Повести и рассказы

— Не надо так, — неопределённо сказал Женя. — Ты бы лучше… Я ведь хорошо знаю немецкий… И арифметику… Ну, мы бы вместе, а ты…

Женя не закончил мысли. Ваня заплакал. Потом снова, глядя в сторону, заговорил:

— Ты ведь мой друг, Женя?

— Друг.

— Ты не скажешь в школе? Никому не скажешь?

Женя молчал. У него сейчас боролись два чувства: жалость к Ване и чувство пионерского долга. В его голове пронеслись мысли о встрече с танкистом Василием Мягковым, сбор пионеров, на котором Ваня рассказывал историю с Дружком, и, наконец, совсем недавний спор об учёбе. Он еще больше взволновался, но сказал уже более твёрдо.

— Понимаешь, Ваня, ведь об этом всё равно узнают.

— Не узнают. Хочешь, я сейчас порву его.

— Ну, рви…

Однако Ваня не порвал дневника. Он сразу вспомнил о маме и, особенно, папе. Совсем недавно папа сказал: «В воскресенье, если только вернусь с завода рано, займусь тобой. Давно мы с тобой не разговаривали». А вдруг он спросит дневник? Как я ему покажу тот, с двойками?

Идя домой, Женя встретил Володю. В одной руке Володя нёс сумку с хлебом и продуктами, а в другой — какую-то доску, поднятую по дороге.

— Это для чего? — спросил Женя, указывая на доску.

— Да у нас дров нет, — просто сказал Володя. — Мы с Серёжей уже в лес ходили, насбирали по вязанке сухих сучьев, но маловато…

Женя знал, что живут Серовы тяжело. Ему, например, нечего о дровах думать, мама живёт при учреждении, в котором работает. У Вани тоже всё есть, а вот им, Володе и Серёже, — другое дело, они сами заботятся о дровах.

— А ты где был? — спросил Володя.

— У Спицына…

— Занимались?

— Угу… — неопределённо буркнул Женя.

— По немецкому? Или по арифметике?

— Да, плохо у Вани с арифметикой.

— Сам виноват, — сказал Володя, и они пошли вместе — им было по пути.

Не терпелось Жене поделиться с Володей тяжкой новостью о втором дневнике товарища. Но как? И Ваню жаль, и утаить совесть не позволяла. Он всё же надеялся, что Серёжа как-нибудь найдёт выход, и рассказал Володе всё, что видел и знал о дневнике.

Сообщение Жени очень взволновало ребят. Они спешно собрались у Серовых и стали решать, как быть. Сначала все очень рассердились на Ваню и хотели придать делу сугубо официальный ход: сам заварил, сам пусть и расхлёбывает. Но тут кто-то сказал, что это в сущности подделка документов, а за подделку документов сажают в тюрьму. Сажать Ваню в тюрьму ребятам всё же не хотелось. Потом ребята хотели посоветоваться с Фёдором Тимофеевичем. (Они всё ещё считали его своим первым доверенным лицом). Но вдруг Фёдор Тимофеевич посоветует отдать Ваню под суд: дело-то не шуточное, подделка дневника, обман родителей.

Срочно вызвали Ваню для личных объяснений. Когда ребята растолковали ему всю тяжесть его проступка, Ваня совсем растерялся, не мог сказать ни одного слова, а только с тоской и мольбой смотрел то на одного, то на другого товарища.

— Ну, вот что, Ваня, — строго сказал Серёжа, — раз уж сам плохо соображаешь, то обещай сделать всё, что мы тебе скажем. Я думаю, ребята, теперь остался один выход: надо, чтобы он на деле оправдал те отметки, которые сам себе выставил. Если оправдает, тогда посмотрим, что делать дальше, а не оправдает — пусть пеняет на себя.

Ваня согласился.

И теперь каждый день после уроков ребята собирались у Серовых. Спицын был послушен, как ручной ягнёнок. Занимались с ним все: Серёжа, Женя, Володя и даже Юра, хотя у него у самого по арифметике больше тройки не было отметки. Навалились на Ваню так, что он за эти недели похудел, но уже кое-что знал. Закрепил в памяти то, что было непрочно.

