Страница 25 из 77
– Не знаю… Минут через … десять, наверное.
– Успею. Сразу как приедешь, заноси ее через приемную в хирургическое. Я тебя встречу.
Брагин прервал связь и резко развернулся к медсестре.
– Готовь операционную. Позвони анестезиологу. – Его голос неприятными металлическими нотками отбился о стены. – У нас ДТП, десять минут на все про все.
Брагин поспешил к выходу из ординаторской, на пороге застыл, будто что-то забыл и обернулся. Медсестра продолжала сидеть на диванчике. Ее синие глаза были широко открыты, волосы растрепаны, халат распахнут, на лице застыло непонимание.
– Что ты расселась, дура?! – Риточка подскочила. – Включи мозги и выполняй то, что я сказал!
Брагин заметил, как глаза медсестры наполнились слезами, она хлюпнула носом и скривилась.
Он небрежно махнул рукой и выскочил из комнаты.
Единственное, что интересовало Брагина в тот момент – время. И он не готов был тратить его на личные разборки с тупой курицей.
Время сейчас играло не в его команде.
Глава 11
Черные лилии
Здесь всегда было тяжело дышать. Стойкий запах мочи перехватывал горло еще с порога. Даже медицинская маска не спасала. Казалось, что ацетон, неуловимо парящий в воздухе, разъест глаза. От жжения слезы собирались во внутренних уголках, иногда скользили по крылу носа. Каждый раз, когда предстояло зайти в палату номер семь, мы с Ритой кидали монетку. Сегодня несчастливая решка выпала мне.
Поправив маску, я глубоко вдохнула свежего воздуха для смелости, сжала дверную ручку и зашла. Дух болезни оскалился, заставив поморщиться и сглотнуть тошнотворный ком, что подкатил к горлу.
– Доброе утро, Альберт Эдуардович, как сегодня ваше самочувствие?
Груда пожелтевшего белья зашевелилась, закряхтела. Через несколько секунд из- под одеяла высунулась седая, со слипшимися клочками похожими на макаронины, голова.
– Это ты, Лили? – проскрипел старик.
– Конечно, это я, – привычно улыбнулась сквозь маску.
Я знала, Вербицкий не увидит моей улыбки, но старик слишком чутко реагировал на тон голоса. Он улавливал малейшие изменения в настроении собеседника и, если что-то было не так, как ему хотелось – приходил в ярость.
Разве кому-то нужны проблемы, если есть возможность их избежать? Особенно в свою смену, когда единственная мысль, что посещает неизменно – добраться поскорее домой в теплую постель. Утренние приключения я старалась не вспоминать. Ангел-Хранитель, если он существовал, сегодня сохранил меня от всех возможных бед. И от бешеного мотоциклиста в том числе.
В том, что он был бешеным, я не сомневалась. Даже не остановился, спросить, как я! Может, мне помощь нужна была?! Нет, промчался стрелой и вскоре смазался черной точкой на горизонте. И как таким права только дают?
Не помню, как добралась на работу. Но когда первые тяжелые капли упали на землю, я уже была в отделении. Никто меня не искал. Рита прикрыла. Это радовало. Возможно, неприятности отступили?
Я проскользнула к окну и отдернула тяжелые коричневые шторы. Взметнулся клубок пыли. Вспотевшие в перчатках пальцы неловко заскользили по пластиковой ручке. С третьей попытки, я провернула ручку вверх и приоткрыла окно. Узкий поток воздуха с улицы, дохнул дождем. Захотелось прижаться лицом к щелке и жадно вдыхать, пока не закружится голова.
Я не могла себе позволить подобной слабости.
– Хорошо, – отозвался Альберт, высунул руку и поманил к себе. – Ты долго не приходила. Я волновался.
Кожа на его предплечье натянулась, крючковатые пальцы совершили характерные для приглашающего жеста движения. Я послушно присела на край кровати, стараясь не замечать уродливые желтые пятна, и притронулась к протянутой ладони. Холодные и сухие пальцы сжались.
В горле запершило. Тошнотворный запах, похожий на смесь грязи, ацетона и гниющей плоти перекрывал дыхание. Я сидела рядом с его источником. Если бы могла позволить себе убежать за дверь и скрыться, сделала так сию же минуту.
