Повести и рассказы

— Читай! — вдруг не своим голосом сказал Зденек.

— Постой, ребята! — ответил Ян и встал на ноги. Он посмотрел вокруг, убедился, что никого поблизости нет и снова сел. Читали вполголоса, волнуясь, несколько раз осматриваясь вокруг. Каждый из них знал, что читать листовку небезопасно.

Листовка начиналась и кончалась словами: «Смерть фашистским оккупантам!» Это были такие смелые, такие ясные и такие грозные слова, что ребята потом долго помнили их. Запомнили они из этой листовки и многое другое. Они узнали, что Красная Армия и Чехословацкая бригада вышли на границу Советского Союза и Чехословакии. В листовке говорилось о первомайском приказе маршала Сталина, в котором он призывал воинов Красной Армии добить раненого зверя «в собственной берлоге» и вызволить из неволи братьев поляков и чехословаков, находящихся под пятой гитлеровской тирании.

Но разве можно было за один раз понять смысл всего, что говорилось в этой листовке? Конечно, нет. И тогда Ян предложил товарищам спрятать листовку под тем кустом, где они сидели сейчас, и приходить сюда время от времени, чтобы ещё и ещё раз почитать её. Тут же они поклялись, что никому и никогда не скажут об этом. Франтишек был рад, что они решили дать такую клятву, так как ведь это он принёс листовку и побаивался, как бы кто-нибудь из товарищей не проговорился. Ян вдруг вспомнил, как он и Серёжа давали клятву.

Это произошло ещё в мае, а теперь был июнь. Ян лежал один, ожидая друзей и думал, как могло всё это случиться само собой, независимо от его желания. Он не хотел говорить ни Зденеку, ни Франтишеку о том, что был с отцом в Советском Союзе. Но перед клятвой — «держать в секрете прочитанную листовку» — он проговорился. Отсюда и пошло всё. Начали расспрашивать, задавать разные вопросы, и вот тогда Ян сказал друзьям:

— Вы знаете, что такое советский пионер?

— Нет, — ответили они.

Ян рассказал о пионерах, о себе, как он впервые надел красный галстук и как вместе со всеми советскими ребятами давал торжественное пионерское обещание.

Трудно было Яну Шпачеку в один раз рассказать всё, а ещё труднее объяснить, что раз они прочитали запрещённую листовку, раз они ненавидят оккупантов, то и они тоже пионеры. Но всё же он сказал:

— Давайте, ребята, поклянёмся, что мы будем бороться за дело Коммунистической партии.

Но слово «бороться» смущало Зденека и особенно Франтишека. Как это они, Зденек, Ян и Франтишек, будут бороться за дело коммунизма… И снова Яну пришлось объяснять, что значит бороться. Он и сам понимал это не очень твёрдо, но объяснял, как думал:

— Раз мы читали листовку и ненавидим оккупантов, — значит, мы тоже за коммунистов, — объяснил он. — Раз маршал Сталин называет нас братьями и хочет вызволить чехословаков, значит, мы с ним заодно.

— Верно, — сказал тогда Зденек. — Но как мы-то будем бороться?

Франтишек тоже согласился, но думал, что больше такую листовку, пожалуй, не рискнёт поднять…

— Мы, — начал Ян, — будем бороться так, как боролись до сих пор. Вот ты, Зденек, говоришь, что на твоей доске с гвоздями прокололи шины два фашистских грузовика. Это борьба? Да, борьба. А если каждый из нас что-нибудь подобное сделает в ущерб врагу, это уже борьба настоящая.

Весь этот разговор Ян решил завершить торжественным обещанием. Но как ни старался, он не мог вспомнить слов торжественного обещания пионера. Много прошло времени с тех пор, как он сам его давал. Он запомнил лишь один момент. Когда их выстроили там, в Артеке, и когда ему повязали красный галстук, старший пионервожатый сказал:

— Пионеры, к борьбе за победу коммунизма будьте готовы!

Пионеры ответили:

— Всегда готовы!

Зденек и Франтишек стояли рядом. Ян напротив. Они смотрели сейчас на Яна, как на героя. Он показал им, как надо отдать салют, как ответить на слова, которые он произнесёт, и они в точности всё исполнили. Всё было торжественно, хотя ребята не имели галстуков. Ян сказал:

— Вы теперь тоже пионеры. Значит, все мы вместе дали клятву, что никому не расскажем о листовке, которую читали, и никому не расскажем, что сегодня было у нас, но сами должны помнить об этом всегда, всю жизнь и поступать так всегда, при удобном случае, делать всё для того, чтобы оккупантам было плохо в нашей стране.

