Проект "Плеяда"

Хозяин парохода зарабатывал на жизнь тем, что отвозил пассажиров с Зеи в Благовещенск — высадив Алису и остальных, он, как поняла Наташа должен был забрать группу канадских золотоискателей. Может ему и приплачивали большевики, но, скорее всего он работал не за страх, а за совесть, искренне ненавидя оккупантов. Судя по всему не один он занимался на Зее подобным извозом — навстречу им то и дело шли разные суда, со многими из которых капитан Шурыгин обменивался приветственными гудками. Пару раз попадались и менее безобидные «кораблики»- Наташа помнила, как вспыхнуло ее лицо надеждой, когда навстречу «Гольцу» двинулся сторожевой катер — явно из состава бывшей Амурской флотилии. Сейчас же над ним развевалась не красная тряпка, а темно-зеленое знамя со Спасом — флаг Амурского казачества. Охранявших Наташу Петра и Николая этот корабль изрядно переполошил — только что мирно дегустируя капитанский ханшин, оба подскочили словно подброшенные пружиной. Cбив девушку на пол, мужики навалились сверху, не давая ей подняться.

— Пикнешь — прирежу, — побежал Петр, приставив к горлу Наташи нож. Для надежности он еще и заткнул ей рот ладонью. Однако неказистый пароход, как видно, не привлек внимания речной полиции и катер проследовал мимо, даже обменявшись гудками. Часа через три на реке появился второй полицейский катер, но все повторилось по той же схеме.

Похоже ситуация изменилась — подняв Наташу с койки, Алиса собиралась сойти на берег не в Зее, а где-то раньше. В тесную каюту вошли Николай и Петр — с хмурыми, какими-то помятыми лицами, словно с похмелья или недосыпу. Скорее второе — вряд ли Алиса позволила бы им сейчас пить. И действовали они слажено и споро — ловко вздернули Наташу на ноги, скрутили ей сзади руки кожаным ремнем и вытолкали из каюты.

«Голец» пришвартовался к берегу, на который уже были спущены сходни. Капитан Шурыгин стоял у штурвала, на изрытом оспинами лице не отражалось никаких эмоций. Лишь, когда мимо него провели Наташу, в глазах мужчины снова промелькнула жгучая ненависть и он смачно сплюнул за борт. Красноармейцы провели Наташу на берег, вслед за ними легко сбежала и комиссарша.

— Отличная работа, товарищ Шурыгин, — Алиса развернулась к хозяину парохода, — Родина тебя не забудет. Надеюсь, встретимся еще.

— Все там будем, — хмуро ответил капитан, глаза его неотрывно смотрели на реку. Неожиданно на его лице отразилась тревога.

— Черт! В лес быстро!

Из-за одного из островов вынырнул патрульный катер под уже знакомым флагом Амурского казачьего войска. Шурыгин метнулся в рубку, заработал мотор и неказистое суденышко, стало разворачиваться навстречу, стараясь загородить корпусом стоящих на берегу людей.

— Давай в лес! — Алиса грубо толкнула в плечо Наташу, одновременно послав бешеный взгляд остальным. Катер был слишком далеко, чтобы его экипаж мог разглядеть четырех людей на берегу. Так что у «Гольца» были все шансы отделаться легким испугом — с катером их разделял еще почти километр, когда Алиса, с двумя ее подручными, пинками и угрозами загнали пленницу под лесной полог.

Весь день они шли вдоль Зеи, то подходя близко к реке, то удаляясь в чащу. Последнее приходилось делать все чаще: к вечеру разнообразные суда появлялись на реке чуть ли не каждые полчаса — и в одиночку и небольшими группами. Большинство из них были явно гражданскими — даже на берегу слышались разносящиеся по реке пьяные крики на разных языках, звуки музыки. Судя по нескольким презрительно-неприязненным замечаниям Алисы, это были золотодобытчики, торопящиеся спустится к Благовещенску, чтобы сесть на поезд в Хабаровске и успеть на праздник.

Ближе к вечеру на реке стало появляться все больше кораблей под флагом Амурского войска, а когда почти стемнело и на другом берегу реки засветились огни города — видимо той самой Зеи — по реке прошел военный катер под знаменем Восходящего Солнца.

— Назад! — прошипела Алиса, больно вцепившись ногтями в руку Наташи. Та опустила голову, скрывая злорадство при виде явного страха на лице коммунистки. Больше впрочем, причин для радости у девушки не нашлось — теперь ее уводили от реки, по левому берегу которой высокие холмы постепенно переходили в горы хребта Тукурингра, поросшие лиственницей, черной березой и монгольским дубом. Под одним из таких деревьев они и заночевали. Наташу сторожили по очереди, давая выспаться только одному из ее конвоиров. Сама девушка почти не сомкнула глаз — ей было слишком холодно и страшно.

Утром они вновь двинулись в путь.

Путь их был не из легких: приходилось то карабкаться вверх, продираясь сквозь заросли рябинника, смородины и спиреи, то спускаться в долины небольших рек. Порой межгорные впадины разрастались в заболоченные равнины-мари, где приходилось идти с большой осторожностью, чтобы не провалится в трясину обманчиво прикрытую зеленым ковром из мхов. С поваленных лиственничных стволов прыгали большие серые лягушки с кроваво-красными пятнами на животе, переползали ящерицы и углозубы, бесшумно струились болотные змеи. А после марей приходилось опять карабкаться в горы. За все время перехода они останавливались только трижды — перевести дух, перекусить сухим пайком, запивая водой вскипяченной в старом котелке, нашедшемся в одной из сумок.

К вечеру с вершин спустился белесый туман, порой застилавший все так, что Наташа с трудом различала своих пленитилей. Она надеялась, что возможно ей удастся сбежать, однако вокруг было слишком темно и страшно, чтобы у Наташи хватило на это духу. К тому же Алиса, понимая о чем думает ее пленница, вцепилась в ее руку словно клешней, время от времени тыкая в бок пистолетом.

Перевалив через очередную, особо высокую гору, трое сотрудников НКВД и бывшая советская докторша спустились к широкой реке, текущей откуда-то с гор. Из разговоров Наташа поняла, что это и есть, неоднократно упоминавшийся Гилюй. Горная река шумела на перекатах и порогах, где-то внизу впадая в Зею. Николай принялся разжигать костер из вынесенного на берег топляка, а Петр и Алиса стояли на берегу. Наташе было позволено сесть и едва ее ноги коснулись земли, она без сил повалилась в густую траву.

Проснулась Наташа от двух вещей: во-первых, продрогнув до костей — пусть кто-то и заботливо перенес ценную пленницу поближе к затухающему костру. Во-вторых, вокруг находилось явно больше людей, чем трое: сквозь шум реки пробивались разные голоса, мужские и женские, трава шуршала от шагов множества ног.

— Говоришь, Семен, Зея на ушах стоит? — послышался голос Алисы.

— Спрашиваешь, — откликнулся незнакомый мужской голос, — две японские роты и казачий полк нагнали. Никого не велят не впускать, не выпускать, розыск объявили. И приметы называют — особенно хорошо девку эту расписывают. И не только военные там, но и охранка японская, Кэмпэйтай — Шурыгина уже взяли. Вовремя вы мимо Зеи проскочили.

Наташа открыла глаза и увидела, что помимо ее вчерашних спутников ее окружают не меньше десяти мужчин, обвешанных оружием с ног до головы. Большинство было русскими или по-крайней мере славянами, — пару раз ухо Наташи уловило украинский говор. Но были тут и двое китайцев и эвенк, разделывавший у костра тушу какого-то животного. В отличие от своих спутников одетых в разные вариации советской формы, на таежном аборигене был традиционный летний халат эвенков из черного сукна.

«Повстанцы!» — мелькнуло в голове у Наташи. Она знала, что Зея и Тында были крайними форпостами, где оккупационные власти чувствовали себя более-менее уверенно. Дальше на север начинались горы, представлявшие собой своеобразную «подушку безопасности» пролегшую от Зеи до Алдана за которым начинался «Якутский фронт». Собственно фронтом это называлось чисто формально — на самом деле у Советов, ведущих тяжелые бои на Урале и в Прибайкалье, не было возможности держать здесь сколь-нибудь крупные силы. Впрочем, и японцы с канадцами не горели желанием наступать за Становой хребет и дальше по якутской тайге, так что установилось некоторое позиционное затишье. Орудовали тут в основном бесчисленные отряды «красных партизан» с которыми с переменным успехом боролись японские и казачьи каратели.