Экзамены начались. Серёжа сдал русский на пятёрку. Он после окончания пятого класса собирался поступить в ремесленное училище. Большое горе случилось у него: погиб отец в боях за освобождение Украины. Извещение пришло неожиданно, короткое, тягостное. Командир части сообщал на имя Серёжи Серова:

«Ваш отец, Серов Пётр Николаевич, погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими оккупантами за нашу Советскую Родину».

Потом Серёжа получил несколько писем: от командира части, от бойцов, служивших с отцом, но эти письма не успокаивали его, а ещё больше вызывали страданий и горя.

Через несколько дней после траурного извещения при шла небольшая посылка. Там были личные вещи отца и орден «Отечественной войны первой степени». Несколько дней Серёжа ходил в каком-то тягостном тумане. В доме плакали все: тётя, Володя, Серёжа, а когда узнали о печальной вести Ваня, Женя и Юра, слёз в доме стало ещё больше. В тот же вечер пришёл к ним и старый учитель Фёдор Тимофеевич. Он просидел с ребятами допоздна, много и хорошо говорил, успокаивал, как мог, Серёжу и посоветовал ему итти учиться в ремесленное. Другого выхода у Серёжи не было. Или бросить учёбу в школе и поступить на работу, или итти в ремесленное, чтобы приобрести себе специальность, а потом учиться в вечерней школе. Мама Володи худенькая, уставшая от работы, забот и горя, всё время успокаивала Серёжу, говорила, чтобы он продолжал учиться в школе и жить у них. «Как нибудь потерпим, переживём», — говорила она по-матерински искренне, но Серёжа понимал, что жить им будет очень тяжело. Дядя на фронте, они учатся, а тётя одна работает. Им постоянно нехватало денег, которые зарабатывала мама Володи. Правда, они получали по двум аттестатам, от папы Серёжи и папы Володи, и всё же кое-как сводили концы с концами. А сейчас положение усложнилось. Кто знает, когда кончится война, когда Серёжа получит пенсию, как всё сложится, — ведь у него не стало отца, не стало надежды на его возвращение.

Сразу возмужал Серёжа Серов. Он стал серьёзнее, оставил обычные игры с товарищами и только знал школу, пионерскую работу, дом. Кончит учёбу в школе, бежит домой, садится за книги.

Любил Серёжа вечерами, после домашних уроков, сесть с баяном у дома и поиграть задушевные песни. Но и к баяну он не притрагивался с тех пор, как пришла весть о гибели отца.

Скучно стало ребятам без Серёжи. Реже они собирались, позади остались их военные игры, интересные споры. И всё из-за войны, которая принесла так много горя каждому из них. В горе Серёжи ребята как-то особенно явственно ощутили войну.

Первый экзамен Вани волновал не только его, но и друзей. Серёжа, Юра и Женя пришли в школу с волнением за товарища. Проверялась их работа, их товарищеская помощь, её результаты.

— Ты не робей, Ваня, — успокаивал Серёжа, когда начался экзамен.

Ваня попал с первой половиной класса.

— Сдашь, только лучше думай, — подбодрил Женя. Он особенно хотел помочь Ване, так как считал себя как бы несколько виноватым за то, что рассказал о его втором дневнике.

Ване попала самая тяжёлая для него задача на проценты. Его полное лицо, как всегда в трудную минуту, залилось румянцем. Он сел на место и начал обдумывать, а за партами волновались его друзья.

Исписанный листок Ваня подал учителю несмело, с сомнением. Ему казалось, что решил он не всё правильно. Его листок тут же начали проверять. Спицын стоял у стола и смотрел на классного руководителя. Когда учитель арифметики взял его листок — дрогнуло сердце. Однако по взгляду учителя, по его тихому разговору с классным руководителем Ваня понял, что примеры у него, кажется, решены.

— Молодец, — сказал классный руководитель и что-то записал в ведомость.

Ваня подумал: «Наверное, тройка». Но учитель объявил:

— Хорошо решил, Спицын.

Первую минуту Ваня не поверил учителю. Вернее, не то, что не поверил, а не совсем понял. Он не отходил от стола, хотя был уже свободен. Учитель понял Ваню, посмотрел на него и добавил:

— Поздравляю, Спицын, с четвёркой!

Как только закрылась дверь класса, Ваня громко, на весь коридор, отрапортовал:

— Ур-ра, четвёрка!