Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 279 из 1067



Фрейя едва слышала его. Единственное, что она видела, было мимолетное видение гиганта в бронзовом доспехе, шагающего через огненные завесы, разрывающий все в пределах досягаемости своей ужасной хватки. Затем перед ним оказался человек, смертный, дерзко стоящий перед приближающимся адом. Он стоял между двумя волками, громадными и вырезанными из гранита. Хотя их морды застыли в рыке, они были неподвижны и бессильны.

Видение исчезло, и напряжение с яростью битвы в Печати Борека вернулось.

— Отец! — закричала она, осознав, что увидела.

Ее оружие загремело о землю, выпав из дрожащих рук. Солдат сделал последнюю попытку оттащить ее. Остальное отделение было уже во многих метрах позади, отступая под сильным огнем к назначенной точке сбора.

— Мы должны идти! — настойчиво закричал он.

— Он погиб! — она задыхалась, ее душило неведомое прежде горе. Слезы кололи ей глаза, горячие и жгучие. — Милость Всеотца, он погиб!

Тогда кэрл сдался, позволив ей упасть на камни, и побежал к своим товарищам. Фрейя опустилась на землю, не обращая внимания на бойню вокруг нее. Перед ней Волки сражались в последней, проигранной битве с безжалостным врагом. Линия сражения приближалась. Скоро она захлестнет ее, как волна, омывающая песок.

Ей было все равно. Она даже не обратила внимание. Ее мир раскололся под ее ногами, уничтоженный смертью человека, который дал ей все. Долгие дни изнеможения вдруг взяли свое, сокрушив оставшийся в ней дух.

Он погиб.

И когда оборону у Печати Борека, в конце концов, прорвали, а десантники-предатели, наконец, пошли на штурм великого бастиона у основания цитадели Русса, Фрейя Морекборн, свирепая дочь и воин Фенриса, упала на камни, безразличная ко всему, кроме видения смерти.

Она оставалась там, пока на нее не упала тень. Тень одного из многих могучих воинов, которые пришли в Этт с одной целью — убивать. Когда он навел свое оружие, она даже не подняла голову.

Магнус стоял в Клыктане. Его мантия была охвачена огнем, который медленно затухал, как и убывал триумф от его восхождения. По огромному пространству все еще разносилось эхо стихающей огненной бури, но орудийные вспышки давно исчезли. Пол был устлан телами и расколотыми орудийными ящиками, которые частично скрывали стелющиеся по нему рваные клубы дыма. Фреки и Гери были разбиты, их конечности лежали среди обломков баррикад, как сгоревшие приношения.

По широкому пространству каменного пола двигались в плотном строю отделения рубрикаторов, готовясь к броску наверх. Стража Шпиля была занята демонтажем оставшихся укреплений и ремонтом самых серьезных повреждений лестницы. После ее падения верхние уровни Клыка лежали открытыми.

Магнус знал, что должен сделать. Он разрушит шахты и туннели, направляясь к самой вершине и прокладывая огненный путь через содрогающуюся гору. Затем он ворвется на вершину, приняв образ повелителя разрушения, и будет смотреть, как его сыновья разрывают на части остатки цитадели. Разрушение будет полным и непоправимым, подходящим ответом на опустошение Тизки. К моменту его ухода, Клык будет пустыми, непригодными для жилья руинами.

Но пока он отложит это. Оставалось одно дело в Клыктане, то, что он предвкушал многие столетия.

Магнус подошел к гигантской статуе Русса.

Он должен был согласиться — образ обладал большой схожестью. Беспощадная энергия его генетического брата была идеально отображена. Приблизившись к статуе, Магнус вытянулся в росте. Когда он остановился перед изваянием, его голова была на той же высоте. Они стояли лицом к лицу, как на Просперо. Магнус посмотрел в невидящие глаза своего старого врага и улыбнулся.

— Ты помнишь, что сказал мне, брат?

Магнус говорил вслух, его голос был отчетлив и могуч. Пальцы судорожно вцепились в бока, жаждущие того, что должно случится.





