Страница 86 из 94
- Ступай к Марфе, она внизу, полечит.
Когда Кожема повернулся, князь увидел на его спине кровавое пятно. И он вдруг вспомнил, как много лет назад спас его от кнута хазарина. Постарел Кожема, лицо все в мелких морщинах, будто стираное и не выглаженное, совсем седой.
Князь развернул перевязанный грубым волокном свиток. В середине на веревке было привязано кольцо, а в списке слово «Магистр» обведено кружочком. Святослав сразу узнал кольцо. Перед самым первым походом на хазар его подарила мать, Ольга, Улебу. Это была серебряная печатка, в которой на белой глазури выделялся золотой крест с распятым Христом.
Следующее утро снова начались с печали. Пришел Свенельд, снял бобровую шапку и хлопнул ею об пол:
- Прости, князь... не углядел!
Князь, только что проснувшись, еще даже не облившийся водой, оглянувшись, но крикнув служку: «Лей!», накинув на голову широкий утиральник, спросил:
- Чего же не углядел, говори же!
Свенельд еле стоял и, подвинув к себе стул, сел, а точнее, тихо опустился.
- Улеб заколол себя, в нутро, в сердце, по самую хватку тесака.
- А ты куда смотрел, старый пень?
- Так поздно уже было, когда разговаривал с ним. Выпроводил Савелия с Быком, потом к Волку зашел, тот уже почти спал. С утра пошел посмотреть, и вот... Прости, сынок, князь.
Свенельд отсутствующе смотрел в пространство и, видимо, внутри заливался слезами. И хотя Улеб в жизни был не внушаем, все же Свенельд почитал и любил его как сына князя Игоря.
Одевшись, князь бешено заходил по комнате, останавливался, снова ходил, задумавшись, потом распахнул дверь и крикнул:
- Вина! Скорее...
И как только внесли кувшин, он выхватил его из рук служка и стал жадно глотать, аж кадык на шее быстро задергался. Потом вытер рукавом усы и присел на кровать.
- Вот оно, христианство, - задумчиво произнес он, - мне рассказал хозяин шинка, что в этот день они праздновали успение Божьей Матери, вспоминали этого сказочного белого воина на коне, Феодора, и решали, как отделиться от войска, все вспоминали братву, что после хазарского похода уплыли в Испанию. Эти тоже хотели сдать Доростол и уйти в другие земли. Но им помешал Волк. Мне Асмуд как-то рассказывал, что глупее религии, чем христианство, нет. И нет безумнее людей, что верят о непорочном зачатии.
Особо лукавы их апостолы. Они могли обмануть доверчивых людей, продать, обменять все, кроме своего учителя, которого продали сами и который ничего не имеет общего с богом. Предательство в крови у христиан. А Улеб - жертва их. Если появлюсь на Руси, с корнем вырву эту религию. А сейчас, дядька, играй побудку. Собери всех на площади. А Волка отпусти в дружину. Я рассчитаюсь с христианами!
Площадь у храма Ахилла была заполнена воинами. Святослав молча ходил, похлестывая плеткой по ноге. Дружина Улеба была построена напротив шинка. Святослав подал знак, и вышли Кол и еще два воина. Дружина Улеба была малочисленной, около трехсот человек.
- Выведите всех тех, кто на праздник успения Божей Матери Богородицы был в шинке, - громко выкрикнул Святое-лав. - Убийцу сотника Ивашки-первого, сотника Савелия, священника Илии-Быка - смутьяна - расстрелять!
Расстреляли еще четырех священников и тех, кто осенял себя крестным знамением, на кого указывал плеткой Святослав.
- Всех воинов похоронить с почестями, а этих, - князь указал на Савелия и Быка, - как приблудных собак! Где сотник Утин и где Сучок-боровичок?
Иоанна-Сучка вытолкнули из ряда, а Кол подошел к князю и сообщил:
- Великий князь, Кожема и Утин у Марфы, оба они ранены.
Князь кивнул, вспомнив ночной приход Кожемы и Утина, передал Колу плетку, сказав:
- Десять батогов этому сучку, поистине дураку, - потом повернулся и выкрикнул так, чтобы все слышали:
- Дружина Улеба переходит под руку Свенельда!
И побрел медленно, устало, будто навалили ему на плечи непомерно тяжелый груз.
