Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 21

В СССР впервые застойные явления дали о себе знать в конце 1950-х – начале 1960-х гг., а с середины 1970-х гг. кривая темпов роста пошла вниз. Стали нарастать социальные трудности, социальная пассивность, проявилась вся совокупность связанных с этим злоупотреблений. Конечно, идейная связь реформы государственных предприятий 1988 года с замыслом реформы 1965 года существовала. Но формула о том, что предприятия сами отвечают за свои результаты, тогда не была доведена до идеи самоуправления трудового коллектива. Самостоятельность предприятий мыслилась только в рамках ответственности назначаемых руководителей за результаты работы. Имевшийся опыт Югославии критиковался в 1950-е гг. как образец ревизионизма.

Строительство югославской модели экономики и общества, в отличие от других социалистических стран, базировалось на «самоуправленческом социализме» с упором на самостоятельность низовых звеньев хозяйственной, административной и региональной системы. В 1960-е гг. югославские предприятия и их трудовые коллективы получили еще большую самостоятельность: был, например, отменен государственный контроль над распределением их чистого дохода. Принцип самоуправления распространился и на сектор социальной инфраструктуры, который перестал финансироваться за счет бюджета. К концу 1960-х гг. менее 10 % капитальных вложений в стране финансировалось государством, остальные 90 % примерно поровну распределялись между прибылью самих предприятий и банковским кредитом. Свою автономию предприятия часто использовали прежде всего в целях ускоренного роста фонда оплаты труда, который со временем стал опережать рост производительности труда. Все это происходило на фоне ослабления роли государства и его институтов в экономике и обществе. К началу 1970-х гг. федеральная ответственность концентрировалась лишь на обороне страны, пенсионном обеспечении, обслуживании внешнего долга и на фонде развития отсталых районов страны. Регионы же получили обширные политические и экономические права, что в дальнейшем получило драматическое развитие[46].

Нужно было огромное политическое и научное мужество, которое проявил XXVII Съезд партии, когда назвал вещи своими именами. А конкретно, наши собственные социальные и производственные отношения, во многом устарев, стали тормозом на пути социально-экономического развития страны. Необходимо было принимать кардинальные меры. И в первую очередь перестраивать собственное сознание. Новый этап социального, экономического и политического развития страны вынуждал к росту уважения к другим взглядам и готовности воспринимать их не обязательно как негативные или агрессивные, а также к признанию многовариативности развития и свободы выбора, отказу от силы и угрозы силой в пропаганде своего образа мышления. Людям постепенно приходило осознание того, что перестройка должна носить комплексный характер, охватив экономическую сферу, политическую систему, духовно-культурные традиции. Отсюда логически следует формирование в конечном итоге и новой системы ценностей, в которой тема собственности не носила бы негативного оттенка, не вызывала бы чувства неловкости, стеснительности.

Вопрос о собственности на средства производства всегда выступает коренным вопросом любой социальной революции. Смысл происходившей перестройки был связан с поворотом экономики к социальным процессам. Поднятая тема хозяина, собственника в итоге актуализировала вопрос о социальной природе формирующегося в стране Советов рынка, которая определялась господствующими в обществе отношениями собственности. По новому перестроечному представлению социалистическая собственность имела очень сложную структуру, включала в себя и государственную собственность, и различные формы кооперативной (как колхозной, так и ее современных, более гибких малых форм), совместные формы государственной и негосударственной собственности. К тому же кооперация в конце 1980-х – начале 1990-х гг. – это не та кооперация, которая была в начале Советской власти, когда собирались индивидуальные кустари (которых было достаточно много) и с помощью объединенных средств вели свое хозяйство. Таких кустарей практически не осталось. Возникли совершенно иные отношения в кооперации, в том числе кооперативные предприятия на базе аренды объектов государственной собственности.

Так в чем же заключалось расширенное понимание социалистической собственности в конце 1980-х гг. в отличие от того, что было записано в официальных документах 1965 г.? В печатных органах массовой информации перестроечных лет можно было прочитать, что в Законе о предприятии впервые появляется статья о том, что государство не отвечает за долги предприятия, а предприятие не отвечает за долги государства.





