Страница 97 из 124
Однако подпольщикам приходилось работать в очень сложных и опасных условиях. Чем хуже складывались дела для гитлеровских войск на Востоке, тем свирепее они расправлялись с патриотами Чехословакии.
Гитлеровские оккупанты ввели жестокий террор. Гестаповцы бросали в тюрьмы и концлагери многих заложников. На заводах и фабриках был введён такой порядок: директора должны были давать подписку оккупационным властям, из которой следовало: «Я буду немедленно расстрелян, если вверенное мне предприятие прекратит работу без уважительной причины». В школах директора несли такую же ответственность за действия учителей и учащихся. Однако в школе, где учился Ян Шпачек, ни директор, ни пан Краузе — тайный агент гестапо — не понесли подобного наказания. Это, конечно, насторожило всех учителей и окончательно открыло им глаза на то, что в школе орудовали два матёрых фашиста.
Весь коллектив учителей и особенно новый директор и новый преподаватель немецкого языка старались сознательно не замечать вольностей наиболее смелых и передовых учащихся. В школе наступил такой период, когда все учителя понимали необходимость жить в дружбе и всячески оберегать своих воспитанников от ненужного риска. Да и причины, вызывавшие протесты ребят, исчезли.
Ян Шпачек скоро понял это. Он знал, что в школе стало легче дышать, вольнее вести себя, однако это совсем не значило, что он или его товарищи могут открыто выступать против врагов.
Всё шло своим чередом, а если кто-либо из ребят восставал против изучения немецкого языка, то новый учитель умел доказать его неправоту. По-особому Ян Шпачек стал относиться и к делу подпольщика. Однажды дядя Вацлав сказал:
— Янек, у меня есть к тебе срочное дело.
— Я слушаю, дядя Вацлав, — с радостью ответил мальчик.
— Дело важное, очень ответственное, Янек. В новом городе, на Парижской улице живёт один наш товарищ. Тебе надо пойти к нему и передать вот этот пакет. Адрес ты должен запомнить наизусть… И то, что я тебе скажу, ты должен знать как стихи. Понимаешь?
— Понимаю, — сказал Ян и уже с гордостью подумал о том, что, наконец, и дядя Вацлав доверяет ему важные дела. Невольно он вспомнил отца, вспомнил, как радовался и гордился он сыном, когда задание было выполнено. И хотя отец никогда об этом не говорил ему, Ян и сам хорошо понимал это. Сейчас он смотрел горящими голубыми глазами на дядю Вацлава и ловил каждое его слово, чтобы ничего не забыть, ничего не пропустить.
— Запомни: улица Парижская, дом пятьдесят девять, квартира три… Ты пойдёшь через Манесов мост, мимо Парламента, выйдешь к Художественно-промышленному музею и в этом районе найдёшь Парижскую улицу.
— Так, дядя Вацлав, — ответил Ян Шпачек и повторил наизусть адрес и маршрут.
— Там, в доме пятьдесят девять, квартира три — ты позвонишь два раза… Когда тебе откроют дверь, ты спросишь: «Здесь живёт представитель фирмы «Батя»? Тебе должны ответить: «Я представитель фирмы «Батя». Тогда ты скажешь: «Меня послали из магазина «Верке» узнать, готов ли наш заказ». Он тебе скажет: «Заказ ещё не готов». Если там никого постороннего не будет, отдашь пакет. Понял, Янек?
— Всё понял, дядя Вацлав. Только вы скажите мне, а если этот представитель будет не один?
Дядя Вацлав нарочно не всё сказал, ожидая этого вопроса. Он мягко, по-отечески, улыбнулся и добавил:
— Тогда он скажет тебе: «Одну минуточку, сейчас я напишу ответ». Ты подождёшь его, он выйдет проводить тебя и тут ты передашь пакет, не выходя на улицу. Повтори всё, Янек.
Ян Шпачек повторил всё слово в слово. Он чувствовал, как всё лицо его горело, ему казалось, будто у него вспотело вокруг глаз и по телу прошли электрические токи. Дядя Вацлав заметил его волнение и одобряюще произнёс:
— Ну, молодец! Только никуда не заходи. С товарищами не задерживайся. Я буду ждать тебя дома.
Бодро шагая по улицам Градчан, Ян Шпачек не раз про себя повторял пароль. Ему хотелось выполнить поручение так, чтобы в следующий раз дядя Вацлав мог доверить более сложное задание. Ему нравилась работа связного. Делал он всё аккуратно, с большим чувством ответственности. Иногда Яну хотелось поделиться своими мыслями об этом с другом по школе Зденеком, но как только они встречались, как только Зденек начинал что-нибудь торопливо и запальчиво рассказывать, Ян про себя думал: «Нет, он ещё совсем мальчишка, с ним нельзя делиться».
