Страница 34 из 42
Двухпартийная зона сегрегации
Первый американский президент – Джордж Вашингтон – не был партийным кандидатом. В своем прощальном послании нации он «самым торжественным образом» предостерег от партийного духа, который является худшим противником правительства демократического[181]. Но именно в годы президентства Вашингтона партии де-факто возникли.
Изначальный дуализм американской традиции, проявившийся в колониальную эпоху, продолжился и в практической политике, и идеологии независимых Соединенных Штатов Америки.
Во внутриполитической сфере дихотомия проявлялась, прежде всего, в ответе на вопрос о роли государства и его регулирующих функций в жизни общества. Обычно принято считать, что США являются страной классического частного предпринимательства, которое и стало первопричиной ее феноменальных успехов. Это не совсем так. Собственно, «библия» частного предпринимательства – «Богатство народов» Адама Смита – появилась на свет в один год с американской Декларацией независимости.
Сам Джордж Вашингтон склонялся к сторонникам сильной центральной власти, как и министр финансов Александр Гамильтон, которого упрекали в монархических замашках и аристократическом снобизме. Гамильтон представлял себе Америку «динамичной республикой, капиталистическим правовым государством, в котором экономика основывается на техническом прогрессе и частных корпорациях. Сторонники Гамильтона видели в национальном правительстве эффективный инструмент для превращения аграрной страны в бурно развивающуюся промышленную державу»[182]. Отбрасывая в сторону «фантазии Адама Смита» и называя идею о саморегулировании экономики «бредовым парадоксом», Гамильтон писал в 7-й статье «Федералиста»: «Ничем не ограниченный дух предпринимательства ведет к нарушению законов и произволу, а в итоге – к насилию и войне». В своей Великой программе 1790-х годов Гамильтон призывал государство предоставлять средства тем, кто готов использовать их на развитие национального производства. Его идеи стали фундаментом экономического реализма, признававшего роль государства в экономическом регулировании.
Между тем зрела оппозиция, ее лидерами стали Джеймс Мэдисон, а также Томас Джефферсон, который «видел Америку будущего как рай для мелких хозяйств, сельскую Аркадию, где каждый свободный землевладелец чувствует себя в безопасности под своею виноградной лозой и своею смоковницей… Но необходимость функционирования банков и бирж он до конца так и не смог признать, что было предметом его бесконечных пререканий со сторонниками Гамильтона»[183]. Джефферсон, считавший «Богатство народов» «лучшей книгой нашего времени» по политической экономии, утверждал: «Получай мы указания из Вашингтона, когда нам сеять, а когда собирать урожай, мы, пожалуй, остались бы без хлеба».
Эти идеи легли в основу идеологии партии джефферсоновских республиканцев – широкой и парадоксальной коалиции, которая находилась под эгидой плантаторской верхушки, претендовавшей на титул защитника интересов простого народа от посягательств привилегированного меньшинства. Идеологическим общим знаменателем такой коалиции служили, отмечает видный американист Владимир Печатнов, «известные идеалы «джефферсоновской демократии» – демократической республики фригольдеров, основанной на принципах индивидуальной свободы и равноправия (по крайней мере, для белого мужского населения), минимального государственного вмешательства, местного самоуправления и неотъемлемых прав штатов»[184].
Двухпартийная система стала отличительной чертой Соединенных Штатов. Почему? Известный историк Клинтон Роситер называл несколько причин, укладывающихся в три широкие категории. Психология. Двухпартийная система корреспондирует с естественной природой вещей, поскольку дуализм, за и против, всегда существует в жизни. Социология. Альтернативные, третьи силы никогда не были сильны. «Щедрость американской экономики, текучесть американского общества, выдающееся единство принципов американского народа и, самое важное, успех американского эксперимента – все это препятствовало появлению больших групп несогласных, которые искали бы удовлетворения своих особых нужд через создание политических партий». Конституционное устройство. Поляризующий эффект одномандатных избирательных округов и системы выборов президента (победитель получает все, а у третьего не будет шанса избраться куда бы то ни было), разделение власти между федерацией и штатами (каждая партия – конгломерат 50 партий в каждом штате, создать общенациональную организацию с нуля – просто нереально). Вся электоральная система – законы о выборах, практика проведения кампаний – все работает против третьих партий. А со временем сама двухпартийность стала частью американской политической традиции[185].
Вплоть до Гражданской войны 1861–1865 годов по сути федералистская линия на подстегивание индустриализации была преобладающей. Североамериканский континент, казавшийся первым переселенцам из Старого Света необъятным, с 1840-х годов прорезали нити железных дорог, многочисленные каналы. Их строительство было бы немыслимо без государственного финансирования. За столетие с небольшим Соединенные Штаты сумели превратиться из небольших прибрежных колоний в экономическое и культурное целое.
Истоки внешнеполитической традиции тоже надо искать в XVIII–XIX веках. Генри Киссинджер так описывал дихотомию внешнеполитического сознания: «Специфические черты, обретенные Америкой по ходу ее исторического развития, породили два противоположных подхода к вопросам внешней политики. Первый заключается в том, что Америка наилучшим образом утверждает собственные ценности, совершенствуя демократию у себя дома, и потому служит путеводным маяком для остальной части человечества; суть же второго сводится к тому, что сами эти ценности накладывают на Америку обязательства бороться за их утверждение во всемирном масштабе…»[186]. Первый больше связан с изоляционизмом, второй – с интервенционизмом. Первый можно проследить в представлениях тех, кого принято относить к школе реальной политики, второй – во взглядах проповедников активной американской миссии по изменению мира – от либеральных интернационалистов до неоконсерваторов. При этом следует подчеркнуть, что непроходимой границы между различными линиями и тенденциями никогда не существовало, они выступали порой в самых различных сочетаниях и комбинациях.
Александр Гамильтон, отстаивая принятие конституции и создание сильной централизованной государственной власти, доказывал, что она необходима, помимо прочего, для «возведения одной великой американской системы, превосходящей по мощи любые трансатлантические силы, способной диктовать условия связей между Старым и Новым Светом»[187]. Эта позиция не встречала всеобщего понимания, существовали опасения, что это потребует большой армии, а это чревато тиранией. Конгресс поначалу не хотел давать согласие на создание постоянной армии. Гамильтону пришлось обратиться с предостережением со страниц «Федералиста»: «Соединенные Штаты будут являть собой необычайное зрелище, какое только наблюдал мир, – зрелище страны, которую ее Конституция лишает возможности готовиться к обороне, прежде чем она окажется захвачена неприятелем».
В прощальном послании Джорджа Вашингтона 1796 года прозвучали слова о том, что будущее – за американской мечтой, а остальной мир рано или поздно должен будет подстроиться под ее идеалы. Пока же он, как и другие федералисты, считал в наибольшей степени отвечающим национальным интересам США поддержание баланса сил в Европе.
181
Екатерина Глаголева. Вашингтон. М., 2013. С. 434.
182
Артур М. Шлезингер. Циклы американской истории. М., 1992. С. 313.
183
Артур М. Шлезингер. Циклы американской истории. М., 1992. С. 314.
184
Владимир Печатнов. От Джефферсона до Клинтона. Демократическая партия США в борьбе за избирателя. М., 2008. С. 15.
185
Clinton Rossiter. Parties and Politics in America. N. Y., 1960. P. 17–19.
186
Генри Киссинджер. Дипломатия. М., 1997. С. 10.
187
The Federalist. Cambridge (Mass.), 1961. P. 142.