Страница 2 из 3
«Мы накануне решительных схваток… Надо отстоять, укрепить и развить демократию… Народную… В прошлом году мы им сказали решительно: „НЕТ“, – Жаклин всегда делает при этом серьезное лицо, и это ей очень идет. – Тем, кто, как в дурацком рейхе, решили, что пришло их время… О! У нас в феврале здесь в Париже с фашистами дрались не на шутку… Не то что у вас там в Тулузе».
Ладно, я не обидчив. Я, как все мы, встревожен. Особенно после всего увиденного сначала в казарме, а потом, проездом в Берлине: успехами глупенького шовинизма, преследованием инакомыслящих, бряцаньем оружия.
Гудит растревоженный Латинский квартал. Причин для волнения уйма. В стране экономический спад, безработица, коррупция. А там – реваншистский вермахт, однопартийная диктатура. И книги на кострах! Вождизм! И все это на границе с беспечной Францией-победительницей.
Все чаще здесь ссоры и раздоры. На факультетах, в кафе, на собраниях.
– Бедная Франция! Довели проклятые политиканы!
– Не мы одни против Гитлера!
– Военное превосходство – вот что нам нужно. Единство!
– Линия Мажино[4]! Эх, кролик! Это же линия имажинер[5] (игра слов).
– Нет, Франция сильна своей демократией, свободой…
– Свободой бастовать?
– Когда надо!
– Когда не надо!
– Ставленник Гитлера, кагуляр[6]…
– Агент Москвы!
… И в воздух летят сорванные береты, мелькают палки…
А в нашей лаборатории тепло и тихо. Тепло, как в теплице, и тихо, как на захватывающей лекции перед очередной рекреацией[7].
Только за соседним столиком позвякивают пробирки, склянки. Как всегда по утрам – с тех пор, как я здесь, с октября тридцать пятого.
Фитопатологическая лаборатория Национального агрономического института.*6
Недолго листаю пухлую тетрадь. Торопливые прерывистые записи… лекции, лекции-гипотезы, положения, результаты опытов. Формулы, формулы без конца. И снова задумываюсь.
«Почти пятую часть урожая отнимают у человечества болезни культурных растений…» – из лекций профессора Бертрана[8], нашего шефа. Сейчас скрипнет дверь и начнется утренний обход. Он опять, наверное, будет жаловаться: не дают средств на развертывание исследований.
Габриэль Бертран.*7 Медаль, отлитая к 50-летию его научной деятельности в 1938 г.
Нет, все же чудесно, что специализируюсь в Национальном! Как часто об этом мечтал. Там, на последнем курсе агро – в Тулузе, но чаще – на военной службе в Латвии-«Клятвии». Где-нибудь в карауле, на отдаленном от крепости пороховом складе. Снимешь тяжеленную немецкую каску, усядешься на нее поудобнее, надоевшую английскую винтовку, прозванную «Розенфельд кундзе[9]» – к стенке порохового погреба-склада, и начинаются сны наяву!.. Чудесно! Диплом агронома и специальность фитопатолога. Солидно! А какой простор для деятельности там, на родине, на благо человека в борьбе со злом!
Вот только время летит. А ведь вот-вот получу благоприятный ответ. Из Советского консульства в Риге. А годы идут. И как-никак – двадцать четвертый. Надо стремительнее, энергичнее нагонять упущенное за этот потерянный год, год игры в солдатики. Энергичнее, настойчивее, со всей страстностью – нагонять, вбирать, абсорбировать.
Конечно, кое-что в моем активе есть. Доклад о советской агробиологии прошел гладко («па маль» – неплохо – вердикт шефа). Но до отдачи еще далеко, отдачи будущего исследователя. Знаю, знаю, надо бы побольше дисциплинированности ума, усидчивости и знаний, навыков, опыта.
А тут еще новая моя страсть – политика. Как с ней быть? Существует ведь основной курс, курс немедленного облагодетельствования человечества. Путем замены прогнившего капитализма, освобождения трудящихся. А буржуев – их на изолированный остров, пусть трудятся. Курс на пролетарскую революцию. Путем всеобщей политической стачки.
И как все это соединить, как слить – любовь к науке и эту страсть, научную объективность и политическую нетерпимость – ненависть к врагам пролетариата, любовь и ненависть.
И что перевесит? Что будет первенствовать?.. Нет, к черту сомнения. Живу, значит, чувствую. Люблю и ненавижу. Их можно объединить – мечту и борьбу. На то я и комсомолец. И недавно выбран в бюро нашей секции.