— Будем! — ответили Зденек и Франтишек.

С тех пор Ян, Зденек и Франтишек приходили сюда, к этому кусту акации и подолгу сидели, разговаривали, читали новые листовки. Но дороже всех им была старая, с портретом Сталина. Портрет Сталина был ясный. Сталин улыбался и, казалось, глядел с листовки прямо на них, как живой. У него была такая улыбка, такой взгляд, что теперь уже каждый чувствовал, что он действительно за них, за Франтишека и Зденека, за Яна и всех чехословаков, а все они — за Советский Союз.

…Пришли, наконец, Зденек и Франтишек. Ян не заметил, как они подошли. Друзья отдали салют; Ян ответил им тоже салютом, и они уселись, чтобы поговорить о делах, о том, кто что видел на улицах, что нового слышал о положении на фронте.

Только одного Ян не сказал своим друзьям, что он, как пионер, помогает подпольщикам. Это он думал рассказать им тогда, когда настанет подходящее время.

НА БЕРЛИН!

Накануне Нового года на танке «Пионер» заменили старую пушку новой, более современной. Экипаж был рад этому. С тех пор как вместе с пурпурно-красной книжечкой — наказом пионеров — Мягков получил этот танк, экипаж не переставал заботиться о своей боевой машине. Она не «подвела» их ни на большом, ни на малом марше, ни в бою.

О героической гибели лейтенанта Бучковского и его боевых товарищей знали в соединении все комсомольцы. Каждый знал, что экипаж, танка «Пионер» не сдался на милость врагу в необыкновенно тяжёлом положении, что лейтенант Бучковский, механик-водитель Агапов, башенный стрелок Русанов и радист Фролов предпочли смерть плену. Они погибли в танке, а танк не перестал быть грозным для врага, оставаясь в строю.

Ходил ли танк «Пионер» в разведку, был ли в числе ударных сил на прорыве новой линии обороны, штурмовал ли новые укрепления противника, — всюду экипаж был в числе победителей. На броне машины было много царапин, заусениц, меток от осколков вражеских бомб, снарядов, мин. Но на башне белела аккуратно подновляемая надпись «Пионер». А на пушке красовалось около четырёх десятков красных звёздочек — счёт уничтоженных фашистских пушек, танков и огневых точек. Это украшало замечательную машину, сделанную умелыми руками мастеров уральского оружия. Экипаж Мягкова был прямо-таки влюблён в свой танк. Может быть, «влюблён» — это не то слово, — не раз думал гвардии лейтенант Мягков, говоря о танке, — но он знал: экипаж любит свою машину беспредельно.

На небольшом привале, перед маршем, особенно перед боями, экипаж начинал «вылизывать (так говорили некоторые гвардейцы) своего «Пионера». Снова и снова проверялись пушка, пулемёт, управление, мотор. Проверялось всё, от простого болта, крепящего треки, до мотора и пушки. Танк «Пионер» всегда выделялся особенным зеленоватым блеском. Некоторые гвардейцы шутили, будто лейтенант Мягков натирает танк лаком, другие утверждали, будто он нашёл какую-то особую трофейную зелень, которая не только делает танк красивым, но и спасает его от зажигательных снарядов. Всё, это, конечно, никто не принимал всерьёз, но любовное отношение экипажа к танку «Пионер» в батальоне заставляло и других танкистов подражать комсомольцу Василию Мягкову и его товарищам.

Давно в танковом соединении стало традицией — перед новыми боями читать наказ трудящихся Урала и боевую клятву добровольцев. Гвардии лейтенант Мягков с экипажем, как правило, перед боем повторял наказ пионеров. Этим танкисты как бы напоминали себе о своей неразрывной связи с юными патриотами. Комсомолец Мягков умел вложить в это большой смысл. Особенно после встречи с пионерами на Урале, когда он узнал, как дети любят свой танк «Пионер», командира Бучковского и его экипаж. Эта детская чистая любовь к тем, кто шёл в бой за счастье Родины, за счастье всех детей на земле глубоко волновала его.