Медперсонал тщательно следил за чистотой Альберта Эдуардовича, постельное белье менялось с завидным постоянством, комната проветривалась. Но каждый раз, кто бы ни приходил, видел одно и тоже – желтые пятна на простынях и пододеяльнике. А сам запах настолько въелся в стены, что казалось, даже после того, как палата номер семь освободится – он него невозможно будет избавиться.
Иногда мне начинало казаться, что так воняла душа старика. Чем не пытайся скрыть или перебить запах, а гниль прорывается наружу. Возмездие Господне? Я могла поверить в это, если бы не знала – Бога нет.
– Погладь меня, – неожиданно приказал Альберт.
Металлические нотки в его голосе говорили об одном – непослушание будет наказано.
– Что?
– Погладь меня, Лили. Так, как раньше. Помнишь?
Альберт впился в мое лицо бесцветными, похожими на рыбьи, глазами. Его брови сошлись на переносице, искривив жесткие черты лица почти до неузнаваемости.
– Ты не помнишь?
Свободной рукой я сжала край простыни. Неужели это сейчас повторится снова? Вербицкий впадет в ярость, а я с ним не смогу справиться. И Володька, санитар, сегодня как назло взял отгул. Его жена, маленькая Леночка, похожая на мартышку, такая же шустрая и веселая, лежала на сохранении на три этажа ниже.
– Конечно, я помню, дорогой, – выдавила я.
Альберт облегченно выдохнул, его лицо разгладилось. Повинуясь интуиции, я протянула подрагивающую ладонь и приложила к высокому лбу. Отвела липкие пряди. Старик закрыл глаза, уголки губ растянула блаженная улыбка.
Мне повезло. На этот раз. Какого черта я это делаю? В обязанности медсестры не входит ублажать старых богачей перед смертью. Но… Неприятности – это последнее, что я хотела бы вновь увидеть в своей жизни.
Конечно же, я не могла знать, как прикасалась к Вербицкому его Лилия. По одной простой, как дважды два, причине – я не она.
Все в жизни возвращается на круги своя, Кесарю кесарево, так когда-то повторяла мне мать. И сколько бы я не старалась поверить в обратное, но эта закономерность неизменно срабатывала. Вербицкий Альберт Эдуардович получил именно то, что заслужил. Червь, что точил его изнутри злобой и жестокостью всю жизнь, вылез наружу уродливым чиряком.
Вот уже полгода старик лежал в нашем отделении. Диагноз, что поставил ему главврач, не утешал. Мы могли лишь немного смягчить муки, но никак не прекратить их. Вопрос жизни Альберта был решен свыше. И мне даже могло стать его жалко, если бы не знала, какое он чудовище.
– Лили, – хрипло прошептал старик. – Как же я по тебе скучал! Когда ты оставила меня – это… Это… – он шумно сглотнул, замолк, словно взвешивая слова перед тем, как произнести. – Было невыносимо.
Я перестала гладить Альберта по грязным волосам. Отстранилась и встала. Интересно, Рита испытывает такую же смесь отвращения и жалости, когда он говорит ей подобное? Каждый раз, когда я была у Альберта, старик начинал этот пустой разговор. Заново. Раз за разом. Словно собственноручно забивал очередной гвоздь в крышку гроба.
В последнее время меня терзали догадки, что такая мука Альберту просто по вкусу. Он упивался собственной виной, тонул в ней, как жаба в молоке. Только умная жабка взбила лапками сметану, Альберт же упрямо шел ко дну, захлебываясь, стеная и стараясь захватить побольше людей следом.
Меня это бесило.
– Лили, – простонал старик. – Лили, ты же знаешь, что я сожалею?
Я скрипнула зубами. В нижнем отделении прикроватного шкафчика нащупала пакет. Достала знакомые две ампулы и шприц на пять кубиков. Если заставить себя действовать автоматически, эмоции почти не давят между лопаток.
– Лили? – испуганно встрепенулся Альберт.
Старик рыскал безумными глазами по комнате. Вглядывался в тусклые голубые стены, размахивал руками, пытаясь нащупать то, что желал, как мне казалось, больше жизни. Меня. Его Лилию на сегодня. Рот старика кривился уродливым спазмом, с губ капала слюна. Руки безуспешно зачерпывали пустой воздух.