Мне только так казалось, что здесь, как в нашей тихой Тулузе, политика – за порогом института. Так казалось первое время. Пока не увидел кимовские[10] значки. У Жаклин, еще у немногих коллег. Пока не узнал, каких политических взглядов мой коллега – второй лаборант.
Так казалось, что там за окнами института – борьба, рознь, кризисы, забастовки, а здесь – Храм Науки – свой монастырь, свой устав, свои сенсации.
А в действительности та же рознь, та же борьба – на каждом шагу. За внешней вежливой благожелательностью – отчужденная настороженность. Метэк – что ему здесь надо? Бедная Франция… засилие красных… понаехали со всех сторон делать у нас революцию…
Вот нас всего двое, но мы уже непримиримые враги. Не то чтобы дружить – разговаривать не о чем с монархистом, с отпетым реакционером. Нет, до чего противный тип. Тонкие усики по последней моде. Ни налета загара на надменном лице – настоящий буржуй.
…Только среди своих и отходишь… Зашел тогда разговор – когда знакомились… единственный и последний… не о температуре в шкафах или составе агара[11] в чашках Петри[12] … как в последнее время, а о другом…
О том, куда я после специализации собираюсь… домой, в Латвию? Или… в колонии? Мерси[13]! Я поеду в Москву… О-o-o-o! В Москву… к большевикам!… Усики передернулись и глаза помутнели, колючими такими стали, как иголки под ногти. А после паузы, уже со злорадством (невежда!): «А Вас там прямо в подвал ГПУ[14]!» Ведь вот же до чего он распропагандирован! Наверное, никак аннулированных царских долгов забыть не может… золотого займа царю Гороху… у его батюшки, видите ли, акции русского займа… а кровь наших армий[15], спасших Париж, Францию?
Нам не о чем говорить. И незачем ему разъяснять, что все разговоры про эти подвалы – белогвардейские враки и клевета. И что никаких преступлений перед родиной я не совершил и потому наказания не жду. Наоборот – это товарищ из Советского консульства в Риге мне говорил – родине нужны специалисты.
И что я отнюдь не рюсс блан[16] (белый)… никто в нашей семье никогда им не был; а отец, он даже в Октябрьскую был в Красной гвардии…. И что будь он в живых, все для меня сложилось бы иначе. Но он умер – в двадцатом. А мать в двадцать четвертом вышла вторично замуж за латвийского подданного и вот так получилось – уехала вместе с нами за ним в Ригу. А то, что в Риге, как и здесь, в Париже, далеко не все русские белые – не все забыли и предали родину… это тоже факт. И еще много того, чего он не поймет…
«L’Action française», 23 февраля 1936 г., стр. 1.
4
Система французских укреплений на границе с Германией.
5
Воображаемая.
6
Член тайной профашистской Секретной организации национально-революционного действия.
7
Рекреация – перемена, перерыв между занятиями.
8
Габриэль Бертран (17 мая 1867 – 20 июня 1962) – известный французский биохимик, профессор, академик. С 1905 по 1936 г. – профессор факультета наук Сорбонны, с 1900 по 1962 г. – научный сотрудник Института Пастера.
9
Госпожа Розенфельд (винтовка «Росс-Енфилд» образца 1914 года).
10
Коммунистический интернационал молодежи (КИМ) – международная молодежная организация, секция Коминтерна, существовавшая с 1919 по 1943 г.
11
Агар-агар – продукт, получаемый из водорослей, образующий в водных растворах плотный студень.
12
Чашка Петри – лабораторная посуда в форме невысокого плоского цилиндра, закрывающаяся крышкой подобной же формы, но несколько большего диаметра. Ее изобрел в 1877 г. немецкий бактериолог Юлиус Рихард Петри. Чашки Петри широко используются в микробиологии для культивирования колоний микроорганизмов. Для этой цели чашка Петри заполняется слоем питательной среды, на который производят посев культуры микроорганизмов.
13
Спасибо.
14
ГПУ – Государственное политическое управление при Народном комиссариате внутренних дел. Было создано 6 февраля 1922 г. для обеспечения государственной безопасности, борьбы с контрреволюцией, шпионажем и чуждыми Советской власти элементами.
15
В 1916 г. по просьбе союзников Россия отправила во Францию четыре бригады общей численностью 750 офицеров и 45 тыс. солдат. Две из них были посланы воевать в Македонию, а две другие участвовали в боях во Франции в регионе Шампань-Арденны вплоть до Февральской революции 1917 г. Особенно отличились русские войска в тяжелых затяжных сражениях в районе форта Помпель вблизи Реймса. За время боевых действий погибло более 5 тыс. русских солдат, унтер-офицеров и офицеров.
16
Русский белогвардеец.