Но и в Положении о социалистическом государственном предприятии 1965 г. этот пункт уже присутствовал. Также в новый Закон о государственном предприятии были перенесены несколько пунктов из того же Положения. Где новизна в происходивших в 1988 г. событиях? Тем не менее новшества виделись в нескольких направлениях. Первое и основное связано с пониманием закономерного разнообразия и богатства форм социалистической собственности. На протяжении почти всей истории советского государства происходило планомерное сокращение различных форм собственности. Всего за 6–7 лет до «косыгинской реформы» была осуществлена ликвидация промысловой кооперации, которая проводилась в несколько этапов. Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 14.04.56 г. № 474 «О реорганизации промкооперации», которым открывался первый этап ликвидации промкооперации, преследовало две цели: во-первых, укрепление материально-технической и трудоресурсной базы соответствующих отраслей за счет средств и кадров наиболее крупных и экономически развитых предприятий промкооперации. Во-вторых, проведение процесса сокращения управленческого аппарата и ликвидации многих союзных министерств и ведомств. В результате был упразднен Центральный союзный совет промысловой кооперации (Центропромсовет). В систему государственной промышленности были переданы наиболее крупные специализированные предприятия кооперативной промышленности, а в 1960 г. промкооперация была полностью упразднена. Народное хозяйство лишилось существенных объемов производства товаров народного потребления, продукции, требующейся сельскому хозяйству (саней, телег, повозок, сбруи для лошадей, сельхозинвентаря), специфических сельских товаров (домашней и валянной обуви, шуб, полушубков и т. п.). Были потеряны высочайший профессионализм кустарей и ремесленников, складывавшийся и воспитывавшийся поколениями мастеров и их школ; размыты кооперативные навыки ведения хозяйства и управления производством. Госпредприятия стали безраздельными монополистами рынка, что привело к росту цен, вымыванию дешевых товаров и полному их исчезновению. Процесс ликвидации промкооперации выдавался за свидетельство возросшей зрелости советского общества и его близости в продвижении к коммунизму. Незадолго до этого произошло массовое превращение колхозов в совхозы. В 1950-е гг. формой государственной поддержки аграрного сектора стал перевод маломощных колхозов (колхозно-кооперативная собственность) в совхозы (государственное финансирование). Материальное и финансовое положение совхозов было крепче, на их усадьбах за счет государственного финансирования проводилось благоустройство. В отличие от колхозов, совхозы давали рядовому труженику материальную выгоду – гарантированную заработную плату взамен колхозных «палочек» за трудодни или натуральную продукцию. Для бывших колхозников это означало переход в материально обеспеченную группу с общегражданскими правами (денежная оплата труда, получение паспортов). Огосударствление колхозов – перевод нерентабельных или малорентабельных колхозов на государственное финансирование и превращение колхозника в рабочих совхозов – было продолжением политики превращения крестьянина в рабочего сельского производства.

И все-таки представление о том, что кооперация, индивидуальная трудовая деятельность и личное подсобное хозяйство – это формы, не чужеродные социализму, а соответствующие достигнутому уровню его зрелости и входящие в общую систему социалистических отношений собственности, не являлось основным. Главной проблемой оставался вопрос функционирования государственной собственности. Замысел перевода предприятий на полный хозрасчет, самофинансирование, внедрение принципов самоуправления стал поиском ответа на вопрос: как и каким образом попытаться в рамках государственной собственности воспитать подлинно хозяйское отношение к народному добру? Ведь коллектив и работник оказались отчужденными от средств производства, они воспринимали их как ничейную собственность. Чувство хозяина у советских людей трансформировалось в новую форму, и в стране Советов единство социальных ролей труженика и собственника создало советского хозяина с элементами безответственности, который трудился на государственном предприятии. Из двух видов отношений к общественным средствам производства – хозяйское (или социалистическое) и нехозяйское (досоциалистическое) – наибольшее развитие получило последнее в двух своих разновидностях: пассивно-исполнительское и рвачески-воровское отношения. Нехозяйское отношение – это достаточно распространенная форма маскировки самоотчуждения собственника, которое обосновывается различными социально-психологическими, экономическими и политическими причинами. То, что являлось исходным моментом и конечным продуктом капиталистического отчуждения, стало родным и близким в социалистическом производстве.

46

Кудров В. М. Югославия: трудный путь, докл. № 81. – М.: Экслибрис-Пресс, 2001.-С. 33–38.