Бархатные тени

Прежде, чем я успела встать, вернулся мой кавалер, а у меня не было веской причины, чтобы сбежать. Тем временем молодой человек оставил Викторину и теперь она сидела, словно бы ожидая той самой услуги, которая только что была оказана мне. Кто же был этот мужчина?

Я не чувствовала подлинного вкуса лакомств на тарелке, невпопад отвечала на реплики своего спутника. Надеюсь, это была не откровенная грубость, во всяком случае, он не выказывал никаких признаков скуки. Но я уже не могла больше ждать.

Поблагодарив его по возможности любезно, я объяснила, что должна повидать Викторину. Извинение было жалкое, но он воспринял его вежливо. И, возможно, с облегчением, поскольку в качестве соседки за ужином я была явно не на высоте.

Поднявшись на балкон, я увидела, что Викторина снова уходит. Сейчас она, накинув на плечи кремовую китайскую шаль, спешила к боковому коридору, что сворачивал к задней части дома. Я обязана была удержать ее от любой глупости. Подобрав свой слишком тяжелый шлейф и придерживая юбки, я последовала за ней.

Хотя парадные залы дома были переполнены, здесь царили тишина и пустота. К счастью, Викторина не оглядывалась, а расслышать погоню она не могла. Миновав нижний холл, она вышла в сад, но не в ту его часть, где волшебный блеск висячих фонарей освещал статуи и дорожки.

Юбки мои зацепились за куст, и я вынуждена была на мгновение остановиться. Из-за этой задержки, как ни коротка она была, я и потеряла Викторину. Однако она не успела бы уйти далеко, к тому же, в этих густых зарослях проход был только один. Я спешила, дрожа, подхватив юбки повыше и прижимая их к себе как можно плотнее. У Викторины была шаль, а мои обнаженные плечи студил ночной ветер.

Развилка на дорожке – куда пойти? Сад так велик, а тропинку можно потерять, ибо они пересекаются и разветвляются. Возможно, я так и не найду Викторину. Тропинка справа от меня вела в освещенную часть сада… Тут я уловила запах табака; кто-то из мужской половины гостей вышел наружу воздать долг привычке, не одобряемой большинством дам.

– Мисс Пенфолд!

Я обернулась и увидела Генри Билла.

– Могу ли я вам чем-либо помочь?

Даже тусклый свет фонарей выдавал мое волнение. Мне следовало быть очень осторожной, чтобы не навлечь на Викторину какого-нибудь нескромного подозрения.

Это означало – я должна навлечь нескромные подозрения на себя. Я нечувствительно выдавила улыбку.

– Ваше появление удивило меня, мистер Билл. – Для моего собственного слуха мой тон не передавал истинного смущения. Но, возможно, я недооценивала свои способности по части притворства, ибо сейчас он усмехался, и усмешка эта, адресованная мне, была отвратительна, поскольку было слишком ясно – он думал, что я спешу на некое свидание.

– Прошу прошения, милая леди, – поклон, который он отвесил, являл скрытое оскорбление, и краска ярости бросилась мне на щеки. И я не могла пренебречь ею, как рассчитывала. – Одной вам, должно быть, здесь очень одиноко. Могу я разделить ваше уединение? Луна сегодня достаточно яркая для прогулок и…

Я должна была найти Викторину! Но я не знала, как отвязаться от нежеланного спутника. Был только один действенный способ – подтвердить все его подозрения. Так я и поступила.

– Вы очень любезны, мистер Билл. Но так случилось, что у меня уже есть провожатый, который может подойти в любой момент…

И снова эта мерзкая усмешка!

– Ну конечно, милая леди. Он выиграл – я проиграл. Я не буду третьим лишним. Но могу я спросить: не видели ли вы Викторину? Следующий танец за мной, а я нигде не могу ее найти…

– Она, возможно, уже вернулась, сэр. Вам лучше поискать ее в доме. – Мой ответ был окрашен нетерпением.

Он усмехнулся еще шире и снова отвесил поклон.

– Естественно. Примите мои извинения.

Я проследила, чтобы он ушел, до того как удалиться самой, подозревая, что он может задержаться, имея целью подсмотреть, с кем я встречусь. Только убедившись, что он исчез из поля зрения, я свернула на левую дорожку.