На острове Айферия, или Березань, есть несколько холмов. В одном из них лежит прах Улеба, сына Игоря, князя Руси.
2. Преступность Горы и предательство Свенельда
После смерти Улеба и казни христиан Святослава охватило глубокое уныние: не хватало ему близкого человека, с кем можно было бы успокоить раненую, беснующуюся душу, умиротворить ее в дружеской беседе. Давно уже нет Асмуда, Манфред неизвестно где, лучшие соратники, советчики, воины Сфенкель и Икмор погибли. Он оглянулся вокруг себя и увидел только одного - себя.
Но главное, самое главное, развалилась его идея - план создания собственного государства, империи из славянского рода-племени у самого моря. Ушел, предал его Улеб! Человек, единственному которому он рассказал о своей мечте и который, как всегда, отшутился: «Ну, брат, в тебе засела заноза - мучит слава Македонского!» Но согласился на поход. Они жили в одном тереме, но воспитывались отдельно и разными дядьками, и это не мешало им относиться друг к друту доброжелательно. Улеб был на несколько лет старше Святослава, но при встрече не чувствовали разницы в возрасте и с радостью участвовали в военных играх и охоте. Когда Святослава посвятили в Великие князья, Улеб, казалось, был не расстроен, порой даже подшучивал над Святославом, называя его Княжищем. И вот ушел, так не объяснив своего поступка. Зато сон-видение прояснило все: он остановил мечом пропасть, в которую чуть было не провалился.
Неделю князя не видел никто. Он не выходил и никого не пускал к себе. Единственный человек, который даже без стука входил к нему, - это была Марфа. Она следила за комнатой князя и кормила его. Как в одежде, так и в еде князь был непривередлив.
- Кого ты нынче лечишь, Марфа? - как-то спросил Святослав.
- Утина, Кожему, да вот несчастного Сучка. Но скоро его прогоню. Похлестали его изрядно, но не так сильно, завтра сниму примочки и пущу гулять.
- Так ты его ко мне призови.
- Хоть сейчас.
- Зови.
Иоанн-Сучок явился и сразу бухнулся на колени:
- Прости, Великий князь. Я ж без умысла. Видибож-сатана приказал.
- Ладно, вставай. Забудем, - сказал князь, - глаз у тебя наметан. Я тут порыскал, но никак не могу найти. А знаю, что здесь. Ну-ка поищи вина, Марфа небось запрятала от меня. А мы с тобой выпьем.
- Щас, Великий князь. По нюху найду. Так вот кувшин на столе стоит, - удивился Сучок, - чего искать?
- А ты погляди, чего.
Иван-Сучок взялся за кувшин, а он оказался легким и пустым. Снова понюхал воздух, обвел комнату долгим и внимательным взглядом. С тех пор, как он побывал здесь и несколько часов просидел рядом с раненым князем, ничего не изменилось. На верху пузатого, хорошо сколоченного шкапа ничего не было, дверцы его были распахнуты, и там хранилась посуда: стаканы, бокалы, золотые и серебряные кубки. Пусто.
- В чем вино было? - спросил Сучок.
- В чем, в чем, в кувшине, - ответил князь, - только в кувшин его из чего-то наливали.
Задача оказалась не из легких. Надо ж было так спрятать, что найти невозможно. Сучок решил присесть на свой табурет, на котором он сидел во время дежурства у князя и, казалось, тогда все изучил. Поискал глазами. И за приоткрытой дверью, которая вела в закуток, где Марфа обычно готовила еду князю, увидел свой табурет. Захотел сдвинуть его, а он не двигается, заглянул вниз - и боже мой! Бочонок почти полный!
- Хи-и... - заверещал Сучок, - вот он, мой родненький! Вот он, богатырь пузатенький. Радуйся, князь, нашлась пропажа!
Сучок подхватил бочонок и заполнил до предела кувшин, который снова поставил на стол, а бочонок снова под табуретку.
- Какие бокалы, князь? - спросил он.
- Серебряные... За упокой брата моего Улеба и всех других, - угрюмо молвил он и не отрываясь выпил весь бокал.
Потом встал, достал меч, вытащил из ножен и провел пальцем по лезвию.
- Наливай! - приказал.
Сучок с опаской посмотрел на князя и наполнил бокалы. В кувшине вино закончилось. Князь взмахнул двумя руками и всадил меч в пол. Присел, поднял бокал и сказал: