Проект "Плеяда"

Чуть позже Илта лежала на подушке, прислоненной к спинке кровати, борясь с вновь подступающим сном. Рука ее лениво ворошила светлые волосы Ольги, прижавшейся щекой к смуглому бедру.

— Ты и вправду дворянка? — зевая, спросила куноити.

— Угу, — кивнула Ольга, — чистейших кровей, хоть сейчас пробу ставь. Отец генерал, мать до замужества даже фрейлиной при императрице была.

— А тут как оказалась? — невольно заинтересовалась Илта. Ольга пожала плечами.

— Да, как и все, — отец у Колчака служил в Гражданскую. В девятнадцатом отпросился в отпуск, чтобы жену в Харбин вывезти — знал Хорвата еще до войны. Возвращаться не стал — Восточный фронт повалился, чехи Колчака сдали. Поселился тут, да и помер скоро, от ранений. Ну, а потом и я подросла.

— Чтобы пойти в шлюхи? — усмехнулась Илта, — с дворянской честью как?

— А никак, — хмыкнула Ольга, — жить всем охота, некоторым даже красиво. Мать бы и сама пошла, только старовата уже. Ее то в фрейлины сам Григорий Ефимович протолкнул, а до того она в его общине «богородицей» была, там уж всякое было. Я то с ранних лет с «людьми Божьими» в радениях участвую, мне проще, чем многим.

— Ах, вот оно что? — с интересом протянула Илта. О русской хлыстовщине она знала от эмигрантов, но никак не думала встретить в Маньчжурии приверженцев этой секты.

— Ну да, — воодушевленно кивнула Ольга, — в Харбине уже несколько «кораблей» есть, а теперь и тут будет. Йошико на наших радениях часто бывает — говорит, чем-то на их веру похоже. Она говорит — надо побольше молодежи в общину привлекать. Будем всю эту пионерско-комсомольскую ораву отвращать от большевизма Любовью Христовой.

Илта усмехнулась — ну да, политика Японской, так же как и Британской империи и Третьего рейха, основывалась, среди прочего и на использовании религиозного многообразия населения бывшего СССР, в частности и деятельности различных сект. Так что хлыстовство, с его экстатическими «радениями» и впрямь могло прийтись по душе маньчжурской шаманке и резиденту японской разведки Йошико Кавашима. Мысли ворочались в голове тяжело, думалось вяло. Илта зевнула еще раз, глаза у нее слиплись окончательно. Положив руку на затылок Ольги, она легонько подтолкнула ее вперед. Та, поняв, что от нее требуется, коснулась языком увлажнившейся плоти. Засыпая под ласкающие движения языка между ног, Илта еще успела подумать, что если она и умрет сегодня от яда фугу, последние минуты ее жизни будут весьма приятными.

Наташу разбудил жесткий тычок в бок.

— Выспалась, сучка?! — послышался сверху холодный голос, — поднимайся, приехали!

Наташа открыла глаза, сонно оглядываясь по сторонам. Она лежала на тощем, набитом соломой матрацем, валяющимся прямо на грязном полу. Из распахнутого над ней круглого окна поддувал прохладный ветерок, заставляющий Наташу зябко ежиться, кутаясь в рваное тряпье. Из окна слышался негромкий плеск воды, а пол под Наташей слегка покачивался — уж третий день пленница и ее похитители поднимались на небольшом пароходе вверх по Зее.

Над Наташей стояла невысокая, сухопарая женщина, с крючковатым носом и ненавидящими темными глазами. Несмотря на жару, поверх обычной гимнастерки была наброшена черная кожаная куртка, схваченная широким поясом на талии. Черные с уже пробивавшейся сединой волосы охватывала красная косынка. Неуклонно проигрываемая война вновь воскресила типаж более чем двадцатилетней давности — красной комиссарши времен Гражданской войны, беспощадной и фанатичной фурии с маузером наготове.

— Разве уже Зея? — хмуро произнесла Наташа и выглянула в окно.

— В Зею нам нельзя, — отрезала женщина, не забыв ожечь девушку ненавидящим взглядом, — пойдем бережком. Ну, давай, подымай задницу! Разожралась на буржуйских харчах!

Наташа зло покосилась на женщину, но послушно встала.

