Чужой клад

— Настя, это же глупо — бегать друг от друга, словно мы маленькие дети, — сказал Денис, отводя ей руки от липа. — Давай наконец объяснимся.

— Уже объяснились в Криничках, о чем еще говорить? — нервно дернулась Настя. — Вы сказали мне, что я не подхожу вам в жены, потому что…

— Это неправда! — горячо запротестовал Денис. — Только ты одна мне и подходишь в целом свете. Но я был так ошеломлен появлением этого золота, что вконец растерялся. Ты не захотела меня выслушать, а я сразу не смог объяснить. Умоляю, выслушай хотя бы теперь, и ты все поймешь.

Он приблизил свое лицо к Настиному, и она чуть отодвинулась назад. Ее губы все еще горели от поцелуя, к которому Денис принудил ее на сцене.

— Ладно, говорите, только кратко, — пробормотала она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Помнишь, я говорил о разочаровании, которое пережил, вернувшись из-за границы на родину? Ты, наверное, подумала, что я это сказал в философическом смысле: вот, дескать, увидел, как скудно и грязно живет народ в родном отечестве, как правят всюду интриганы и лихоимцы, — да и запечалился. Так? Нет, я был слишком молод, чтобы мучиться мировой или общественной скорбью. Причина была вполне личная. Некий богатый самодур, вышедший в дворяне из откупщиков, однажды за столом стал бахвалиться, да при этом каждым словом выдавал свое невежество. Тут я поневоле вспомнил французскую комедию «Мешанин во дворянстве». А потом еще прочитал из Антиоховой сатиры: «Коли речь моя слаба, коли в ней ни чину, ни связи, — должно ль о том тужить дворянину?»[24] Самодур озлился, стал оскорблять меня, вспомнил недобрым словом и моего отца. Тогда я вызвал его на дуэль, хотя это было чистым безумием с моей стороны: я знал, что этот невежа заядлый охотник и прекрасно стреляет, а я в то время еще не успел толком обучиться стрельбе. Но отступать уж мне было негоже. На дуэли мы выстрелили почти одновременно, и я, конечно, промахнулся. А он прицелился точно мне в грудь, и лишь каким-то чудом я успел в последний миг заслониться пистолетом, и пуля только задела мне плечо. После этой дуэли меня обуял стыд: мне вдруг стало казаться, что я выгляжу этаким ученым неженкой. Оправившись от раны, я каждую свободную минуту стал посвящать стрельбе и фехтованию. От природы я не был обделен силой и ловкостью, а потому в ратных упражнениях делал успехи. Но мой коварный враг теперь уязвил меня с другой стороны. Он свел знакомство с управителем нашего имения под Тверью. Два мошенника быстро нашли общий язык и повели дело так, что скоро наше имение было вконец разорено. Мой враг еще больше разбогател и с помощью своих денег переманил одну актрису-француженку, с которой у меня был роман. При этом он во всеуслышание заявил, что поправить свои денежные дела я смогу только с помощью выгодной женитьбы. И даже предложил мне в жены свою сестру, о которой все знали, что она стара и уродлива. Дело у нас с ним опять дошло до дуэли, и на этот раз я его ранил. Но, даже раненый, он со злобой кричал мне: «Дурак ты, хоть и ученый! Когда вконец разоришься — женись на денежном мешке, иначе своих дел не поправишь». С тех пор прошло три года, и враг мой вместе с выжигой управляющим попали в тюрьму за казнокрадство, а я все еще не могу забыть той насмешки, которой он меня словно припечатал. Да и как забыть, если приятели столько раз со смехом меня спрашивали: «Что, брат Томский, когда женишься на денежном мешке?» Будто на другой способ обогащения у меня ума не хватит. Вот так порой насмешка ущемляет самолюбие на долгие годы. Прости меня, Настенька, что сразу все не рассказал.

— Какая глупая история! — фыркнула Настя. — Вы, Томский, и вправду ученый дурак!

— Да, верно… Лишь дурак мог в чем-то засомневаться, когда такая девушка, как ты, согласилась стать его женой.

Порывисто преодолев не слишком сильное сопротивление Насти, Денис заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, она сказала уже более мягко и почти без насмешки:

— Не лучше ли золото оставить в земле, чем зарывать в землю любовь?