Гравий белел в лунном свете, из дома до меня доносились приглушенные звуки музыки. Но мне почему-то казалось, будто я отрезана от знакомого безопасного мира. Я продрогла, переволновалась и, что хуже всего, была уверена, что не исполнила свой долг. Если бы я лучше смотрела за Викториной, то смогла бы предупредить эту полуночную вылазку.

Я остановилась, чтобы прислушаться, и до меня донеслись голоса. Они шептались так тихо, что я могла разобрать только несколько слов, да и то на диалекте, на котором Викторина обычно беседовала с Амели. И, напрягая слух, я сумела уловить лишь три слова: «Канун Святого Иоанна».

Глава девятая.

Поскольку я не была католичкой, даты праздников святых ничего для меня не значили, но я теперь могла пробираться на звук голосов. Впереди, там где дорожка поворачивала, живая изгородь все еще укрывала собеседников. Пока я соображала, стоит ли двигаться открыто, я услышала хруст гравия под тяжелыми шагами. Они удалялись. Отбросив всякую осторожность, я кинулась за поворот.

Передо мной открылась лужайка с небольшим прудом, куда, нежно журча сбегала вода фонтана. Тут же стояла садовая скамейка из кованого железа. На ней сидела, а точнее, лежала Викторина.

Ее шаль соскользнула на землю, голова откинулась, глаза были закрыты. Я подбежала к ней, улавливая сквозь розовое масло, которым она обычно душилась, какой-то странный запах, неопределенный, но отталкивающий.

– Викторина! – Я схватила ее за руки, лихорадочно горячие. Она открыла глаза и уставилась на меня, как на постороннюю. Потом принялась водить кончиком языка по губам, словно только что отведала чего-то такого, что бы хотела попробовать вновь. Затем ее взгляд перестал блуждать, и я почувствовала, как напряжение покидает ее: руки ее расслабились, голова запрокинулась еще сильнее. Глаза ее снова закрылись, и вдруг гримаса боли исказила лицо.

– Викторина! Вам плохо?!

– Oui, – ответила она очень тихим, слабым голосом, – очень больна, Тамарис. Пожалуйста, не оставляйте меня. – Она схватила меня за руки, стиснув запястья с конвульсивной грубой силой.

– Позвольте мне сходить за помощью…

– Non! Останьтесь, пожалуйста, останьтесь. Я так triste… страдаю… у меня кружится голова… все болит, все плывет… Останьтесь со мной, не покидайте меня! – Викторина продолжала сжимать мои запястья с силой, какой я бы никогда не заподозрила в хрупкой девушке. Она словно цеплялась за якорь спасения.

Я вынуждена была остаться. Но я была обеспокоена. Разумеется, эти приступы – не просто предлог избегать нежелательных ситуаций. Викторина нуждалась в гораздо большем, чем забота преданной, но невежественной горничной. – Викторина? Тамарис?

Ни разу в жизни я не испытывала такой радости – на лужайку вышел Ален. Судорожная хватка Викторины ослабла. Я едва успела подхватить ее, чтобы она не соскользнула на землю.

Вдвоем мы доставили ее в дом. Ален нес ее, а я отводила кусты, чтобы не цеплялись за платье и шлейф. Когда мы принесли ее в спальню, Амели уже была там, словно знала, что она может понадобиться. Пока она хлопотала, укладывала хозяйку в постель, разрешив мне оказать лишь минимальную помощь, Ален дожидался в гостиной. А я так мало могла объяснить ему…

– Она больна, – Амели стрельнула враждебным взглядом через постель. – Всегда одно и то же – головные боли, когда она слишком разволнуется. Сейчас она спит, а когда проснется, все будет в порядке, уверяю вас!

Я подумала, что сейчас Викторина, наверное, просто спит. Но то, что такие приступы взывают к лечению – самоочевидно. Однако, когда я вышла к Алену, то подумала, что обсуждать это в комнатах Викторины не стоит. Амели может держать ухо востро не только ради своей хозяйки, но и по каким-нибудь собственным причинам.

– Что случилось? – я уловила нетерпение в голосе Алена. – Что вы обе делали в саду, Тамарис?