Три дня назад Наташа очнулась после того, как ей на лицо набросили тряпку с хлороформом в переулке. Превозмогая страшную головную боль, девушка все же нашла в себе силы приподняться на локтях и осмотреться по сторонам. Ошеломленно помотала головой — она словно вернулась во времени на месяц назад. Под ней была жесткая лавка, за окном слышался стук колес поезда, а на скамье напротив сидела черноволосая женщина, рассеяно листавшая тоненькую книжечку. На минутку Наташу охватил иррациональный страх — неужели все это было лишь причудливым сном, привидевшимся ей после похищения из Читы? Неужели настоящий кошмар только начинается.

Заметив движение на койке, женщина приподняла голову и глянула на Наташу. Та поняла сразу две вещи: во-первых, все прошедшее не было сном — женщина была значительно старше Илты, одета в обычный наряд небогатой горожанки из Хабаровска или Благовещенска, а в руках держала не документы Наташи, а тонкое собрание «Избранных цитат Ленина». Во-вторых, Наташе было бы сейчас лучше снова оказаться на пути в логово Сиро Исии, чем угодить в руки Алисы Барвазон, фанатичной коммунистки и безжалостной садистки.

Сейчас Наташа видела ее второй раз в жизни — первый был во время одного из вызовов в Центр. Девушка тогда предъявляла документы на проходной, когда Алиса проходила мимо. На Наташу она бросила лишь беглый взгляд, но даже от него у девушки прошел мороз по коже и она, поспешно отдав честь — у женщины были майорские ромбы на петлицах — поспешила проскользнуть в коридор. Позже, от Берсоева Наташа узнала, что Борвазон — доверенное лицо Сталина, из отборных палачей НКВД. Совсем молоденькой девушкой вступив в РКП (б), уже в Гражданскую «товарищ Борвазон» прославилась расстрелами белых офицеров в Крыму, под руководством самой Землячки. Чем она занималась после этого ходили слухи, один мрачнее другого — известно лишь, что в конце двадцатых Алиса Борвазон закончила спецшколу ОГПУ, а с началом войны оказалась в Особой группе НКВД под руководством Павла Судоплатова. Последний, кстати, был захвачен в результате совместной операции Абвера и МИ-6, при подготовке покушения на атамана Краснова, после чего выдан правительству Украинской державы, где осужден за убийство Евгения Коновальца и расстрелян. Вместе с Судоплатовым бандеровцы ликвидировали всю его группу — Алиса была чуть ли не единственной, кому удалось бежать за линию фронта. Как-то ей удалось оправдаться от обвинений в измене, после чего она и была назначена на должность заместителя руководителя Центра, как и она назначаемого НКВД. Поговаривали, что Вождь прислал ее для лучшего контроля над важным партийным проектом. Видно помимо официальной должности, у ее назначения были и иные, секретные цели — вряд ли она прибыла в Хабаровск именно по Наташину душу. Сейчас глядя в эти ненавидящие черные глаза, девушка могла только проклинать свою эмоциональность, приведшую ее в лапы этой фурии.

За стенами купе послышались шаги, прозвучал негромкий смех и несколько слов на японском. Не успела Наташа даже подумать о том, чтобы позвать на помощь, как Алиса, ухватив с койки подушку, метнулась к пленнице. Ее локоть надавил на горло Наташи и докторша почувствовала, как через прижатую подушку в ее живот тычется дуло.

— Пикнешь, сучка, пристрелю! — прошипела Алиса, ее лицо исказилось лютой злобой.

— Я бы тебя в расход пустила еще в переулке, — продолжала шипеть Алиса, — пару пуль в живот и подыхай в собственном дерьме. Ты мне нужна живой, но попробуешь сбежать, — застрелю прямо тут, подстилка фашистская! Больше они от тебя ничего не узнают, поняла мразь?!

Ее словоизлияния прервал стук открывающейся двери. Алиса рывком обернулась, удерживая пистолет у Наташиного живота. Вошедший в купе был невысоким крепким мужчиной, с русой бородой и серыми глазами. Одет он был также как все в этих краях и все же — по глазам, по манере держаться Наташа поняла, что этот человек не из местных.

— Все в порядке? — отрывисто спросила его Алиса.

— Вполне, — кивнул мужик, усаживаясь на край кровати, — часа через два будем в Благовещенске, может даже раньше.

— Хорошо, — кивнула Алиса, — а что там за япошки были?