечает старая карга, протирая свои очки.

Дог добился того, что девушка, у ног которой он сидел, невольно бросила взгляд на незнакомца. Увидев его, она вскочила, выпустила поводок и бросилась бежать к неизвестному господину.

— Кого я вижу! — радостно воскликнула она. — Ведь это же вы, крестный!

Господин Дружба резко вскинул голову на знакомый голос и широко открытыми от удивления глазами молча смотрел на девушку несколько секунд, затем испуганно, но и радостно воскликнул:

— Шипширица! Не верю своим глазам! Ты ли это?

— Я собственной персоной. Но вы-то как очутились здесь, крестный? Ведь сюда и птицы не залетают! Вот это великолепно! (И она захлопала своими маленькими ладошками.) Уж не мама ли вас послала?

— Нет, нет. Погоди, что я хотел тебе сказать? Я так растерялся. Постой, постой… Да, да… Начинаю понимать. Портрет твоей матушки стоит в бильярдной, не так ли?

— Конечно, скопирован с фотографии.

— Ну, тогда все в порядке — значит, я не сошел с ума?

— А кто вам сказал, что вы сошли с ума?

— Я сам думал, доченька, потому что со мной происходило такое, чего даже и описать нельзя. Твою матушку увидел на стене, а за стеной услышал замогильный голос…

Шипширица рассмеялась.

— Конечно, это проделки капитана Веселни! Такие шутки доставляют ему большое удовольствие. Он большой чудак и чревовещатель, старый холостяк. Он и нас так пугал. И как это превосходно у него все получается! Только нас он уже не проведет.

Господин Дружба оживился, лицо его озарилось юной улыбкой, он переживал счастливые минуты.

— Да, я еще так и не сказал тебе: какая же ты красавица! Повернись-ка немножко, дай оглядеть тебя хорошенько!

Шипширица не поленилась и завертелась, как заведенный волчок, причем ее развевающиеся юбки стали похожи на колокол.

Затем она мило улыбнулась, отчего стала еще красивее, и села рядом с господином Дружбой.

— Но как же ты попала сюда из Кракова? — продолжал господин Дружба. — Каким чудом оказалась здесь?

— Из Кракова? Почему я должна быть в Кракове?

— Твоя матушка думает, что ты там.

— Это какое-то недоразумение. Ведь она сама уговорила меня поехать сюда.

Лицо господина Дружбы скорчилось гримасой, и он нервно стал перебирать пальцами пуговицы.

— Что ты говоришь? Значит, она знает? Ничего не понимаю. Очевидно, ей стыдно признаться, что отдала тебя в услужение к герцогине.

— К какой герцогине? — спросила шипширица, подняв свои красивые с поволокой глаза на крестного отца.

— К той самой, конечно, для которой сооружен этот дворец! Я ведь знаю, потому что, видишь ли, шипширица, этот дворец теперь наш.

— К той? — рассмеялась шипширица. — К той герцогине, тра-ля-ля! (Она вскочила со своего места и поклонилась.) Этой герцогиней являюсь я, разрешите представиться, тра-ля-ля!

Брови господина Дружбы полезли на самый верх лба.

— Умоляю, не говори глупостей! Не будь такой легкомысленной, ясное солнышко! Я не ребенок и не настолько глуп, чтобы ты могла так разыгрывать меня и выставлять дураком.

— Да что вы, крестный, — вспылила шипширица, — разве вы только что сами не могли убедиться, что я здесь хозяйка, что я сидела под балдахином, что мое лицо обмахивают веером мои камеристки?

Господин Дружба в испуге отшатнулся, устремив взор в ту сторону, где весело смеялась группа девушек, и увидел, что почетное место под зонтом пусто.

— Святой отец! Значит, ты не камеристка и не служанка! Но по какому же праву ты здесь царствуешь?

Шипширица на миг опустила глаза. Потом подняла их, задумчиво всматриваясь в гладь озера, и но лицу ее пробежало подобие облачка; так иногда гонимый ветром увядший, пожелтевший листок отбрасывает тень на розовый бутон.

— Никому другому не сказала бы, — произнесла она затем тихо, запинаясь, потупя взор, — но вы мой крестный отец, вам я скажу правду. Вы помните того господина, который иногда приходил к нам после обеда? Его всегда еще экипаж ждал у ворот?

Господин Дружба кивнул головой, с замиранием сердца ожидая, что она скажет дальше.

— Это очень богатый, могущественный господин, есть у него имение недалеко отсюда, но там живет его сын. Есть у него и другое имение, но там живет его жена. Вы, верно, слышали про него, но имени я не могу назвать. А впрочем, чего уж там, давайте ваше ухо, крестный.

Шипширица шепнула ему имя и лукаво добавила: «Только молчок!» Она, кажется, ждала, что крестному станет смешно. Она была такой по-детски непринужденной, такой очаровательной, что можно было прослезиться над ее наивной откровенностью.

Но господин Дружба, услышав имя, не засмеялся, не заплакал, а лишь печально поник головой.

— Вот и все, — закончила свое признание шипширица. — Я содержанка этого старого господина.

Господин Дружба охнул и вскочил, как ужаленный ядовитой змеей. В одно мгновение он понял все и с перекошенным от гнева лицом прохрипел:

— Ужасно! Твоя мать, эта бесчестная женщина, продала тебя ему… (В глазах его вспыхнули зеленые зловещие огоньки.) А какой святошей, какой образцовой матерью прикидывается она! Ты-то хоть понимаешь, что она продала тебя?

Шипширица молчала.

Господин Дружба схватил ее за руку.

— Идем отсюда, здесь нас могут подслушать, я хочу с тобой серьезно поговорить, — сказал он и потащил ее к стоявшим стеной грабам, где наконец излил свою горечь; она вырвалась из его груди, как лава из кратера Везувия. — Скажу тебе, ты тоже хороша птичка, шипширица. Разве ты не могла воспротивиться? Так вот, значит, для чего тебе понадобилось тонкое воспитание? Значит, и ты такое же коварное чудовище, как и она? Выходит, все было ложью и обманом, когда ты изображала из себя такую невинную и глупенькую овечку? Отвечай мне!

Шипширица не издала ни звука.

— Не возражаешь мне? Ладно. Все равно я не верю, чтобы ты была совершенно испорченной; я знаю тебя с малых лет, когда ты сидела у меня на коленях и была таким бесхитростным, умным маленьким ребенком, шипширица. Нет, ты все-таки хорошая, по-моему, но несчастная. Я дал обет, когда тебя крестили, обещал твоему бедному отцу на смертном одре, что буду опекать тебя. Знай же: тебе надо выбраться из этой трясины.