— Настенька!.. Так ты меня прощаешь? — спросил он с надеждой и, не дожидаясь ответа, снова ее поцеловал. Движение Настиных губ и ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, были красноречивей всяких слов. — Я вновь прошу тебя стать моей женой. Ты согласна?

Настя секунду поколебалась с ответом, но тут громкий голос Якова прозвучал где-то совсем близко:

— Пан Томский! Денис Андреевич! Вас спрашивают Иван Леонтьевич и Теплов!

Денис бы, может, и помедлил уходить, но Настя мгновенно от него отпрыгнула и, заслонившись шторой, скользнула в соседнюю нишу. Денису ничего не оставалось, как, досадливо тряхнув головой, пойти на зов устроителей праздника. По дороге он успел мельком удивиться, зачем вдруг понадобился Теплову.

А дело было в том, что, пока Денис объяснялся с Настей, а Тарас и Мотря изображали на сцене влюбленную пару, к Теплову на цыпочках приблизился чиновник его канцелярии и что-то шепотом ему рассказал. Тут же Теплов, встрепенувшись и нахмурив брови, сделал знак актерам остановиться и жестом подозвал к себе Шалыгина. Иван Леонтьевич приблизился, предчувствуя строгое внушение. И в самом деле, гнев Теплова не заставил себя долго ждать.

— Что это здесь у тебя творится, Иван? Актрис гетманского театра убивают, а ты молчишь? Почему только сегодня к вам приехал исправник из Нежина?

— Мы и раньше ему сообщали, наш пристав ездил в Нежин, — скороговоркой пояснил Иван Леонтьевич. — Но эти господа полицейские чиновники не очень-то торопятся, ведь убитые девушки были простого звания…

Татьяна Степановна и Елена Никитична, прислушиваясь к разговору, пересели поближе к собеседникам. Тарас и Мотря, все еще стоявшие на сцене, тоже насторожились.

— Они не простые, поскольку играли в гетманском театре! — грохотал Теплое. — И потом, у тебя же, кажется, есть актрисы и из дворян. Вот эта, которая играла Катарину, она кто? Отец ее — из казацкой старшины, так? Представь, какой шум среди местной знати наделало бы ее убийство! Почему ты мне вовремя не сообщил? Если вы тут сами не можете навести лад, так хоть бы мне-то вовремя сказали, я бы уж отыскал убийц! А теперь время упущено, злодеев не найдешь.

— Простите, ваше сиятельство, — скромно потупился Шалыгин, — но мы надеялись обойтись своими силами, не беспокоя вас. И уже распознали убийц.

— Распознали? И кто же это у вас такой смекалистый? — насмешливо спросил Теплов. — Небось, какая-нибудь бабка-колдовка, которая увидела лицо злодея в чане с водой?

— Нет, ваше сиятельство, загадку разгадал ученый человек, — с поклоном ответствовал Шалыгин. — Да вы его только что видели, он играл на сцене.

— Денис Томский? — удивился строгий ментор. — Вот уж поистине чудеса с этими господами учеными. Приезжают изучать древности, а сами занимаются спасением хорошеньких актрис… — Теплов хмыкнул. — И что же, он разведал правду? У него есть какие-то доказательства? Впрочем, пусть он сам обо всем мне доложит. Вели его позвать.

Приказание Теплова было тут же исполнено, и Дениса вызвали из-за кулис как раз в момент его объяснения с Настей.

Когда Денис вышел в зал, Елена Никитична нарочно прикрылась веером, чтобы сын сразу ее не увидел. Почтенная вдова хотела послушать его беседу с Тепловым как бы со стороны. Не менее напряженно прислушивалась к беседе и Татьяна Степановна, которая уже поняла, что ее Насте совсем недавно грозила смертельная опасность. Криничная хотела и боялась услышать имена убийц.

— Что же, адъюнкт, ты тут, значит, по сыскному приказу, да еще по актерскому делу? — с насмешкой спросил Теплов, оглядев Дениса с ног до головы.

Томский, облаченный в старинный колет и шоссы, выглядел причудливо, но при этом весьма привлекательно. Ничуть не смутившись от язвительного тона Теплова, он ответил тоже с усмешкой:

— Кирилл Григорьевич давно приглашал меня в свою столицу, и я, как почтительный гость, хотел быть полезным хозяину. Мне кажется, наш президент не будет корить меня ни за сыскное дело, ни за актерское.

24

Сатира на хулящих учение» Антиоха Кантемира.