Страница 3 из 10
Глава 2.
"Субмарина U-666 "Дракон Апокалипсиса"
Я, бывший корветтен-капитан7 кригсмарине, бывший командир U-56, чёртова счастливчика, У-бота по прозвищу "Чиндлер", кавалер Рыцарского креста Отто фон Шторм, ныне проклятый изгой, объявленный военным преступником за то, чего никогда не совершал: подлые убийства, расстрелы беззащитных моряков и гражданских лиц, экипажей торпедированных мной союзнических кораблей и судов.
Осенью 1942-года в Южной Атлантике "Чиндлер" под моим командованием торпедировал и потопил английский транспорт "Лакон"8. Эта посудина, как выяснилось позднее, перевозила чёртову уйму народа: английских солдат, гражданских с женщинами и детьми и, главное, итальянских военнопленных с их польскими конвоирами. Получалось, что я уже почти, что отправил на дно порядка тысячи пленных солдат-итальянцев, союзников Германии. В общем, повезло мне потопить несчастный Ноев Ковчег, где всякой твари по паре. Только вот вместо зверей и птиц были живые беспомощные люди. Как офицер и человек чести я поступил так, как должен был поступить. В перископ я наблюдал, как сотни людей, спасая свои жизни, дерутся за места в шлюпках, видел барахтающихся в воде и тонущих пассажиров транспорта. Несколько раз я замечал искажённые страхом детские лица. Положение осложнялось тем, что дело происходило в трех сотнях миль от побережья Западной Африки, в кишащих акулами местах. Несколько кривых и острых, как широкие йёменские кинжалы-джамбия, плавников, даже попались в окуляр моего перископа. Мною было принято решение о всплытии и начале спасательных операций.
Вскоре лодка представляла собой настоящее вавилонское столпотворение. "Чиндлер" был заполнен спасёнными до отказа, и даже на палубе не было свободного места. Радист по моему приказу передал в эфире на открытых частотах радиопризыв. В нём были наши координаты и просьба ко всем находящимся поблизости кораблям и судам (вне зависимости от национальной принадлежности) прибыть к месту нашего нахождения, чтобы принять на борт терпящих бедствие. Через сутки подошёл французский эсминец, направлявшийся по приказу маршала Петена9 из Гвианы в Тулон, и стал принимать на борт людей. Однако народу было слишком много, и большая часть осталась на месте. На следующий день к нам на помощь прибыла итальянская субмарина. Увидев соотечественников, всполошились пленные итальянцы. Они находились в двух, связанных вместе шлюпках. Их, видимо по инерции, продолжали охранять польские конвоиры. Итальянцы стали бросаться за борт, чтобы доплыть до своего корабля. Поляки же принялись колоть их штыками и нескольких закололи насмерть. Мне пришлось лично вмешаться, чтобы прекратить эту бессмысленную бойню. Я прокричал в рупор, что если начальник польского конвоя не уймёт своих ретивых подчинённых, то я лично выброшу за борт, на радость акулам, всех конвоиров и его первым.
На третьи сутки подошли два наших У-бота и взяли часть людей к себе на борт, ещё часть пересадили на спасательные надувные плоты. И опять всё ещё много народа осталось ожидать помощи. Наступил день четвёртый. С нами на связь вышел ещё один француз, большой военный корвет, так же направлявшийся в Тулон по распоряжению вишистского правительства Франции. Позже стало известно, что по приказу маршала Петена в Тулоне была затоплена большая часть французских военных кораблей, с тем, чтобы они не достались ни союзникам, ни силам Оси. К вечеру четвёртого дня появился этот проклятый американец, бомбардировщик В-24 "Либерейтор ". Я приказал растянуть на палубе белое полотнище с красным крестом и просигналить проблесковой лампой о том, что мы ведём спасение союзнических солдат, а так же детей и женщин, но американца это не остановило. Эти подонки сбросили бомбы прямо на красный крест, покалечив и убив множество народа: и несчастных гражданских англичан и, собственно, солдат союзной им армии. "Либерейтор " улетел, но только для того, чтобы пополнить боекомплект и, вернувшись продолжить своё подлое и кровавое дело. Опять были жертвы. Кроме того, хотя американец и не был снайпером бомбометания, "Чиндлер" всё-таки получил повреждения. Мне не оставили выбора, пришлось высадить спасённых на все имевшиеся плавсредства и срочно уходить на погружение, спасая лодку. Воистину ни одно доброе дело не остаётся не отомщённым. Благородство дорогое удовольствие, часто дороже жизни, но ни экипажем, ни субмариной я рисковать не имел права. После этого случая командующий кригсмарине гросс-адмирал Дениц пришёл в ярость и под угрозой трибунала запретил всем командирам У-ботов всплывать и спасать людей с торпедированных ими кораблей и судов.
