Страница 3 из 13
– У нас свои законы, – усмехнулся мой спутник. – А что касается того, почему такой порядок и откуда он взялся, я думаю так: в степях хлеба всегда было вволю, но обмолачивался он не так чисто, как теперь, – не было машин, веялок. Ну, купцы пуд на 40 пудов и накидывали в виду плохой обработки зерна… Накидывали, да и вводили в обычаи при всякой торговле… Теперь хлеб чистый, зерно отборное, да и обычай купецкий крепкий; купцы у нас богатые, люди сильные, – с ними трудно сладить!..
Найдите подобное где-нибудь в России, там, где хлебные губернии. Нет, такой богатой природной житницы не найти, и русский человек еще не понимает производительной силы степей и вольного богатства ставропольской губернии, которая не исследована и не организована в земельно-экономическом отношении. Это – край будущего, сильный и хлебный край!
Скопились на дороге подводы. Кучка людей о чем-то гуторит, смеется. У молодого парня – грустное лицо.
– Сколько пудов проворонил-то? Ишь, восемь!.. Вот дома-то достанется… В такую жарищу дочиста шерсть повысохла… А ты, парень, не спешил бы сдавать, а на ночь у речки переночевал бы – тогда восемь-то пудов в кармане были… Молод еще, рано пустили сдавать шерсть… Дома посидел бы, милый!..
– Это действительно так, – прибавил мой спутник, когда мы проехали обоз: – опытные люди всегда с шерстью у речки ночуют перед сдачей: несколько пудов наверное прибудет… И купцы это знают, и не спорят, товар принимают…
– И все-таки пуд в 41 фунт?
– Конечно, своего не упустят…
Мы въезжали в широкую улицу большего селенья…
II
Характер степных селений. – Постоялый двор. – Федоровка и Воронцовка. – Власть хлеба-зерна. – Порядки бюрократические и патриархальные. – Семейный раздел.
Селение Карамык, среднее по размеру, организовалось и выросло под влиянием степи. Не говоря о широкой улице, служащей продолжением вольной степной дороги, дома в селении отстоят друг от друга в весьма солидном расстоянии по причине огромных и содержащихся в относительной чистоте дворов. Жилища тоже просторные, а комнаты характерные, хотя бы эта кухня, куда мы вошли, поставив в тень лошадей и задав им корм. Кухня и столовая: вместе – длинная, но не узкая комната, светлая, с чистыми окнами в одну сторону. Печь и плита содержатся аккуратно. Хозяйки, две сильные бабы, чисто одетые, только-что вынули свеже выпеченный хлеб, замечательно вкусный и аппетитный на вид. Надо отдать справедливость ставропольской губернии: нигде по станциям, даже и Кубанской области, и селениям, мне не приходилось есть такого вкусного пшеничного хлеба, как здесь. Действительно, хлеб, так хлеб!
– Сколько стоит пуд такой муки? – спросил я у хозяйки.
– Восемьдесят копеек. А что, добрый хлеб?..
– Да, хороший хлеб.
– До вас солдаты из Георгиевска были, тоже хвалили хлеб… Скажите, пожалуйста, зачем от начальства им запрет не кушать пшеничного, а печь хлеба из житной муки?.. Такая мука у нас дороже и хуже, а накося – запрет: по закону, говорят, не полагается!.. Мы вот жита не сеем… Зачем?.. когда пшеница добре родит!.. Житной муки у нас трудно найти, а солдатам, вишь, надыть… Чудно, право! – говорила простодушно женщина, вынимая из печи жареную картошку.
Я молчал и думал: в самом деле, почему в царстве пшеницы не есть солдатам такого чудного и дешевого хлеба, а непременно потреблять ржаной? Дисциплина что-ли от этого пострадает? Да, бюрократия не связана с жизнью даже в вопросах выгодного питания… Скажите, пожалуйста, как можно солдату есть такой великолепный хлеб!.. да он избалуется окончательно!.. Грустно все это. Недорого мы заплатили за чай, яйца, хлеб и молоко, все продукт свежий, прекрасный…
– По скольку десятин наделены здесь крестьяне?
– Которые по пятнадцати десятин на двор, но имеются и такие старые поселенцы из православных, что получили по тридцати десятин.