Как нарочно, на Манесовом мосту он встретил Зденека Кворжика. Зденек стоял и смотрел с моста на мутную воду Влтавы, побрасывая камешки. Время шло к вечеру, на улицах и мостах людно. Ян, войдя на мост, пошёл по левой стороне, ближе к перилам, чтобы скорее проскочить. Тут, у перил, он и столкнулся с глазеющим на воду Зденеком.
— Ты куда идёшь? — спросил он.
— В новый город.
— Зачем?
— Есть дело.
— Я провожу тебя? — беззаботно предложил Зденек.
Ян Шпачек не сразу ответил. Он знал, что ему нельзя ни с кем задерживаться и, тем более, брать с собой. Но как сказать товарищу, чтобы он не провожал его. Что может подумать Зденек, если Ян откажется. Прошло несколько секунд, пока Ян собрался с мыслями.
— Знаешь, Зденек, тяжело заболел дядя Вацлав. Я спешу за лекарством к одному доктору.
— Вот уж и врёшь! — возразил Зденек.
— Ну и не верь! — сердился Ян.
— Я же сам сегодня видел его. Он совсем здоров.
— Вот что, Зденек, не веришь, беги сейчас к нам и проверь, — сказал Ян, рассчитывая отделаться от товарища.
— Была нужда! — ответил тот.
— Ну, я пошёл.
— Пойдём, я провожу тебя, — просто сказал Зденек.
Яну Шпачеку ничего не оставалось, как согласиться с товарищем. Он проклинал себя за то, что пошёл по левой стороне, жалел, что проторчал тут три-четыре минуты, тогда как его ждут дома и там, на Парижской улице, дом пятьдесят девять, квартира три. Но больше всего тяготило его присутствие Зденека, который шёл молча, беззаботно размахивая руками, и всё глазел по сторонам: сначала на реку, потом, когда они поровнялись с Парламентом, — на это прекрасное здание. Ян шёл, никуда не глядя, сосредоточенно думая о том, как найдёт того человека, к которому несёт важные бумаги, как будет с ним говорить и как, наконец, передаст пакет. Не будет же он передавать бумаги в присутствии Зденека…
Не успели мальчики выйти к Художественно-промышленному музею, как неожиданно встретились с паном Краузе. Теперь он был в чёрном мундире гестапо, ещё более подтянутый, чистый и, как показалось Яну, когда он поровнялся с ними, строгий. Ян увидел его первым, нахмурился, испугался и растерянно произнёс не своим голосом:
— Здравствуйте, пан Краузе!
— Здравствуй, Шпачек, — остановившись, ответил бывший учитель.
Зденек тоже поздоровался, но на его лице Ян ничего не уловил. Оно попрежнему было таким же простоватым и беззаботным, как и тогда, когда Ян встретил его на мосту. Ян позавидовал Зденеку, его смелости, но тут же подумал: ему-то бояться нечего, а мне другое дело…
Пан Краузе остановил их тотчас, как только они поздоровались и, как полагается бывшему учителю, начал с ними разговор о школе. Ян сразу заявил, что был болен и ничего не знает, зато Зденек вступил в несложный разговор. Тысячи мыслей пронеслись в голове Яна Шпачека. Он боялся, что вот сейчас этот ненавистный фашист начнёт его расспрашивать, что с отцом, где Ян живёт, с кем, и всё это для того, чтобы ему сделать плохо. И всё же уйти от него нельзя.
…Дядя Вацлав сидел дома и ждал возвращения Яна. Он отправил с ним свеженабранную листовку о новом наступлении Красной Армии с участием чехословацкого корпуса. Эту листовку должен прочитать «представитель фирмы «Батя», а точнее, подпольщик-редактор, и ночью вернуть её в типографию для печати. Время — половина седьмого. Ян должен, по расчётам дяди Вацлава, вернуться, но его не было. Полчаса лишнего — срок невелик, но сколько это доставило беспокойства дяде Вацлаву… Ян всегда исправно выполнял всё, и дядя Вацлав каждый раз радовался, что школу подпольной мудрости и мужества мальчик проходит неплохо, но раньше Ян носил зашифрованные записки, а сегодня — настоящую листовку, и к тому же ещё опаздывал.