В сорок третьем наш подводный флот понёс тяжкие потери. К концу этого, чёрного для нас года, погибло 245 наших подлодок. Причин тому было много: захват союзниками последней модели шифровальной машинки Энигма, появление противолодочного оружия нового поколения (многоствольный миномёт "Хэджкок", акустические торпеды, поисковики подлодок, реагирующие на магнитное поле) и, самое главное, то, что союзники понастроили несметную армаду военных кораблей и транспортов. Они просто давили нас численным превосходством. На каждый потопленный нами корабль они отвечали спуском со стапелей на воду четырёх новых. Погибла большая часть моих друзей, воинов и офицеров не понаслышке знакомых с кодексом чести немецкого военного моряка. Появились новые люди, молодые командиры, головы которых были набиты идеями национал-социализма и осознанием того, что честь и благородство всего лишь пустые звуки, вредные архаизмы, мешающие установлению господства избранной арийской расы к коей они себя, безоговорочно причисляли. Мало кто из них был трусом, в подводники такие не идут, но по моему наблюдению личная смелость нисколько не мешает человеку являться одновременно законченным мерзавцем. На флот пришли молодые люди, очарованные злом, сатанинскими эманациями, пронизывающими всю демагогическую доктрину Гитлера. Большинство из нового пополнения подводников (а это были исключительно добровольцы) отбирались из активных членов НСДАП. Таких как я, просто выполнявших свой воинский долг перед Германией, учитывая былые заслуги, оставили в покое и не требовали вступления в партию. Новички, которые теперь составили подавляющее большинство, общались с нами с подчёркнутым уважением и едва скрываемой снисходительностью. Так обращаются с заслуженными стариками, выживающими из ума, прощая им их стариковские странности, вроде разговоров о чести офицера и моряка и таком смешном и нелепом понятии, как благородство. После одного или двух боевых походов с многих из них слетала эта идеологическая шелуха. Хлебнув лиха, они становились более человечными, но были и упёртые фанатики-наци и развращённые войной индивиды с ущербной психикой и откровенно садистскими наклонностями. Они, не стесняясь, хвастались, как после торпедирования какого-нибудь союзного корабля или судна всплывают и лично или с помощью желающих поразвлечься членов своего экипажа, расстреливают из палубного орудия, пулемётов и автоматов беззащитных спасающихся людей. Эти сучьи дети специально брали с собой в поход дополнительное стрелковое оружие и запас патронов. Особым шиком у них считалось стрельба по живым мишеням из снайперской винтовки. Часто по пьяному делу они трепались, что ради забавы расстреливают нейтралов, мелкие суда и даже французские рыбацкие баркасы, записывая их в корабельный журнал, как неприятельские. Таких офицеров в нашей среде стали называть "СС-маринен". Их были считанные единицы, но по их "подвигам" судили обо всех немецких подводниках.
С одним из таких маньяков мне, к моему несчастью, не повезло близко познакомиться на нашей базе У-ботов, что располагалась в городке Сен-Мэло, в Бретани, на северо-западе Франции. Ещё раньше я впервые столкнулся с этим офицером в Берлине, когда сам Дениц награждал группу лучших подводников за прошедший боевой год. Его звали Гюнтер Прус, а за неприятную, словно грубо вырезанную из дерева физиономию с массивной челюстью, он получил прозвище Щелкунчик. К тому же, Гюнт являлся "счастливым" обладателем скрипучего, как несмазанная дверь голоса, плюс бесподобного по отвратительности, словно воронье карканье, смеха. Его смех, да и само его лицо показались мне тогда смутно знакомыми.