– Ого!.. Жить можно!..
– Еще бы! – добавил мой спутник. – Да и какая земля!.. Вперед!
Мы снова – в ровной, гладкой, как скатерть, степи; только там, где постепенно огибает равнину река Кума, на правом её берегу высятся горы, а на противоположном низменном растет лес.
Кума – степная река, и на всем её протяжении построены селения, самые первые в степной, безводной губернии, но и самые богатые и населенные.
Вдали показалась церковь, около неё – лес.
– Это Федоровка, а рядом, через реку – Воронцовка! – сказал путник.
Первое огромное торговое селение оффициально значится Ново-Григорьевка, а второе, еще более богатое – Воронцово-Александровка. Но народ не признает этих «бумажных» названий и по старинному зовет их попросту Федоровкой и Воронцовкой. Если спросить местного жителя: как мне проехать в Ново-Григорьевку? – то вы можете весьма вероятно подучить отрицательный ответ: «не знаю», а Федоровку всякий покажет, не задумываясь.
Не понимаю, зачем не сохраняют народные названия селений, а придумывают там, в канцеляриях, на досуге, новые и даже сложные. Вот по истине мало дела чиновникам!..
Река Кума разделяет, как я говорил, эти два селения, имеющие свои приходы и управления. Церковь и большое каменное здание семинарии обращают на себя внимание в Федоровке, которая расположилась чрезвычайно правильно: таких невероятно широких улиц я и не видывал. Напротив, Воронцовка сгруппировалась; одна только базарная площадь напоминает степное приволье. Прекрасные двух-этажные дома с балконами и бельведерами – принадлежность местных богачей-хлеботорговцев. Селение Воронцовка напоминает скорее уездный город, но город богатый и живой.
На базарной площади лесные склады, материал которых доставляется черкесами-горцами. От площади идут торговые ряды, по правде сказать, тесные, но чего, чего только нет в лавках и больших магазинах, в которых работают не меньше полудюжины приказчиков. В базарные дни толчея здесь порядочная. Все можно купить в этом степном селении, до предметов роскоши включительно.
Расположены магазины, сплошь заваленные товарами, по меньшей мере странно: вот аптекарский магазин рядом с торговлей нефтью. Склад сосновых досок, с приятным запахом смоли, помещается рядом с магазином готового платья под фирмою «Шик» из Ростова. Подле – другой такой же, первому конкуррент. Железо, мочала, всякий строительный материал, азиатские изделия, тут же и огородные производства, местное прасковьевское вино, двадцать копеек бутылка, и лимонад, смешанный с уксусом фирмы Чурилина из Ростова, женские шляпы и перчатки – все можно найти в селении Воронцовка, главный покупатель которого – местный крестьянин-хлебопашец.
– Сколько, приблизительно, жителей в Воронцовке? – спросил я у местного старожила.
– 18 000 человек.
– Неужели?
– Может быть, теперь и больше! – прибавил гордый «воронцовец».
Происхождение этого огромного села относится ко времени крепостного права. Первые поселенцы были ссыльные крестьяне воронежской губернии, впоследствии купившие землю у князя Воронцова, почему и название села Воронцовка. Распорядок землевладения общинный, как и в Федоровке, надел на душу выражается в семи десятинах; в Воронцовке, кроме обыкновенной двух-классной школы, имеется ремесленное училище, церковно-приходская школа и даже бульвар.
Любопытна история насаждения и устройства последнего: бульвар – дело рук пьяных обывателей. По постановлению волостного схода было решено, что те крестьяне, которые попадались в безобразно-пьяном и буйном состоянии, арестованные предварительно для вытрезвления, назначались в наказание на общественные работы по устройству бульвара; таким образом, в короткое время и за очень недорогую цену в Воронцовке вырос тенистый бульвар со скамеечками, – бульвар, положим, узкий, но все-таки украшение селения.
Не мешало бы вообще общественным учреждениям «намотать себе на ус» эксплуатацию пьяных, от которых получается и польза, и здоровье, вполне гигиеничное вытрезвление и отсутствие срама, ибо что может быть благороднее труда, притом преследующего общественные цели?