— Ты помнишь, что сказал мне, когда мы сражались перед пирамидой Фотепа? Помнишь ли ты сказанные тобой слова? Я помню. Твое лицо было искажено. Только представьте Повелителя Волков, чья свирепость исказилась в печаль. И все же ты выполнил свой долг до конца. Ты всегда делал то, о чем тебя просили. Такой верный. Такой упорный. Воистину, ты — цепной пес Императора.

Магнус перестал улыбаться.

— Ты не испытывал удовольствия от того, что делал. Я знал это тогда и знаю сейчас. Но все меняется, мой брат. Я не такой, каким был, а ты… ну, не будем вспоминать, где ты сейчас.

Магнус вытянул руки, схватил каменные плечи статуи, вдавливая бронзовые пальцы в гранит.

— Так что не думай, что делая это, я испытываю те же чувства. Я получу удовольствие от этого. И мне будет приятно видеть твой дом разрушенным, а сынов — рассеянными. В грядущие столетия это небольшое деяние будет вызывать у меня улыбку, незначительное утешение за зло, которое ты причинил моему невинному народу во имя невежества.

Магнус потянул вверх, и гигантская статуя оторвалась от своего основания, с треском сломавшись в лодыжках. Легко обращаясь с колоссальным весом, Магнус повернул статую лицом вверх, и поднес колено к выгнутой спине.

— Я долго ждал этого, Волчий Король. И нахожу этот момент действительно таким приятным, каким я надеялся, он будет.

Одним яростным ударом Магнус сломал спину Русса о колено. Две половины статуи рухнули на камни, подняв медленную волну пыли и камней. Рокочущий звук падения отразился от высоких сводов Клыктана, угасая как рыдания. Голова откатилась, по-прежнему застывшая в гримасе неподвижного гнева, мягко остановившись среди обломков.

Магнус остановился, глядя на останки образа своего врага. Долгое время он не двигался. На его лице было дерзкое удовлетворение, выражение человека, который хочет полностью насладиться долго ожидаемым моментом.

Но за ним, была глубокая боль, боль воспоминания, которую Ариман, несомненно, распознал бы. Там всегда будет боль. Это была трагедия прошлого, содеянного, которое нельзя было вернуть.

С самоанализом нужно было заканчивать. Когда пыль осела на трещинах в стенах Клыктана, Магнус еще раз встряхнул себя. Он знал, что его сыновья с нетерпением ожидают продолжения штурма, а у него перед ними все еще был долг.

— Последний бросок, — пробормотал он, обращаясь к самому себе. — Самый тяжелый из всех ударов.

И он ушел, уменьшаясь на ходу до своего обычного роста, хотя все еще возвышаясь над самыми высокими из своих слуг. За ним шли рубрикаторы и их выжившие колдуны-проводники. Многие погибли, но все еще оставалось несколько сотен воинов, как обычно непреклонных и преданных. Они маршировали со своей обычной жуткой уверенностью, тяжело ступая вверх по склонам к транзитным шахтам. Все они шли за своим отцом, не оставив никого позади.

После их ухода смертные Стражи Шпилей пробрались через руины зала. Они были измотаны многими неделями непрерывных боев, но держались с высоко поднятой головой. Они больше не боялись. Смертные видели, как было повергнуто величие Волков, и это чудесным образом повлияло на их уверенность. Многие из них считали, что все оборонявшиеся космодесантники погибли. Это было обоснованное предположение, вызванное недавними событиями.

Поэтому несколько часов спустя никто из часовых не заметил несколько пар светящихся красных глаз у основания лестницы. Они стремительно двигались в строю преследования. Только когда волчьи когти появились из темноты и гулкий боевой клич громадной военной машины снова посеял ужас среди смертных, стало ясно, что они слишком рано расслабились.

Остались живые Волки, и они охотились.

Глава 21

У Красной Шкуры не было времени восхищаться древними чудесами Зала Аннулюс. В другой ситуации он задержался бы у большого каменного круга, погрузившись в созерцание символов, вырезанных на нем. В текущих обстоятельствах это будет излишним. Он знал, что враг идет по пятам, вычищая транзитные шахты и туннели как приливная волна. Они будут здесь скоро, готовые закончить то, что начали.